Россия и Балканы — от триумфа до провала

Болгария. Плевна. Храм-мавзолей Святого Георгия Победоносца. Алексеев Игорь Интерпресс/ТАСС

Русско-турецкая война 1877-1878 годов считается последней крупной победой императорской России. Равно как подведший ее промежуточный итог мирный договор в Сан-Стефано — последним триумфом российской императорской дипломатии. Скоро будет отмечаться 150-я годовщина подписания этого документа — и в публичном пространстве можно ожидать многочисленных позитивных комментариев по поводу освободительной миссии России на Балканах. Равно как и восходящих к славянофильской традиции резко критических замечаний о Берлинском конгрессе, состоявшемся в том же году и подвергшем ревизии Сан-Стефанский договор.

Но вряд ли значительное внимание будет уделяться другому вопросу: почему уже вскоре после триумфального освобождения Россия испортила отношения и с Сербией, и с Болгарией. Причем с последней, которая была в наибольшей степени обязана России, отношения были полностью разорваны. Легче всего — вслед за теми же славянофилами — объяснить дело неблагодарностью освобожденных болгар (или части их элиты) и интригами конкурентов России. Но принимать эти объяснения как исчерпывающие невозможно — точно так же, как, например, считать изменниками всех украинских гетманов между Хмельницким и первым Скоропадским. Причины случившегося были глубже и поучительнее; и они важны не только для истории, но и для современности.

Конструирование Болгарии

Начнем с того, что болгарский вопрос во второй половине XIX века стал приоритетным для России по двум причинам. Первая: территория, населенная болгарами и входившая в состав Османской империи, фактически «нависала» над Константинополем и стратегически важными проливами Босфор и Дарданеллы. Тот, кто «держал» эту территорию, мог претендовать одновременно на контроль над Балканами и если не на доминирование, то, по крайней мере, на ключевую роль на Черном море. Ни Сербия, ни Греция для этого не годились.

Вторая — более интересная для нас — причина была связана с разочарованием российской власти в политических элитах Греции и Сербии. Первая добилась официальной, другая — фактической независимости в третьем десятилетии XIX века при активной поддержке России (впрочем, на стороне греков были и английское, и французское правительства). Российское общество сочувствовало православным братьям — вспомним пушкинские стихи о сербских вождях Карагеоргии и Милоше Обреновиче, а греческие герои борьбы против турок были популярны в обществе (вспомним гоголевское описание гостиной Собакевича, в которой эллинские военачальники на портретах «были с такими толстыми ляжками и неслыханными усами, что дрожь проходила по телу»).

И что же? И Обреновичи, правившие Сербией большую часть XIX века, и сын Карагеоргия Александр, бывший князем полтора десятилетия в середине этого столетия, были тесно связаны с Австрией (русофильство династии Карагеоргиевичей — это политический вопрос уже ХХ века, когда они вернулись к власти в 1903 году). В Греции, ставшей королевством, правителями были вначале представитель баварского, затем датского королевских домов, а местные кланы ориентировались на разные великие державы, влияние России на политику страны было невелико. Молодые, получившие европейское образование представители местных элит в качестве образцов для подражания видели страны, в которых существовал конституционный строй, предусматривающий наличие представительных органов власти. Влияние православной церкви, исторически связанной с Россией, в этих странах существенно снижалось.

На этом фоне Болгария выглядела почти tabula rasa — без сильных кланов, способных с оружием в руках самостоятельно поднять успешное восстание. С патриархальным обществом и небольшим — и казалось, не слишком влиятельным — слоем радикальной интеллигенции. В этой ситуации у российской власти возникал соблазн заняться конструированием болгарского государства, причем еще до начала войны 1877-1878 годов. Ключевым элементом конструирования стало активнейшее лоббирование идеи создания независимой Болгарской православной церкви, которая должна была стать центром национального движения. Русский посол в Османской империи граф Николай Игнатьев стал одним из главных участников болгарского церковного возрождения, заключавшегося в выходе из-под юрисдикции Константинопольского патриархата. Он добился у султанских чиновников разрешения на создание новой церкви, которое никак не соответствовало православным канонам, зато соответствовало геополитическим интересам России (Константинопольский патриарх признал созданную в 1872 году Болгарскую церковь только после Второй мировой войны).

Так в борьбе за создание пророссийской Болгарии возникла ситуативная коалиция различных сил внутри России — от прагматичных чиновников до славянофильских интеллектуалов. Многие революционеры, помнившие о тургеневском Инсарове, также не скрывали своего удовлетворения. Впрочем, коалиция оказалась минутной – уже вскоре русские «инсаровцы» начали смертельную охоту за царем, освободившим болгар.

Русские артеллеристы на Балканах ТАСС

Победа и проблемы

Победное окончание войны 1877-1878 годов привело к созданию Болгарского государства. Главным автором Сан-Стефанского мира стал граф Игнатьев. День подписания договора — 3 марта — является национальным праздником Болгарии.

Новое государство доминировало на Балканах, включив в себя как современную Болгарию, так и Македонию. Лишь немногие в российском обществе воздерживались от ликования. Одним из скептиков был консервативный философ Константин Леонтьев, пророчествовавший:«Не успокаивайте себя тем, что этот болгарин в бараньей шапке и коричневых толстых шароварах первобытен и прост: чем грубее и проще в наше время народ, тем легче лукавым и неверующим вождям увлечь его куда угодно». Впрочем, как многие Кассандры, он был убедителен в критике, но его альтернатива (дружба с консервативными и канонически безупречными греческими иерархами) выглядела не слишком технологичной.

Но тут же начались проблемы, вначале внешнеполитические. Уже в Сан-Стефанском договоре были заложены не менее трех мин, способных подорвать равновесие на Балканах. Первая была связана с тем, что Россия возвращала себе Южную Бессарабию, утраченную в 1856 году после Крымской войны, но входившую к 1878 году в состав союзной России Румынии. Но союзника нельзя было сильно обижать (хотя румыны обиделись — тем более что в Сан-Стефано их не пригласили и вопрос решали русские и побежденные турки), поэтому в виде компенсации Румыния получила Северную Добруджу и с ней комфортный, просторный выход к Черному морю. Однако если болгары рассматривали Добруджу как свою историческую территорию, то румыны считали, что компенсация недостаточна, и претендовали на всю Добруджу, юг которой получили болгары. В результате затяжного румыно-болгарского конфликта Южная Добруджа в течение ХХ века пару раз переходила из рук в руки, пока не утвердилась схема, принятая в Сан-Стефано.

Вторая мина — создание Великой Болгарии, вызвавшее недовольство не только ряда европейских держав, но и Сербии, которая в этом раскладе была обречена на роль периферийного государства. В дальнейшем это привело к очередному сближению сербов и австрийцев, а также к многолетней борьбе сербов и болгар за контроль над Македонией. Первая сербско-болгарская война разразилась уже в 1885 году — она была начата сербами, но закончилась победой болгар. Характерно, что сербско-болгарская коалиция против турок, созданная в 1912 году, распалась сразу после перемирия в войне против Османской империи, а уже в 1913 году началась новая междоусобица — на этот раз напали болгары, потерпевшие самое сокрушительное поражение в своей современной истории. Им пришлось одновременно воевать с Сербией, Грецией, Румынией (именно тогда временно «отхватившей» Южную Добруджу) и Османской империей. Война была вызвана попыткой воссоздать эфемерную «сан-стефанскую» Великую Болгарию.

Третья мина заключалась в том, что граф Игнатьев в эйфории проигнорировал интересы Австро-Венгрии, с которой Россия еще перед войной договорилась о согласовании интересов. Параметры договоренностей не были четко определены, но Австро-Венгрия четко дала понять, что не потерпит создания большого славянского государства на Балканах. Россия исходила из того, что речь шла о неприятии объединения Сербии и маленькой Черногории, но в Вене считали, что и Великая Болгария тоже неприемлема. Кроме того, Австро-Венгрия претендовала на контроль над Боснией и Герцеговиной, на которую претендовали сербы. После того как выяснилось, что Россия не учла эти интересы, не только Вена, но и Берлин, и Лондон настояли на ревизии условий соглашения. На Берлинском конгрессе территория Болгарии была сильно урезана: она потеряла не только Македонию, но и находившуюся недалеко от Константинополя Восточную Румелию, оставшуюся под формальным контролем Османской империи, хотя и с местным христианским управлением.

Австро-Венгрия получила право ввести свои войска в Боснию и Герцеговину, на которую претендовала Сербия. Как отмечалось выше, это не привело к ухудшению сербско-австрийских отношений — главным раздражителем для Белграда была Болгария. Однако в 1903 году в Сербии пришла к власти пророссийская династия Карагеоргиевичей, а в 1908-м Австро-Венгрия аннексировала Боснию и Герцеговину, что открыло дорогу к Первой мировой войне.

Великое разочарование

Резко уменьшенная в своих размерах Болгария начала свое существование под фактическим протекторатом России. Болгарским князем в 1879 году стал немецкий принц Александр Баттенберг, который был родственником (племянником жены) АлександраIIи участвовал в русско-турецкой войне в составе русской армии. В Болгарию были направлены российские военные и гражданские чиновники, которые возглавили процесс создания армии страны и управляли ее путями сообщения.

Но российско-болгарские отношения постепенно стали ухудшаться. В Болгарии оказалось достаточное количество вестернизированных политиков, для того чтобы подготовить и принять в 1878 году Тырновскую конституцию — демократический документ, вводивший широкие свободы, противоречившие представлениям о должном российских консерваторов. Среди провозглашенных свобод оказались и запрет цензуры, и свобода вероисповедания для неправославных — к сильному разочарованию тех, кто видел в будущей Болгарии некий аналог православной теократии с опорой на степенных селян, приверженных традиционным ценностям. Неудивительно, что российская монархия отнеслась к этой конституции без энтузиазма, хотя и не препятствовала ее принятию, не желая вступать в конфликт с вдруг появившейся элитой нового государства, неожиданно оказавшейся похожей на сербскую. Выяснилось, что сконструированная Болгария — это миф, причем небезопасный.

Дальнейшие события свидетельствовали о том, что у России не было понимания того, что делать с Болгарией. В 1881 году тяготившийся Тырновской конституцией князь Александр совершил переворот, отменив ее действие — и получил полную поддержку нового русского царя, убежденного консерватора Александра III. Правительство Болгарии напрямую возглавили русские генералы — вначале консервативный Эрнрот, затем более осторожный Соболев. Однако никаких успехов ни князь Александр, ни генералы-премьеры не достигли. А Соболев, выступивший после ряда колебаний за компромисс с либералами на основе восстановления Тырновской конституции, поссорился с князем, который попросил Александра III отозвать генерала-премьера. Александр III впервые оказался недоволен такой просьбой: он был убежден в том, что только он решает, где должны служить его генералы. В том же году князь Александр, оказавшийся в тупике, восстановил Тырновскую конституцию, а Соболев все же ушел в отставку. Авторитет князя оказался подорван, хотя Александр III некоторое время продолжал оказывать ему поддержку, хотя и без энтузиазма. Но уже вскоре продолжавший метаться Баттенберг стал восприниматься в России как неблагодарный и неверный клиент.

Кризис разразился в 1885 году, когда без санкции России произошло объединение Болгарии и Восточной Румелии под эгидой князя Александра Баттенберга, для которого это был последний шанс восстановить свою популярность. Болгарское восстание в Восточной Румелии было направлено против Османской империи, с которой Россия к тому времени выстроила прагматичные отношения. Кроме того, в Петербурге не были против принципиального объединения, но не хотели его в данный момент, не желая усиления позиций Баттенберга, который к тому же своими действиями поставил Россию перед фактом. В ответ Петербург отозвал русских офицеров, служивших в болгарской армии, что не помешало болгарам победить сербов в скоротечной войне.

В августе 1886 года в стране произошло сразу два переворота. Первый организовали русофилы, свергнувшие князя, второй, через три дня, антирусская партия, вернувшая Баттенберга. Однако Александр III отказался с ним сотрудничать, и Александр Баттенберг был вынужден отречься от престола. Но это обернулось пирровой победой: сформированное в соответствии с Тырновской конституцией регентство из двух политиков и одного военного оказалось антироссийским. Его главой стал Стамболов — недоучившийся семинарист и в прошлом участник революционных организаций (трудно себе представить большее издевательство над представлениями о патриархальной Болгарии), ставший фактическим диктатором страны.

Агитировавший и интриговавший против регентства очередной направленный в Болгарию русский генерал, Каульбарс, не добился успеха и был вынужден покинуть страну, успев напоследок передать болгарским властям декларацию о разрыве отношений. Отчаянные восстания офицеров-русофилов, проводившиеся при поддержке России, были подавлены с необычной для тогдашней Болгарии жестокостью: часть организаторов успела бежать в Россию, а остальные были расстреляны, несмотря на свои заслуги в войнах против турок и сербов.

На болгарский трон при самом активном участии Австро-Венгрии и нейтралитете Германии был приглашен принц Фердинанд Кобургский, что способствовало разрыву Союза трех императоров и быстрому сближению России с республиканской Францией, которая хотя бы не была вовлечена в болгарские интриги. Однако до подписания соглашения с Францией Александр III делает свое знаменитое заявление о том, что единственным союзником России является князь Никола Черногорский — правитель маленькой бедной страны без конституции (она была принята лишь в 1905 году, вслед за российским Манифестом 17 октября) и парламента (его созвали в 1906-м, в один год с российской Государственной думой). Это заявление было на деле признанием неудачи балканской политики России.

Некоторые уроки

Опыт политики России на Балканах в 1870-1880-е годы показал, что искусственное конструирование государства без учета реальной специфики до добра не доводит. Попытка сделать ставку на архаику, непонимание настроений активной части общества привели к большому политическому провалу. Впоследствии с аналогичной проблемой российская элита столкнулась в собственной стране: когда НиколайIIи его ближний круг исходили из представления, что многомиллионное крестьянство сохраняет патриархальную верность монархии, а «воду мутят» представители узкого слоя образованных горожан, оторвавшихся от своих исторических корней.

Колоссальный моральный авторитет России, в немалой степени сохранявшийся в Болгарии и в дальнейшем, не повлиял на принятие болгарской элитой конкретных политических решений. «Мягкая сила» парламентского Запада оказалась в 1880-е годы сильнее, чем очередная попытка воспроизведение уваровской триады «Православие, самодержавие, народность». Воспоминания о славном прошлом уступают место интересам — личным и групповым. Можно провести аналогии с событиями конца 1980-х – 1990-х годов, когда Болгария в очередной раз дистанцировалась от России, выбрав политические свободы, а не историко-культурную общность. Все это не мешает болгарам уважительно относиться к тем русским политикам и военачальникам, которым они обязаны своей независимостью. Например, болгарская база ВВС называется «Граф Игнатиево», что совсем не мешает принимать на ней самолеты военной авиации США. Вряд ли это понравилось бы самому графу, но ни у кого не вызывает удивления — ведь Болгария уже давно является членом НАТО.

Результаты русско-турецкой войны демонстрируют, что военные успехи могут привести к соблазну принятия несбалансированных внешнеполитических решений. Стремление сыграть в игру с нулевой суммой способно вызвать конфликты, которые не удается разрешить в течение десятилетий, а то и дольше. Балканы оставались символом нестабильности в течение значительной части ХХ столетия — и даже новый протекторат, установленный над большей частью их территории Сталиным после Второй мировой войны не позволил обеспечить подлинную стабильность. Хотя советская утопия, основанная на сочетании (в разное время в разных пропорциях) кнута и пряника, оказалась более живучей, чем утопия консервативная. Однако многие проблемы оказались загнаны внутрь, а общая идеологическая идентичность не помешала возникновению югославского кризиса 1948 года, последствия которого ощущались и в постсталинский период, когда при всей нормализации советско-югославских отношений Тито так и не стал военным союзником Москвы.

В последние десятилетия новой рамкой для балканских стран является европейская идея, которая до сих пор выглядит привлекательной для неофитов. Несмотря на кризисные явления в объединенной Европе, в очередь в Евросоюз выстроились Черногория, Сербия, Албания, Македония. Это смягчает старые и относительно новые противоречия, но не дает полной гарантии от возрождения национализма на будущее. Россия с ее апелляцией к истории, помноженной на газовый фактор, является игроком, позиции которого слабеют. Это видно и по истории настойчивых, но неудачных попыток остановить интеграцию Черногории в НАТО, и по снижению влияния на политический истеблишмент Сербии, который в большинстве своем подчеркивает свое благожелательное отношение к России, но на деле проводит проевропейскую политику.

В то же время балканские события XIX века показали гибкость — нередко до беспринципности — политиков, стремящихся маневрировать между великими державами. В связи с этим победа какой-либо из держав могла быть только временной — как и поражение. Уже к середине 1890-х годов российско-болгарские отношения стали нормализовываться, хотя недоверие и осталось. Несмотря на то что князь Фердинанд стал на некоторое времяpersonagrata в России, его сын Борис был крещен в православии, а болгарские офицеры вновь начали учиться в русских военных академиях, восстановить эмоциональный фактор в двусторонних отношениях не удалось. Впрочем, России оказалось трудно жить без опекаемых единоверных «братушек» — вместо болгар роль ближайших союзников скоро стали играть сербы, руководимые Карагеоргиевичами. В результате Россия втянулась в Первую мировую войну, отстаивая очередное славянское дело, а Фердинанд снова стал врагом в качестве союзника Германии, Австро-Венгрии и Турции.

Автор, ведущий эксперт Центра политических технологий

Фото: 1. Болгария. Плевна. Храм-мавзолей Святого Георгия Победоносца. Алексеев Игорь Интерпресс/ТАСС
2. Русские артеллеристы на Балканах ТАСС