КОММЕНТАРИИ
В обществе

В обществеДекабризм как опыт поражения

11 ЯНВАРЯ 2020 г. СЕРГЕЙ МИТРОФАНОВ



Эхо псевдоблокбастера «Союз спасения» не умолкает, да так, что даже близкие люди — как я и писатель Дмитрий Петров — перестали понимать друг друга. Действительно, насколько верен взгляд, который продемонстрировал коллективный Андрей Колесников. Что фильм этот — месседж власти «с намеренно искаженной оптикой, очевидным образом приравнивающей Сенатскую площадь к Майдану»?

На самом деле, если бы это было так и если бы действительно выяснилось, что какой-нибудь Сурков или Кириенко собирали господ кинематографистов на совещание и убеждали их, что у нас тут близится 2024 год и одновременно 200 лет восстанию декабристов, взявших на себя задачу политического транзита от Александра к Константину. А наша политическая задача — показать, что транзитом должны заниматься специально уполномоченные люди, а не любители. Иначе все кончится таким же бардаком. Это было бы много веселее и совсем другая, достаточно экзотическая история. Достойная отдельного фильма и отдельного освещения.

Но проблема российского кинематографа, увы, в другом.

Кино, как и все остальное в стране, это очередная полуразрушенная, дотационная отрасль, в которой утеряны базовые профессиональные навыки. Такие, как способность внятно рассказать историю и перевести текст букв в кинематографическую картинку. Фильмы, если доводятся до выхода, делаются не для месседжа, а ради освоения бюджета и благополучия отдельных лиц. Или чтоб не посадили за растрату. Хотя в процессе согласований с министерством и прочими, в частности с функционерами Военно-исторического общества, и утверждений действительно рождается месседж. Но не от злого умысла или хитромудрого ума, а вот как бы от всеобщей нищеты духа и отсутствия своего оригинального взгляда на проблему. Что, впрочем, равнозначно злому умыслу или даже хуже того.



Любопытно, что одним из двух сценаристов несчастного «Союза спасения» значится записной либерал Никита Высоцкий, сын знаменитого инакомыслящего отца Владимира Высоцкого, чье имя он популяризирует, за что ему большое человеческое спасибо. Мог ли Никита сознательно работать над антимайданным охранительным месседжем?

Вряд ли. Но Никита Высоцкий — фигура противоречивая. А тут еще всплыло старое стихотворение отца «Новые левые, мальчики бравые», в котором Владимир Семенович делится своими впечатлениями от левых Запада, очевидно подсмотренных им во Франции (по секрету скажу, там и сейчас так):

«Новые левые — мальчики бравые/ С красными флагами буйной оравою,/ Чем вас так манят серпы да молоты?/ Может, подкурены вы и подколоты?!/ Слушаю полубезумных ораторов:/ «Экспроприация экспроприаторов…»/ Вижу портреты над клубами пара —/ Мао, Дзержинский и Че Гевара».

О «левых» Запада Владимир Высоцкий явно судил в координатах железной стены формально левого, но в реальности имперски-правого красно-коричневого государства (хотя при нем еще не знали этого термина) и не учитывал, что левая, социалистическая, послевоенная доминанта как раз и сформировала Европу такой, какой она притягивает к себе тысячи и тысячи мигрантов и которую по этой причине пытается демонтировать Эммануэль Макрон, но у него не очень получается. Поэтому никто от Высоцкого-старшего и не может требовать политологии, адекватной сегодняшнему дню. А вот его сын Никита мысленно мог и декабристов записать в левых сторонников Че Гевары, раздувающих революционный пожар. А чтобы не быть уличенным в позиции, более соответствующей «охранителю» Егору Холмогорову, нежели либералу, спрятался за «объективность».



Объективно же подлинная история декабристов, которую искажают наслоения советской и постсоветской пропаганды, — это естественным образом создавшаяся притча о русском преобразовании.

Не идущем сверху и плохо получающемся снизу. При желании из нее можно вычитать много полезного.

И если сегодня, через 200 лет после неудавшейся протолиберальной революции, мы до сих пор не знаем, как в идеале должна выглядеть прекрасная Россия будущего и как она должна быть устроена, то вполне можем быть уверены, что этого не знали и молодые дворяне 1825 года. Они экспериментировали, и вот что у них получилось.

Сегодняшний идеалист их упрекает за то, что «лучшие люди» готовы были пролить кровь и утопить в крови верхний этаж элиты. Упрек закономерный. «Святые» так не поступают. Но надо учесть, что в начале XIX века гуманизм еще не утвердился в качестве доминирующей политической религии, как сегодня в Европе. Убивать было не страшно. К тому же у них перед глазами была казнь Людовика XVI и ошеломляющий успех Великой французской революции. Отчего убить царя с семьей для них было так же возможно, как возможно это было Ленину и Ко. И победи они — никто бы их не осудил. Ведь не так давно задушили Павла в кровати, и общество особо не ужаснулось, а санкционировал душегубство сам богопомазанный наследник. Загнанных монархов пристреливают, не правда ли? Тем более что не первый случай.

Реальная история декабристов действительно не такая благостная, как в «Звезде пленительного счастья». Но потрясающе, что мы имеем в результате два удивительных факта: не либералы, а русская консервативная власть раскачала лодку переворота, совершая деструктивные маневры и страшась ответственности государственного правления. Пушкинское «Властитель слабый и лукавый, /Плешивый щеголь, враг труда,/ Нечаянно пригретый славой, / Над нами царствовал ...» относится не только к Первому бюрократу государства, а ко всему управляющему классу.

А ведь Александр I начинал почти как либерал Медведев, содержал кружок либеральных болтунов, своеобразный ИНСОР. Причем некоторые его идеи опередили время, вроде идеи Священного союза, фактически прото-ЕС, но в котором председательствовала бы Россия (если бы случилось это, а не приступ крымнашизма при Николае, то история была бы другой), а потом вдруг как бы потерял всю энергию, «искра в баллон ушла», то ли вдруг решил сбежать от власти, превратившись в старца Федора Кузьмича, то ли запутался, впал в депрессию («Я устал, я ухожу») и взаправду умер.

Хуже, что законный престолонаследник Константин при этом решил вести себя как форменный идиот, никуда не поехал, на письма внятно не отвечал. Николай тоже был невнятен, то дал присягу Константину, то ее, как узурпатор, отменил. В глазах части элиты это была очевидная деградация авторитарного правления и многовековой традиции несменяемой власти, обуславливающая императив Революции.

Но и в шляпе декабристов в этот момент не оказалось кролика республики, они просто ее не успели придумать и продумать, нагрузить государственной задачей.

Что было доминирующим мотиватором заговорщиков, до сих пор публике не очень понятно (может быть, понятно нескольким исследователям) и художественно не осмысленно. Додумано, что их не устраивали жестокие аспекты русской жизни вроде палочных наказаний солдат и рабства крестьян. Но теперь многие историки утверждают, что это вообще, возможно, был даже не перестроечный акт передовых гвардейцев-демократов, а верхушечный заговор александровского КГБ, в котором рулил Милорадович. В России всегда подозревают нечто подобное. Мол, круги высшей партократии хотели своего обязанного всем царя.



Хотеть не вредно, однако, поскольку все кругом — «враги труда», в том числе и заговорщики, то заговор тоже сдулся в какое-то безобразие. Солдат обманули, говоря, что Конституция — жена Константина. Диктатор Трубецкой на восстание вообще не пришел, хотя обещал. Хунта провалилась, при том что вроде бы имела силовой перевес. Тайные общества до этого момента достаточно долго существовали, но революционную поэтику уровня Европы из себя не выдавили и в общество ее не транслировали. Там Париж давил на депутатов, а не депутаты на Париж. Петербург же спал и ничего не понимал.

Воля ваша, что касается французской и английской революций, с которых брался пример, то они-то реально не были фальстартами, хотя, например, в документальном фильме «Дело декабристов» и эти революции пытаются у нас выдать за фальстарты, поскольку монархии вроде бы нигде так и не были демонтированы, а Бонапарт и вообще сделался суперимператором. Но революции существенно ограничили автархов, перераспределили собственность в пользу буржуазии, урезали имущественные права духовенства. Бонапарт стал императором, защищая революцию от объединенной реакционной Европы, и всегда помнил, что именно революция продвинула его по перестроечной лестнице от простого офицера до потенциального руководителя мира, как и некоего забывчивого полковника спустя 200 лет.  

А вот рассказываемая и пересказываемая история про декабристов — реально расстраивающий нас фальстарт. А теперь еще и новая началась история: прочтение с позиций сегодняшнего дня. «Враги труда» готовятся к транзиту-2024, а «иностранные агенты» гадают, не смогут ли они в этот момент снова вырулить на либеральную республику.

Так же думали и декабристы в 1825 году, но у них не было нашего всеобъемлющего опыта. А у нас, в отличие от них, этот опыт есть. Хотя это опыт перманентного поражения. Какое великолепное получается дежавю!

Фото: kinopoisk.ru

Версия для печати
 



Материалы по теме

Церковь о революции. Исследование медиадискурса // СВЕТЛАНА СОЛОДОВНИК