Управлять течением мысли. Жизнь и литература

Путин наконец превратился в настоящего диктатора. С безграничной властью и столь же безграничным самомнением, помноженным на безграничную безответственность. Он может начинать войны, он может заканчивать войны. В его воле взнуздать экономику, в его воле — загнать ее, как голодную лошадь. По щелчку пальцев он может наполнить магазины турецкими товарами и разрешить малое предпринимательство. Но может и вернуть Советский Союз, в смысле очереди и дефицит, что он, собственно, уже и сделал в значительной мере. Он может заседать в одной из первых столиц мира, но может, как Нерон, ее и спалить к чертям. Или взорвать «рязанским сахаром». Он может заявить нечто, что заставит многих покрыться холодным потом и спешно начинать шерстить классику в поисках идеологического подкрепления. А через день — нечто прямо противоположное. Язык-то без костей! Никого это уже не удивляет. Мое удовлетворение связано с тем, что, скорее всего, диктатор Путин движется к финалу своей эволюции. Засим будет только памятник величиной с многоэтажный дом, который благодарные народы тоже когда-нибудь разберут на кирпичи…

Последний инцидент безответственности произошел на заседании Совета по науке и образованию и связан с пикировкой вокруг имени Ленина.

Вообще это не главное, что было на том Совете. Однако досужей до сенсаций публике запомнилась именно пикировка. Тем более что получилась она не из каких-то принципиальных разногласий между валяющимися в прахе подданными и сияющим высоко в небе национальным лидером, а из чистого дефекта коммуникации между сторонами отношений.

Суть истории заключается, по-видимому, в том, что высоколобые подданные из ранее разгромленной Академии наук хотели узнать у царя, чего там дальше будет с финансированием уцелевших. И намекнуть, что неплохо бы царю конкретно этим заняться. В огромной степени присутствующими водили тревога и накопившееся раздражение от происходящего командно-административного произвола, которые лишь искали политкорректные формы выражения. Но оттого, что просители слишком цветисто взялись формулировать свои претензии — через цитирование довольно темной поэмы поэта Пастернака, — вышло у них это не очень хорошо. Получили они ответ не про науку, а про вину Ленина в развале Советского Союза. Хотя, казалось бы, при чем здесь Ленин? Не он же ФАНО создавал.

Подставился член-корреспондент РАН Михаил Ковальчук. Он не нашел ничего лучше, как для красоты речи соединить вопрос про то, собирается ли Путин предпринять какие-то разумные управленческие шаги в связи с кризисом бюджетного финансирования и выпадения российской фундаментальной науки из мирового тренда, с цитатой из антисоветчика Пастернака от 1928 года.

Вы знаете, издалека начал Ковальчук, у Пастернака есть короткая поэма «Высокая болезнь», там он анализирует Октябрьскую революцию и в конце говорит такую вещь про Ленина: «Тогда, его увидев въяве, я думал, думал без конца об авторстве его и праве дерзать от первого лица». А все почему? Потому что «он управлял теченьем мысли и только потому — страной».

И пояснил, на тот случай, если кто-то не понял: «Мы должны найти организации, которые должны управлять течением мысли в конкретных направлениях, и это можно сделать, только имея инициативно эти организации, если они есть, и ПОМОЧЬ ИМ административно». То есть денег им дать, короче говоря.

Тут мы должны, видимо, выдохнуть воздух и представить себе, что изначально имел в виду поэт Пастернак, что имел в виду член-корреспондент РАН Ковальчук, цитируя Пастернака, и что имел в виду президент Путин, отреагировавший исключительно на упоминание Ленина.

Дело в том, что сам по себе Пастернак, долго и тайно писавший «Доктора Живаго» и подаривший незадачливому доктору свои переживания о послереволюционном бытии, безусловно, никаким ленинцем не был. Однако в 1928 году, оставаясь уважаемым советским писателем, он декларировать этого прямо не мог. В то же самое время не мог он и перестать думать о судьбе государства, построенном исключительно «теченьем мысли». В прямом смысле слова больного, заизвестковавшегося мозга.

Свою поэму Пастернак закончил как бы лояльно по отношению к Вождю, признав его право «дерзать». Но авторскую оценку «управления» он вынес в так называемый открытый финал, оставляя развилку в интерпретациях. Пастернак «долго думал», но что придумал, опасаясь коммунистической цензуры, он читателю не сказал. Что, впрочем, не мешает нам, по прошествии 100 лет после Октября, с полным основанием вычислить: никакого права Ленин «дерзать от первого лица», по-видимому, не имел. И писатель, написавший «Доктора Живаго», это отлично понимал.

Ибо государство, построенное «теченьем мысли» психически нездорового человека, вряд ли могло долго протянуть.

Цитируя Пастернака в лицо человеку, который тоже управляет «теченьем мысли» и приблизительно с теми же результатами — по непонятной причине он развалил трехсотлетнюю Академию наук, а потом и вообще рассорил страну со всем цивилизованным миром, — Ковальчук, конечно, сильно рисковал. При том что Путин, как ни странно, в отличие от цитирующего понял изначальную цитату «правильно». «Важно только, чтобы эта мысль привела к нужному результату, а не как у Владимира Ильича», — совершенно справедливо пробормотал Владимир Владимирович. Возможно даже, вглядываясь в себя.

Последствия этой пикировки на заседании Совета по науки и образованию, как известно, парадоксальны.

Цитата, приведенная Ковальчуком, не дошла до сердца Путина, но зацепила совершенно другие его струны. И как ни ластились к президенту академики, Путин озвучил намерение сократить господдержку Академии… на 90%. Во всяком случае, все это поняли именно так.

«Вместе с тем полторы сотни, 150 — это лишь 10 процентов всех государственных образовательных и научных организаций, — сказал Эффективнейший Менеджер. — Конечно, возникает вопрос: а где остальные-то, как там обстоят дела, как они работают? Подчеркну, ресурсы, которые выделяются на науку, должны получать сильные исследовательские коллективы, способные создавать прорывные технологии по наиболее важным для страны направлениям, конкурировать с ведущими мировыми центрами. Именно в такой логике надо выстроить финансирование работ по приоритетам научно-технологического развития страны».

В свою очередь коммунисты, которые всегда внимательно и ревниво слушают президента, не обиделись за Академию и не столько, наверное, обиделись за Ленина, обвиненного Путиным в закладке атомной бомбы под СССР, сколько испугались, что национальный лидер переметнется к либералам. А заодно срежет господдержку и их, системных коммунистов, — тоже исходя из критериев какой-нибудь эффективности. А какая эффективность у КПРФ? Непонятно. Так что не удивительно, что сразу же были сделаны соответствующие заявления.

Не осталась в стороне и клака «охранителей», которая, что бы Путин ни сказал, его изречения лишь углубляет и дополняет. Они поняли Путина так, что нужно спешно развивать теорию национального предательства и вредоносных иностранных агентов, подступаясь уже и к совсем святому — к Владимиру Ильичу. Недолго думая, они списали на него развал СССР, а заодно и Югославии с Чехословакией, что, безусловно, было явным перебором и не очень справедливо. Причем в пропутинском Донецке сигнал расправляться с предателями приняли и претворили в действие: постамент под памятник Ильичу тут же и взорвали.

Поначалу статью про Ленина, Путина и СССР, в каком-то смысле защищающую Ленина от пропутинских шакалов, я предложил главному редактору патриотичной «Свободной прессы» Сергею Шаргунову — для воспитания толерантности его левой аудитории. Он, обычно более демократичный в профессиональном плане, сказал: нет, мы этой темой решили не заниматься. И как в воду глядел. Не прошло и двух дней, и Путин помягчел и снова подтвердил приверженность «левому повороту», успокаивая аудиторию. «Мне очень нравились и до сих пор нравятся коммунистические и социалистические идеи», — сказал он активу Народного фронта, уже наверно посмотревшему фильм Би-би-си о его несметных богатствах. Однако в главном, тем не менее, он остался неизменным: он тоже будет управлять теченьем мысли, но не неправильным ленинским теченьем мысли, а правильным — прагматичным, сталинским*. И, да, вы чувствуете, как снова в такт забились сердца всех российских патриотов?

*Кстати, один мой американский друг (из эмигрантов до 1991 года) почему-то тоже выразил удовлетворение, что Путин, как он сам подтвердил, перестает быть ленинцем и становится сталинцем. Это значит, с надеждой считает он, что Путин больше не полезет на Запад с мировым проектированием, а будет спокойно гнить в своем ареале (зоне национальных интересов), постепенно слабея. Что их там на Западе вполне как бы устраивает. С чего он это взял?