Дело движется к откровенной диктатуре
Хотел писать о новых откровениях по поводу необходимости национальной идеи. Но раздумал, тема эта не очень интересная. Прямо скажем, избитая двумя веками непрестанных бесплодных разговоров. Не зря же никакой головной боли по поводу национальной идеи никогда не было ни во Франции, ни в Англии, ни, не побоюсь этого слова, в ЮАР. Ее ищут исключительно в России — не могут найти. Ну, разве что еще в Германии довольно интенсивно искали в период заболевания гитлеризмом.
Казалось бы, всем вменяемым людям на планете давно понятно, что люди живут для блага своего сообщества и для собственного блага внутри него. А частное и общее они соединяют сложной функцией культуры и морали. Неизвестно, можно ли это назвать идеей, но те, кто дорос до государства-нации, могут с полным основанием говорить о национальном благе и национальном интересе.
Для исторической России загвоздка уже была в слове «благо». Тем более когда оно частное. В России «благо» всегда было в огромном дефиците, за ним надо стоять в очередях, его распределяли по карточкам, а понятия «частного блага» попросту не существовало. Ни крестьяне, ни бояре, ни служивые никогда не имели такого своего частного пространства, в котором были бы полностью или в какой-то значительной степени изолированы от деспотической верховной власти, контролировавшей распределение благ. Оттого и «частное благо», как его здесь специфично понимают, проистекало в основном из монаршей милости, кормления с должности, и вне верховной санкции никем никогда не рассматривалось. Ни в эпоху царей, ни в эпоху генсеков, ни в эпоху русских президентов. При том что понятие частного блага никогда не включало в себя понятие частной свободы.
Это просто поразительно! В западной культуре «свобода» всегда была самодостаточной ценностью, стоящей на первом месте — выше здоровья и достатка. За нее умирали, за нее шли на крест. А в России над свободой смеялись, считая ее блажью, особенно когда есть проблемы поважней — с кровом над головой и витаминами. Даже в постсоветские времена «свободу» оговаривали условием: сначала, мол, обеспечим право на жизнь и здоровье, а потом уже финтифлюшки вроде каких-то прав человека. Поразительно и то, что оппозиция в России тоже никогда осознанно не билась за свободу, а только за власть и проистекающие из нее преференции для своих. Самая распространенная народная претензия к 1991 году: мы избавились от коммунистического ярма, как вы (Запад) хотели, а нам за это не заплатили, кинули, поимели, не назначили пожизненный пенсион…
Еще когда в России отменили крепостное право, сей великий акт — такое впечатление — рассматривали скорее как модернизацию в духе «как у людей». Чтоб особенно не выделяться в ряду цивилизованных стран. Ни верхи, ни сами освобожденные не рассматривали сей великий акт в духовном измерении. Элита не сильно озаботилась освобождением личности, а освобождаемая личность, как всегда, осталась недовольна, что вместе с освобождением автоматически не пришел достаток. Царя-освободителя, как известно, вскоре за это убили, а следующая большая революция и вовсе была уже не за свободу, а за большой передел и диктатуру.
Вот эта революция начала XX века — не за свободу, а против парламента, против Учредительного собрания, против лживого буржуазного права — сильно покалечила сознание наших людей. Даже через 100 лет эти калеки постоянно ищут такую национальную идею, чтоб в ней не было конкретики про общее благо (в конвертируемой валюте) и не было бы про свободу. Дырки заполняются бла-бла-бла единственно возможным — патриотизмом. Почему? «Потому что у нас нет и не может быть никакой другой объединяющей идеи».
Никакой другой, кроме принудительной любви к достаточно свинскому архаичному состоянию общества и всеобщей безответственности на фоне опасного, дикого и преступного сумасбродства очередной верхней Банды. А кто считает иначе — те помоечные псы, как заметил недавно один недалекий сенатор.
Про русский патриотизм, таким образом, понятно все. Давно. И нам, и классикам. Важнее феномен отказа от свободы — как на уровне современной российской политики, так и на уровне современного российского массового сознания. Он отчего? Допустим, вы не считаете свободу такой уж важной? ОК! Но чем она вам помешала?
Писательница и киновед Диляра Тасбулатова, работающая ныне в стиле Зощенко, написала на этот раз не смешную, а страшную миниатюру. Про то, как решила она как-то поддержать продавщиц соседнего обувного магазина, а те, как видно, из приезжих. И посетовала при них на кризис, на проблемы с наймом жилья и курс рубля… Пожалела, в общем. А те, недолго думая, возьми да и предложи сдать ее в полицию как антироссийского агитатора.
Диля — автор смелый, ходила в тюрьмы, зекам помогать. Но тут она испугалась. Нет, не двух тупых долбежек, а бытового «патриотического» энтузиазма. Ей показалось, что среда сдвигает створки, заглатывая нормального человека. Не говоря уже о том, что эпизод почти дословно повторил одну из серий советской фильмы «Рожденная революцией». В ней, помнится, чекисты прямо во дворе (естественно, без суда и следствия — фильм-то ведь был про правоту чекизма) расстреляли вражеских пропагандистов. А народ, до этого момента внимательно и молча слушавший критику советской власти, тут же выразил глубочайшее одобрение. Он, народ, видите ли, и сам бы так поступил, без чекистов, но хотел сначала убедиться, как далеко зайдут агитаторы в очернении.
Россиянин и Свобода. В свое время многое нам прояснил кейс глупого креслоблюстителя по прозвищу Димон. Он единственный кто в последнее двадцатилетие официально заговорил о свободе как о самодостаточной ценности («свобода лучше, чем несвобода), но, как выяснилось, лишь для того, чтобы Банда, которая его поставила, строила рожки у него за спиной, обсмеяла и эту максиму. Важно, однако, не то, что Димон не мог и даже не собирался ради этой свободы идти на крест, но и то, что обращался он в пустоту. Пародия свободы еще дальше отодвинула российское общество от либеральных целей развития, сотворив в поле зрения лишь имперские миражи.
Тем не менее, свобода, даже в самых жалких и локальных проявлениях, для российского режима не только не ценность, а страшная опасность. Сегодня у Банды не выдерживают нервы, дело движется к развязке или к откровенной диктатуре. Они сами не верят в патриотизм на фоне усугубляющейся нищеты и изоляции страны. Предложения типа совета доселе неизвестного нам Е. Туника — свернуть декорации демократии, пока ситуация с экономикой не улучшится (то есть навсегда), — пока что кажутся экзотикой и пиаром очередного выскочки. Но их обсуждают. Их обсуждают так, как будто больше нечего обсуждать.
Фото ТАСС/ Максим Шеметов
