В обществе
Взятие Москвы
21 ИЮЛЯ 2019 г. СЕРГЕЙ МИТРОФАНОВ
Главный вопрос к политической ситуации в Москве такой: зачем московские власти пошли на столь откровенный конфликт с либеральной оппозицией в столице, что практически собственными руками делегитимировали будущие выборы — не только в Мосгордуму, но, возможно, и вообще любые будущие выборы в РФ? Ведь, на первый взгляд, «победа» власти, относительно которой допустим фразеологизм типа «пиррова победа», не стоила сопутствующих «потерь».
«Победа» — это недопущение каких-то несистемных людей до обсуждения городских проблем. А «потери» — это возникшие в результате бессрочные протесты, беспорядки, задержания инакомыслящих и локальные нарушения законности со стороны правоохранительных органов. Что касается последних, то они, несомненно, бросают тень как на московского мэра, так и на стоящего за ним бессменного национального лидера.
Зачем?
Все это тем более удивительно, что москвичи никогда ведь и не воспринимали выборы в свою Думу как политически важные в контексте режима. И хотя эти выборы конечно же являются политически важными в контексте режима (и я это покажу ниже), таковыми они совсем не виделись спальному большинству в районах.
Городские выборы (так же, как и районные, где иногда выбирают не очень функционально понятных советников) всегда тут воспринимались как выборы про хозяйство. Про велодорожки, про срок отключения горячей воды в летний период, про перенос остановки автобуса или, в крайнем случае, про точечную застройку. И в разрешении возникающих коллизий, очевидно, до сих пор не было места большой политике. Поскольку, будь вы хоть депутат-коммунист, или депутат-либерал, или советник-яблочник, вы будете одинаково (хотя и безрезультатно) бороться за горячую воду для своих избирателей и за то, чтобы четко работала местная поликлиника. Поэтому (я тут становлюсь немножко адвокатом дьявола) реальные спальные избиратели при прочих равных условиях, возможно, даже и не проявили бы большого энтузиазма голосовать за ярких политических пассионариев, поскольку, по их мнению, таковые были бы явно заточены на федеральную повестку, вроде крымнаша, взаимоотношений с НАТО и коррупции в высших эшелонах, что спальному большинству достаточно безразлично. А скорее уж проголосовали бы за сантехника от трубы или за директора местного предприятия, имеющего свой персональный подземный ход в приемную божественного московского градоначальника.
И хотя либеральная оппозиция в Москве конечно же имеет достаточное и даже большее количество сторонников, чем каждый по отдельности из «невзрачных» попутчиков неутомимого постоянно чего-то празднующего Собянина, она их имеет не в районах, а как бы размазанных по всему мегаполису, в районах же оппозицию вполне возможно отодвигать от руля социальными практиками, вроде обобщенной «Нюры Федермессер».
Так что непонятно, зачем против оппозиции в этот раз нужно было выводить целую армию с пушками- танками и при этом совершать явно неконституционные действия на глазах у всего цивилизованного мира.
Пока я насчитал следующие объяснения причин (список открыт):
1. Власть не хочет никакой реальной демократии, поэтому так действует, бетонируя все входы наверх (Лилия Шевцова);
2. Власть тестирует на политически неважных выборах приемы и технологии, которые в дальнейшем будут использованы на действительно политически важных выборах периода путинского транзита. Получится здесь — получится и там (Алексей Навальный);
3. Федеральные чиновники по какой-то нужде подставляют «зажиревшего» городского владыку Собянина, делая из него в общественном мнении узурпатора (некий политолог N), возможно, чтобы не терять над ним контроль;
4. Нельзя допустить переезда популярного видеоканала Навального непосредственно на «канал» Мосгордумы (политолог А. Галямов);
5. Бюджет Москвы — это бюджет небольшой европейской страны, поэтому нельзя его отдавать абы кому (политолог Александр Морозов), то есть выборы в Мосгордуму самостоятельно важны и политичны.
Очевидно, во всех этих версиях есть своя доля истины, а в сумме режим действительно бетонирует входы, и, если верить в политическую эволюцию, то закономерно двигается в сторону усугубления своих имманентных характеристик. Но важно так же и то, что столица имеет свой политически охраняемый периметр, к чему постсоветские горожане еще как бы не очень привычны.
Предложу следующую теорию.
История образования серьезной городской мафии (как в кино) в России существенно короче, чем в таких развитых странах, как Италия или Франция, где честные и законопослушные граждане столкнулись с мафией на Сицилии или на Корсике еще в прошлом веке и соответственно давно осознали ее опасность, как и гражданскую необходимость сопротивления ей, отразив последнее в своих национальных культурах.
А в советской России меркантильный принцип «власть денег», из которого и возникает императив их организованной концентрации, в полной мере проявил себя только в рыночной экономике, вместе с реформами. Советским демократам довольно легко удалось инфильтроваться в Моссовет и районные Советы в период 1985-1991 годов, поскольку городская власть тогда еще не осознавалась обществом и номенклатурой ключом к бесконтрольному обогащению. Однако, начиная с 1993 года, когда Советы были разогнаны, произошло и бурное формирование сначала «лужковской мафии», а после падения Лужкова — «собянинской мафии».
Можно выдвинуть такую гипотезу, что Москва, в которой де-факто размещаются главные банки страны и штаб-квартиры госкорпораций, также превратилась в глобальный отмывочный центр, в котором за фасадом перманентного благоустройства стали образовываться различные полулегальные и совершенно нелегальные тайные фонды-кошельки, вроде тех, что обнаружились, например, на квартире полковника Захарченко или на квартире полковника Черкалина. Из них или же из подобных им, видимо, осуществляется бонусная оплата сторонников директивной линии, руководства «народных фронтов», «бессмертных полков» и верхушки развращенной Юнармии, подкуп оппонентов и журналистов (через механизм особых гонораров), нелегальные спецоперации, вроде убийства Немцова, и, наверное, оплата избирательных технологий вроде тех, что не позволили пройти даже в кандидаты ни одному известному критику режима. Как заметил однажды лондонский политолог Владимир Пастухов, мафия срослась с властью, подчинила себе власть, превратилась в официальную власть, хотя спальному избирателю она по-прежнему по привычке мнится наподобие «народной» или «отеческой» (paternus), к которой допустимо идти со своими болячками и жалобами.
Дело в том, что такой коллаборационизм в России пока не осуждается, эта стадия, в отличие от этически более взрослого Запада, еще не пройдена. Напротив, коллаборанты часто пеняют «лузерам» за то, что те сумели встроиться в Систему. И было бы наивно думать, что столичная мафия (где Россия — всего лишь часть ее столицы, Чечня — особый удаленный район, а Кремль — «запретный город» и «Ватикан») по-прежнему остается чисто мегаполюсной, а не, скажем, страновой или даже мировой, если сюда включить Сирию и Венесуэлу. Она скинула в свое время устаревшего Лужкова просто щелчком пальцев. Именно эта «организация» теперь находится в размышлениях о транзите.
Пустить постороннего за кулисы или даже в преддверье кулис всего этого таинственного действа мафия/власть не может по определению и будет, видимо, сопротивляться проникновению «чужих» до конца.
Фото: 14.07.2019. Россия. Москва. Глава муниципального округа Красносельский Илья Яшин (в центре) и юрист Фонда борьбы с коррупцией Любовь Соболь во время несанкционированного шествия с избирателями в поддержку независимых кандидатов в Мосгордуму. AP Photo/Pavel Golovkin/ТАСС
Видео: 14.07.2019. Россия. Москва. Акция в поддержку независимых кандидатов в депутаты Мосгордумы в Москве. Евгений Шмуклер