Россия как символ тревоги-3. Кризис мирового порядка
Продолжение. Начало читайте здесь...
После Второй мировой войны из мировых империй осталась только Россия (в виде СССР). Колоссальные издержки и трагедии этой войны привели к построению мирового порядка, стержнем которого стали ООН и Совет безопасности (фиксировавший особый статус победителей, имеющих право вето). Если разобраться в реализованной тогда конструкции, то несложно прийти к выводу, что она предназначалась для уменьшения риска столкновений между государствами, для обеспечения «мирного сосуществования» государств, мыслимых вместе с их суверенитетом. Можно сказать иначе: новая конструкция предназначалась для обеспечения незыблемости совокупности суверенитетов, поскольку предполагалось, на основании предшествующего опыта, что главная угроза – войны между государствами (фактически об этом говорят уже статья 1 Устава ООН и первый пункт статьи 2). При этом не принимался в расчет способ появления государств и их поразительное разнообразие. Тому было две причины. Первая: сомнительная процедурная легитимность СССР — одного из главных победителей и силовых инвесторов нового миропорядка – задавала низкую планку требовательности к легитимности появления власти и в других странах. Вторая: стремительный распад мировых империй порождал самые экзотические квазигосударственные образования, в которых власть появлялась не только быстро, но и весьма экстравагантно, по сравнению с европейскими стандартами.
Конечно, 10 декабря 1948 года на третьей сессии ООН была принята Всеобщая декларация прав человека. Но этот вполне достойный документ носил рекомендательный характер. Показательно также, что он был принят на третьей сессии, а не на первой. Неудивительно, что правящие группировки или лидеры стран-членов ООН отличались весьма творческим разнообразием в использовании своего суверенитета: от поедания своих подданных до безудержной коррупции и геноцида собственного народа или отдельных этнических и религиозных групп.
Возможно, создание ООН до сих пор предотвращало новые мировые войны. Увы, мы не можем знать этого наверняка из-за невозможности экспериментальной проверки. Но точно не удалось избежать локальных войн между государствами. И тем более не удалось противодействовать разнообразным и масштабным угрозам правам граждан и местных сообществ, включая право на жизнь, исходящим из двух источников. Первый – сами государства, носители суверенитета, точнее – государственная власть, нарушавшая права своих граждан; второй – различные негосударственные группы (пример – терроризм). Бесспорно, понимание этого возникало. Но попытки компенсировать дефекты исходной конструкции систематически натыкались на принцип незыблемости суверенитета и охраняющее его международное право. И это только одна из сторон кризиса.
Давайте называть вещи своими именами. Принцип незыблемости суверенитета не защищает граждан государств, являющихся носителями суверенитета. Для большинства стран-членов ООН этот принцип защищает незыблемость режимов (лидеров), использующих суверенитет в качестве способа охраны своей политической ренты, эксплуатируемой правящими группировками в ущерб своим гражданам и развитию своих стран. Права граждан при этом становятся жертвой, как и сами граждане.
Мы не вправе обвинять учредителей ООН. Они действовали на основании имеющегося опыта, в том числе – весьма трагического. Для всех было очевидно: войны между государствами становились источником огромных бедствий для граждан. Это было на виду. Конечно, были и другие угрозы. В сороковые годы уже существовал, к примеру, исламский терроризм. Но все это меркло на фоне кошмара Второй мировой войны. Издержки при решении таких глобальных задач неизбежны. Ошибкой становится неготовность и неспособность их исправлять. Это – другая сторона кризиса миропорядка, более опасная.
Довольно часто кризис мирового порядка связывают с кризисом демократий. Это довольно старая песня. Достаточно вспомнить доклад «Кризис демократии», подготовленный в 1974 г. Круазье, Хантингтоном и Ватануки по заказу Трехсторонней комиссии. Прошло более сорока лет, и эта тема возникала неоднократно по разным поводам. Мое мнение: адаптационный потенциал демократий не исчерпан. Они демонстрировали его неоднократно, и тем в большей степени, чем серьезнее были вызовы. Демократии сильны не тем, что избегают ошибок, а тем, что обладают институциональными механизмами их выявления и исправления. Институциональные механизмы работают медленнее, потому, например, что связаны с выборными циклами. Но на длительной перспективе они эффективнее, поскольку основаны на свободе поиска альтернативных решений. Появление докладов, подобных упомянутому выше, частное проявление этого обстоятельства, и характеризует адаптивность демократий в большей степени, чем надвигающуюся гибель этого цивилизационного достижения. Именно по этому поводу Уинстон Черчилль сказал: «Демократия – это скверно. Но ничего получше пока не придумано».
Идеальных институтов в природе не существуют. И все они регулярно сталкиваются с новыми проблемами и вызовами, что нередко воспринимается как кризис. Но это не обязательно кризис института, а кризис столкновения института с новыми вызовами. Существует известная шутка: «Как отличить хорошее растение от сорняка? Надо сильно дернуть. Если выдернулось, то это хорошее растение». Мораль очевидна: есть проблемы, которые опознаются только a posteriori. Мы увидим кризис исчерпания ресурса демократий только тогда, когда обнаружим, что с очередным вызовом они не справились. Не раньше. Пока, как мне представляется, их ресурсы не исчерпаны. Я говорю о демократиях, поскольку довольно очевидно, что бремя поиска нового мирового порядка ляжет в первую очередь на них.
Фотография сайта warspot.ru
