КОММЕНТАРИИ
В обществе

В обществеНаш путь в пропасть

25 МАРТА 2018 г. ПЕТР ФИЛИППОВ
Нажмите на картинку, для того, чтобы закрыть ее

В XXI в. в России утвердился устойчивый электоральный авторитарный режим, задекорированный под демократию. Выстроена административная вертикаль приказного подчинения, усиленная сотнями тысяч «силовиков». В условиях политической монополии и бутафорской демократии она в считанные годы выродилась в механизм системной коррупции и частно-корпоративного присвоения углеводородной ренты. Можно утверждать, что, проводя огосударствление предприятий (70% вновь находятся в госсобственности), мы вновь воспроизвели советские порядки, при которых большинство зависит от милости власти, получая зарплату и пенсии из бюджета.

Роль независимых от власти собственников – ничтожна, большинство предпринимателей сторонится политики, так как боится за свой бизнес. Основная масса населения пассивна, не верит, что может повлиять на принимаемые решения, не требует соблюдать гарантированные Конституцией свободы, подвержена лживой теле-пропаганде и пребывает в имперском экстазе. При отсутствии независимых массовых, реально работающих оппозиционных партий и политической конкуренции в России — крайне низкое качество государственного управления, неисполняемые обещания (пример — майские указы президента), расцвет «олигархического капитализма». Нет инструментов согласования разнонаправленных интересов больших социальных групп. Нет независимого суда и действующих механизмов уголовно-правовой ответственности, способных пресечь системную коррупцию, взятки и откаты, расхищение казнокрадами бюджетных средств и общенационального достояния россиян.

 Политологи называют ряд признаков авторитарного режима:

 властитель или небольшое число носителей власти (диктатор, военная хунта, олигархическая группа); 

 сужены или сведены на нет действия принципов выборности государственных органов и должностных лиц, подотчётность их населению; 

 нарушен принцип разделения властей, президент и исполнительная власть доминируют, роль представительных органов ограничена; суд под контролем исполнительной власти;

 не допускается реальная политическая оппозиция власти и конкуренция (отсутствие разнообразных политических институтов может быть следствием незрелости гражданского общества, его средневекового менталитета);

 в качестве методов государственного управления доминируют командные, административные, в то же время отсутствует террор, практически не применяются массовые репрессии;

 права и свободы личности провозглашаются, но реально не обеспечиваются (прежде всего, в политической сфере); 

 гражданин лишен гарантий безопасности во взаимоотношениях с властью;

 силовые структуры обществу практически неподконтрольны и используются в политических целях. 

Именно этими признаками отличается нынешняя российская авторитарная власть.

Е. Гайдар еще в 1994 г. предупреждал нас о грозящей стране опасности прихода к власти людей, ставящих превыше долга свои корыстные интересы: «Идеалы наших государственников совсем уж прозрачны. Нет, не социализм, не империя, не военная мощь их волнуют, это все слова. А на деле им нужно упрочение такой прозаической вещи, как бюрократический рынок, сохранение лжегосударственной экономики, где их фактически частные капиталы действуют под видом и на правах государственных.

От того, что уже захвачено в ходе номенклатурной приватизации, никто, естественно, отказываться не намерен. Система монопольной госсобственности разрушена, и отнюдь не в интересах бюрократии ее восстанавливать. Не национализировать же назад то, что наконец-то стало «своим», не вываливать же опять в общую кучу то, что успели распихать по карманам. Но не существует и системы достаточно развитой частной собственности, и отнюдь не в интересах сегодняшней российской бюрократии помогать становлению полноценной системы частной собственности, отделенной от государства.

Следовательно, здесь априори предполагается иррациональное, спиритуалистическое отношение к сакральному государству, восстановление в правах «государственничества» как особой государственной религии. Все это невозможно без официальной ксенофобии, без активного формирования «образа врага» — внешнего и внутреннего. Далее, эта политическая линия, очевидно, предполагает (а идеология вполне оправдывает) резкое свертывание политических, экономических, гражданских прав общества и расширение власти и доходов государства, новую мобилизацию ресурсов общества ради решения имперских проблем. Убежден, что такой курс — прямая дорога к национальной катастрофе, к краху истощенной страны вместе с возвышающимся над ней государством. Что удалось в 1920–1930-е годы, то не пройдет в канун XXI века. Расширение территорий — это обмен пространства на время: за счет регресса во времени, возвращения к архаичным формам управления (едва ли не феодально-самодержавным) расширить физические границы державы. Это верный путь к гибели страны.

То же относится и к собственно экономической сфере. Реализация подобных имперских проектов означает резкое усиление ВПК (за счет чего, каких ресурсов?), всего государственно управляемого сектора экономики, ядром которого и является ВПК. Очевидно, что и это, с точки зрения экономической эффективности, — путь в никуда, в пропасть» (Гайдар Е.Государство и эволюция. М., 1995).

Фото: Петр Ковалев/ТАСС

Версия для печати