Ни для кого не секрет, что, начиная с середины 90-х годов прошлого столетия, варварское истребление памятников архитектуры в Москве шло полным ходом. Беззастенчиво крушили даже ближайшее окружение Кремля — памятники XVII-XIX веков, основу исторической Москвы. Сносили кварталами, или «втыкали» в двух-трехэтажную застройку высоченные башни, которые на фоне особняков смотрелись более чем нелепо. Все призывы культурной общественности остановить планомерное истребление собственной истории наталкивались на принципиальную позицию бывшего мэра Москвы Юрия Лужкова — коммерческая выгода прежде всего. Хотя сам мэр периодически произносил красивые слова об «усилении контроля за памятниками» и даже предлагал за их разрушение «привлекать к уголовной ответственности». С приходом на пост мэра Сергея Собянина многие высказывали надежду, что к городу отныне будет более бережное отношение. Однако, судя по всему, традиции Лужкова берут верх. А у нынешнего министра культуры Владимира Мединского и вовсе экзотические взгляды на культурное наследие России — он отрицает связи России с европейской традицией, становясь таким образом в оппозицию Пушкину, который считал, что «горе стране, находящейся вне европейской системы».
Жительница Санкт-Петербурга потребовала увести детей-аутистов с детской площадки. Скабеева и ее «эксперты» заклеймили Олимпиаду в Токио как площадку для пропаганды ЛГБТ и радостно обсмеяли министра транспорта США, за то что он гей. Гомофобия как оплот режима и главная духовная скрепа
Несколько миллионов просмотров набрало видео о том, как в Петербурге супруга предпринимателя Наталья Липская выгоняла с детской площадке детей-аутистов из центра «Какая разница».
«Детей уводите отсюда… Больные дети должны…» — командным голосом диктует «хозяйка жизни».
Михаил Жванецкий. Поколение моего отца. Когда Усатый сдох, им всем около двадцати. Студенты. Впереди новая жизнь. Они не шагали по Москве. По Москве шагали следующие, что на десять лет моложе. Те, которые в начале пятидесятых еще дети. А эти осторожно выглянули в приоткрывшуюся дверь. Увидели солнце, почувствовали ветер на лице, на какое-то время поверили, что их ждет прекрасное будущее. А в итоге всю жизнь прожили в гнилом зловонном болоте. Бескрайнем, тоскливом и беспросветном. Их отцы (поколение моего деда) были хохмачами. Такая вот почти истеричная реакция на страх.
Мне представляется, что реакция общественности на пожар Собора Парижской богоматери должна быть подвергнута подробному социо-культурному анализу. Очень интересно было бы узнать мнение компетентных ученых, почему вдруг архитектурный и исторический памятник в центре французской столицы оказался столь важным для огромного числа людей. Важным до такой степени, что перспективу его потери трагически восприняли даже те, кто, может быть, знаком с этим архитектурным шедевром только по фотографиям и художественным произведениям. Апокалиптические настроения в русском сегменте Фейсбука царили до той самой минуты, пока не выяснилось, что самых страшных последствий ужасного пожара удалось избежать...