Дмитрий Орешкин, политолог:

Во-первых, ПАСЕ – это всё-таки Парламентская Ассамблея, то есть место для дискуссий. И менеджмент ПАСЕ, и сама идеология этой организации заключаются в том, что каждый должен высказаться. Логика следующая: любой разговор успокаивает маньяка. Лучше говорить, лучше, чтобы у государства, даже у того, с которым ты категорически не согласен, была бы возможность высказаться. Это базовая ценностная установка ПАСЕ.

Но, сохраняя для России эту возможность, пусть и с некоторыми ограничениями, ПАСЕ одновременно принимает очень жёсткие и нелицеприятные заявления в адрес Москвы. Из 155 депутатов, присутствовавших в зале, 140 проголосовали за новую резолюцию о гуманитарной ситуации на Украине и о беженцах. А там жёстко сказано, что России в дальнейшем стоит воздерживаться от финансирования и поддержки незаконных вооружённых групп, на которые она обязана влиять для выполнения ими Минских соглашений. Отдельно сказано о необходимости освободить Народного депутата Украины Надежду Савченко и всех остальных военнопленных, незаконно содержащихся в российских тюрьмах. Кроме того, осуждаются аннексия Крыма и «гуманитарные конвои», которые ПАСЕ гуманитарными не признаёт и подчёркивает, что их введение в Донбасс нарушает международное право.

То есть в соответствии с базовыми европейскими ценностями российскую делегацию допустили до разговора, но при этом сразу же объяснили, как Парламентская Ассамблея смотрит на происходящее в Донбассе. Так что пропагандистские настроения в духе того, что «ПАСЕ прогнулась» или «ПАСЕ поддерживает русофобию», не соответствуют действительности. Их мандат даёт им возможность что-то обсуждать, для чего парламент и существует, но поскольку Россия всех достала за последние месяцы, то почти что консенсусом, за исключением голосов самой России, в её адрес были сделаны жёсткие заявления. И пусть теперь российские депутаты говорят, что это недопустимо, что это является вмешательством во внутренние дела и так далее. ПАСЕ права ещё и в том, что время работает против Путина. Полгода назад можно было в чём-то сомневаться, а сейчас уже точно понятно, откуда исходит угроза миру. Ещё через два месяца станет ещё понятнее.

Можно, конечно, выгнать Россию из ПАСЕ, как сталинский СССР из Лиги Наций после агрессии в отношении Финляндии, но разве это даст много прагматических плюсов? Лучше оставить Россию и постоянно давать ей понять, что происходит. Тем более что если Россию выгнать из ПАСЕ, то она может выйти из Совета Европы, а это значит, например, наплевать на суд по Правам человека. Кроме этого, у Москвы появится моральный повод проигнорировать решение суда про 50 миллиардов по «делу ЮКОСа» и на 1,8 миллиардов по другому делу. А так этого пропагандистского права нет. Боролись за членство в Совете Европы – извольте выполнять правила. Понятно, что они их всё равно не выполнят, просто потому, что таких денег нет, но должны будут оставаться и ходить на заседания.

В России предпочитают сразу «намыливать холку», но у европейских парламентариев логика другая. Они понимают, что такое «намыливание» – большое удовольствие, но оно обычно не компенсирует потраченные усилия. Так что лучше постоянно капать на мозги и тыкать лицом в явные нарушения процедуры. И эта «кишкомотальная» машина работает у европейцев хорошо, так что они поступили абсолютно правильно, не позволив России сорваться с крючка. Пусть слушает и оправдывается.

Алексей Левинсон, социолог, «Левада-центр»:

Снят ли вопрос о независимости Шотландии или к нему ещё вернутся, зависит не от конкретного результата нынешнего референдума, а от того, как этот результат повлияет на политику Лондона. Если там сообразят, что надо вести себя иначе, причём не только в Шотландии, но и в целом в стране, что нужно двигаться в более либеральном направлении, тогда ситуация не повторится. Но если Лондон и дальше продолжит настаивать на консервативном курсе, то история повторится, а учитывая то, насколько тонок баланс, в следующий раз итог может быть иным. Период, за который это станет понятно — от 2 до 5 лет. Необходимо, чтобы сменилось правительство и новый состав отчётливо продемонстрировал свою политику.

Дмитрий Орешкин, политолог:

Итог выборов предсказуемый. Немного ослабли позиции партии «Согласие», которую у нас почему-то называют «партией русскоязычных». На самом деле это социал-демократическая партия, за которую голосуют не только русскоязычные, но и латыши, но у русскоязычных другой партии практически нет. Важно отметить, что выборы зафиксировали дальнейшее снижение национальных трудностей в Латвии. Наиболее агрессивные пророссийские силы исчезли с политической арены, ЗаПЧЕЛ де-факто не представлен. Его место заняла умеренная, вполне европейская партия Нила Ушакова. Именно она набрала больше всех голосов, около 23%, но на прошлых выборах она же получила 28%. Тем не менее партия всё равно занимает первое место. Однако три партии, которые составляют правительственную коалицию, суммарно собрали больше 60%, так что нет никаких сомнений в том, что правоцентристская политическая коалиция в парламенте сохранится и именно ей президент поручит формирование правительства.

Мы видим, как чисто демократическими методами постепенно снижается искусственно подогреваемая проблема межнациональных отношений. Русские адаптируются, они не собираются уезжать из страны и голосуют за партию, которая им нравится. Эта партия набирает много голосов, с ней необходимо считаться, роль «русского фактора» любые политические силы вынуждены учитывать, и в процессе совместного быта постепенно формируется вполне двуязычная, толерантная и буржуазная латвийская республика. Рига — двуязычный город, где вам всегда ответят по-русски, если вы по-русски спросите.

При этом очень важно проводить границу между реальностью и пропагандистской интерпретацией. В российских СМИ говорят о том, что «победила русская партия». Это — голая пропаганда. Во-первых, она не победила, а набрала большинство голосов, с очень небольшим отрывом. Во-вторых, своё представительство по сравнению с предыдущими выборами она снизила. И в-третьих — она вовсе не «русская».

Кроме того, нам говорят, что партия Нила Ушакова победила благодаря тому, что она сплотила избирателей в связи с украинским кризисом и что значительное число граждан страны настроено пророссийски и антиукраински. Это очевидный бред, потому что еще до всякого украинского кризиса та же самая партия набрала на 5% больше голосов. Более того, основная масса населения Латвии, включая часть русских, очень напряжённо относится к угрозе вторжения со стороны России. Историческая память жива, и не зря министр иностранных дел Латвии говорит Ксении Собчак в интервью на «Дожде», что украинские события латышами воспринимаются только в контексте 40-го года.

Так что этот кризис скорее укрепил позиции праволиберального и националистического крыла, людей, которые серьёзно опасаются экономической или политической экспансии со стороны России. Косвенным подтверждением этому служит принятая к рассмотрению за неделю до выборовинициатива перестать выдавать временный вид на жительство русским, которые покупают в Латвии недвижимость. Понятно, что это чисто пропагандистская идея, неслучайно её приняли к рассмотрению именно сейчас и вряд ли за неё проголосуют. Но понятно, что сейчас был как раз всплеск антироссийских и антипутинских настроений, который сыграл против Ушакова. А наши пропагандисты вольны выворачивать действительность наизнанку, у них работа такая.

При этом сам Ушаков — просто очень толковый мэр, с чем и связаны симпатии к нему многих русскоязычных и латышей. Рига — чистый город, там нет больших проблем с преступностью, нормально работает бизнес, город производит около 40% от всего ВВП республики. То есть он со своими обязанностями справляется. Другое дело, что стать политиком федерального уровня он не сможет, потому что возглавляемая им партия колеблется на уровне около четверти голосов и собрать больше у неё не получается.

Правые консервативные силы более популярны. Отчасти они даже националистические, но в той же степени, в какой «Согласие» является «русским». В первую очередь это партия «Единство», стоящая на либерально-демократических позициях и набравшая примерно столько же голосов, сколько партия Ушакова. В результате в сейме будут представлены все политические силы республики, причём в том соотношении, в котором они действительно существуют в стране. Депутаты вынуждены договариваться и выстраивать коалиции. Это сложившаяся демократическая практика во вполне успешной небольшой восточноевропейской стране, пусть и со своими проблемами, которые постепенно решаются.

Что характерно, нигде в латвийских СМИ ни разу не проскочило сомнение в том, что голоса считали честно, или информация о том, что кого-то сняли с дистанции или вытурили из информационного пространства. Так что Латвии можно только позавидовать, не зря там собирается уже 12-й сейм.

Фёдор Лукьянов, политолог:

Пока что власти Каталонии на жёсткий конфликт с центральным правительством не пошли и статус прошедшего референдума изменили, назвав его опросом, лишённым каких-либо обязывающих юридических последствий. Так что на данный момент это просто элемент дальнейшего политического торга между Барселоной и Мадридом. У регионального правительства появился теперь очень весомый козырь, что бы испанцы ни говорили о том, что это фарс и юридически ничтожно. Им всё равно довольно трудно отрицать результат, показывающий, что большинство населения Каталонии хочет как минимум пересмотра характера отношения с испанским государством. И правительство Каталонии будет к этому апеллировать, добиваясь повышения льгот и расширения полномочий. А если Мадрид на уступки не пойдёт, то они будут угрожать, что поставят вопрос более жёстко. Следующий этап будет именно таким.

В результате испанское правительство, продемонстрировав жёсткость и неприменимость на первом этапе и что шантажом их не возьмёшь, дальше неизбежно пойдёт на переговоры о статусе. И тут всё будет зависеть уже от мастерства переговорщиков, а также от массы других факторов. В первую очередь, от экономического положения Испании — если ситуация будет улучшаться, то острота вопроса уменьшится, а в случае нового кризиса сепаратистские настроения усилятся.

Но никакого табу на изменение границ в Европе не существует. Сколько их уже поменялось за последние 25 лет. Хотя на шотландском референдуме результат был в пользу юнионистов, сам факт того, что Лондон был готов в случае иного итога признать независимость, говорит о том, что это сейчас вполне возможно. И если обстоятельства как-то изменятся и пройдёт ещё один референдум, то и итоги могут измениться. И нет практически ни одной страны, которая может уверенно сказать, что ее границы совершенно незыблемы.

Сергей Цыпляев, президент фонда развития республиканских традиций «Республика» (Republica):

Совет Европы – самое широкое объединение в Европе, членство в котором предполагает согласие с определённым минимумом соблюдения прав и свобод человека. Чтобы войти в эту организацию, страна должна этот минимальный барьер преодолеть. Государство принимает на себя определённые обязательства, связанные с соблюдением выработанных Советом Европы стандартов, юрисдикцию Страсбургского суда по правам человека и так далее. Легко понять, что тема «прав человека» в нашей истории всегда была очень тяжёлой, это один из главных элементов разногласий СССР с Европой и США, и сейчас, постепенно занимаясь реставрацией советской действительности, мы снова пришли к тому же конфликту относительно прав человека, в первую очередь гражданских и политических.

И по мере того, как этот конфликт принимает всё более острую и открытую форму, встаёт вопрос: собираемся ли мы и дальше следовать тем основополагающим канонам и принципам, которых требует Совет Европы, или мы планируем, как обычно, идти своим путём, не считая, что эти требования на нас распространяются. Если мы продолжим движение по пути обострения, то есть все основания ожидать выхода России из Совета Европы. Логика ситуации на данный момент движет нас в эту сторону, хотя такой курс является ошибочным и вредным с точки зрения дальнейшего развития страны. Потому что соблюдение прав человека важно не только потому, что нас будут где-то уважать или почитать, — это залог развития. Нет этого — государство будет и экономически, и культурно неконкурентоспособно, и потом придётся долго и с большими трудностями восстанавливать необходимые институты.

Я сам имел отношение к Парламентской ассамблее Совета Европы. Когда Советский Союз получил там статус наблюдателя, я, как член Верховного Совета и народный депутат, входил в нашу делегацию. Тогда, в 90-м году, всё только начиналось. С тех пор мы прошли путь до полноправного члена Совета Европы, провели в этом направлении достаточно большую работу, но сейчас опять наблюдается регресс. Конфликт был неизбежен, он намечался уже давно, а в связи с украинской ситуацией перешёл в открытую форму.

Владимир Волков, экономический обозреватель:

Что будет в далёком будущем – сказать сложно, но в обозримой перспективе шансы на выход Греции из зоны евро близки к нулю. Сейчас просто продолжается торг, Греция явно нуждается в деньгах и самостоятельно расплатиться по кредитам не может.  Один из результатов – демонстративное сближение или имитация сближения с Россией, которое греческие власти могут использовать для «шантажа» ЕС. Но Россия не сможет заменить Евросоюз как кредитора, у нас нет достаточно ресурсов или желания поддерживать Грецию, своих проблем достаточно. Так что этот торг вряд ли приведёт к какому-то глубокому кризису. Самой Европе такое обострение не нужно, они будут договариваться, рано или поздно консенсус будет найден.

О влиянии происходящего на евро как валюту можно говорить только в контексте общеэкономической ситуации, которая не радужна не только в Греции. В Германии, являющейся экономическим локомотивом Евросоюза, тоже много проблем. Но надо помнить об одном важном аспекте, о котором не принято говорить, когда идёт обсуждение кризиса в зоне евро. Европейская интеграция изначально задумывалась как структура безопасности в Европе, создание условий, при которых новая война в регионе была бы невозможно. И в этом смысле проект ЕС вообще и общей валюты в частности удался блестяще. Понятно, что сейчас надо делать скидку на войну в Украине, но это прямого отношения к евроинтеграции не имеет.

Конечно, свои издержки есть, процесс становления еврозоны тяжёлый, он будет проходить долго, и на этом пути будут кризисы, и локальные, и большие. Но имея в виду генеральную идею, согласно которой создавался Евросоюз, дальнейшее сближение неизбежно. Какие-то условия будут пересмотрены, потому что в таких странах, как Греция, Испания и Португалия, особенно пострадавших в кризис, ситуация довольно безрадостная. Если мы посмотрим, например, на уровень безработицы, особенно среди молодёжи, то это – катастрофа, ставящая под угрозу будущее этих стран. Но и эта проблема будет решаться. Постепенно, я надеюсь, также решится вопрос с санкциями и восстановятся нормальные экономические отношения между Россией и Европой, от чего выиграют страны вроде Греции, которая была довольно крупным экспортёром сельхозпродукции.

Готовых рецептов пока нет, но общее направление выбрано, и пока что ЕС сдвигаться с этого направления не собирается. И Ангела Меркель, и Франсуа Олланд, лидеры двух главных стран Евросоюза, это прекрасно понимают. Именно они возглавляют те государства, вокруг сближения которых и возник Европейский союз и между которыми в первой половине прошлого века и возникали конфликты. И никакие временные сложности, в том числе с евро, не помешают их движению в заданном направлении.

Михаил Делягин, экономист, директор Института проблем глобализации:

Эта ситуация довольно серьёзная. Решение, в конечном счёте, должна принимать Меркель, а она занята в Минске. Перед нами классический случай размывания управленческой воли, мы это проходили, когда американцы пытались задавить Иран в 2005-2006 году. Тогда иранская дипломатия виртуозно размыла управленческую систему США, отвлекая их на множество мелочей, благодаря чему решение так и не было принято. Это же мы видим у себя каждый день, потому что у нас абсурдно централизованная система принятия решений. И теперь мы видим такое и в Европе.

Понятно, что кинуть Грецию для еврозоны себе дороже. Банкротить – тоже проблемно, потому что тогда деньги будут потеряны окончательно и случится скандал. Так что самый разумный курс – реструктурировать долги на мягких условиях, то есть фактически списать их под видом реструктуризации, чтобы всё было красиво и корректно. Скорее всего, к этому и придут, но прямо сейчас некому принимать решения.

Если говорить о проблеме создания прецедента, то надо понимать, что других таких катастрофических эпизодов, как Греция, просто нет. Но Евросоюз – это очень мягкая система. Ещё в начале 2000-х годов Ирландия очень жёстко шантажировала ЕС выходом из Союза. И всё кончилось тем, что долги этой страны куда-то рассосались и внимания к ним никто не привлекал. Это были не очень большие деньги, ситуация была не критична, и всё прошло полностью «под ковром».

Так что теперь будет происходить выработка нового стандарта. Греция – это всё-таки особая ситуация, она не полностью интегрирована в ЕС, в меньшей степени, чем Испания и Португалия, и вокруг неё существует больше напряжения. Но и Евросоюз, и еврозона – это регионы гарантированного извлечения прибылей для корпораций старой Европы, в этом их смысл. Евросоюз служит интересам обычных корпораций, еврозона – финансовых. И в условиях приближения мира к глобальному кризису спрос становится абсолютной ценностью. Так что выкинуть Грецию или кого бы то ни было ещё – нельзя, потому что это означает утрату потенциального рынка. Даже если сегодня это убыточная зона, расставаться с ней никто не хочет, потому что это ресурс подъёма и расширения операций. Так что всё будет скандально, но в конечном итоге хорошо. 

Ирина Кобринская, ведущий научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН:

Теоретически, в какой-то неблизкой перспективе реализация такого проекта была бы возможна. Но есть масса объективных и субъективных факторов, которые делают это не очень реалистичным.

Во-первых, многие страны Европейского союза являются членами НАТО. В первую очередь, это — Германия, Великобритания, новые страны ЕС из Центральной и Восточной Европы. То есть если этот проект начнёт реализовываться, возникнет масса вопросов, связанных с дублированием функций: кто что использует, в каких ситуациях, какие полномочия, кто принимает решения, кто является главнокомандующим и так далее. При этом всегда считалось, что Евросоюз связан, скорее, с экономикой, а надёжная защита военной безопасности — это НАТО.

Во-вторых, хотя сейчас появилась информация, что такой проект позволит Евросоюзу сэкономить 120 миллиардов долларов, вызывает очень большие сомнения, что создание параллельной военной структуры действительно позволит сэкономить деньги. А для европейских стран этот вопрос очень существенен, потому что даже в рамках НАТО они не соответствуют требованию направлять 2% ВВП на оборону. И насколько они способны обеспечить этот проект финансово в условиях среднего благополучия, очень большой вопрос.

В-третьих, страны Европейского союза не едины в своей внешней политике. Это одна из причин того, что провозглашённая очень давно единая внешняя и оборонная политика на практике является вещью весьма относительной, общего там не много. Вопросы определения угроз и применения военных сил будет очень сложно решать, и как европейские страны смогут между собой договариваться – непонятно. При этом, например, Польша не рассчитывает на ЕС в вопросах безопасности, для неё главной гарантией безопасности являются даже не НАТО, а конкретно Соединённые Штаты. Соответственно, встанет вопрос о координации действий непосредственно с Вашингтоном. В результате возникнет угроза ещё большей бюрократии, расходов и никому не нужной многоуровневости в принятии решений.

И последнее: очевидно, что сейчас об этом заговорили в свете кризиса в отношениях с Россией. Сначала заявляется создание энергетического союза, а теперь – укрепление военного сотрудничества. Всё это делается если и не против России, то с учётом её новой позиции в Евроатлантической политике. Возможно, руководство ЕС рассчитывает, что получит на этой волне большую поддержку такого проекта. Это возможно, хотя и не гарантировано. Но то, что произойдёт точно — это дальнейшая антагонизация российских силовиков, военных и политических кругов, близких к президенту.

Прежде всего, это очень нехорошо для России, потому что означает дальнейшие военные расходы, милитаризацию, это станет очень тяжёлым бременем для страны и для населения, особенно в условиях экономического кризиса. Но самая большая опасность заключается в том, что произойдёт дальше, потому что появится уже новая инерция, не политическая, а военно-политическая. Военные люди более консервативны. Если начинаются приготовления и принимаются военные бюджеты, то их начинают реализовывать. И прервать этот процесс – не то же самое, что отменить санкции и контрсанкции. Это соответствующая перестройка и менталитета военных, и военно-экономической сферы, остановить которую довольно сложно и в России, и на Западе. То есть Европа поступает очень неразумно, точно так же, как и в самом начале украинского кризиса, до ноября 2013 года, когда никто не считал, что означает ассоциация Украины с ЕС, какие у этого будут финансовые и политические издержки. И сейчас происходит точно такая же вещь, крайне неприятная и небезопасная.

Так что будет ли этот проект реализован или нет – пока непонятно. Но то, что сама инициатива не конструктивна, безусловно.

Сергей Цыпляев, президент фонда развития республиканских традиций «Республика» (Republica):

Если это будет сделано, то мы увидим один из крупнейших интеграционных шагов ЕС. Построение общей армии сопоставимо с введение общей валюты и созданием общего правительства, именно вооружённые институты всегда являются наиболее консервативными. Так что это станет ещё одним шагом в сторону построения мощного, почти конфедеративного образования в Европе. С чисто экономической точки зрения такой шаг, несомненно, будет выгоден, поскольку уменьшит количество дублирующих структур и упростит механизмы управления. Такая армия может стать более заметным игроком, чем те силы, которые есть в Европе сейчас.

Проблема будет только в том, насколько политическое управление будет соответствовать единой военной структуре. Мы часто видим, что в силу необходимости достижения консенсусных решений многие политические шаги в Европе недостижимы, они просто блокируются. И единая армия может в значительной степени оказаться недействующим институтом как раз в силу того, что будет невозможно добиться общего решения о её применении.

Москва на это реагировать будет отрицательно. Мы уже вошли в известную и привычную колею «холодной войны», и все реакции легко просчитать и предсказать. Любые варианты совершенствования и усиления военных возможности так называемого Запада вызывают острую негативную реакцию с нашей стороны и предложение увеличить военные расходы. Такое взаимное подогревание и было одним из важнейших процессов «холодной войны» и гонки вооружений.

Чедомир Цветановски, Скопье:

С улиц столицы Македонии в эти часы слышны не выстрелы албанских боевиков! А ведь они могли раздаваться и в Скопье, и еще в нескольких городах, если бы македонские герои из спецназа не разгромили в Кумпнове опаснейшую группировку боевиков международной закалки. Сейчас слышен только гул голосов и автомобилей сторонников партии ВМРО-ДПМНЕ, которые съезжаются на проведение проправительственного митинга. Он, несомненно, будет более массовый, по сравнению со вчерашним митингом оппозиционных партий. И, во всяком случае, пройдет так же мирно, как и тот. 

Аркадий Дубнов, политолог:

Восьмой саммит «Восточного партнёрства» в Риге обозначает серьёзную веху в отношениях между ЕС и той частью постсоветского пространства, которая стремилась стать частью объединённой Европы, приобщиться к общеевропейским ценностям и оторваться от своего советского наследия, разорвав «пуповину», всё уже связывающую это пространство с бывшим имперским центром – Москвой. Рига служит свидетельством того, что эпоха надежды и взаимного доверия подходит или уже подошла к концу, и Россия сыграла тут выдающуюся роль, удерживая часть этих стран в поле своего притяжения. Силовая акция по присоединению Крыма, война на Востоке Украины послужили очень жёсткой, кровавой и драматичной «прививкой» от излишне оптимистичных надежд на будущее.

Рига – первый саммит после драматичной встречи в ноябре 2013 года, подготовка к которому стала прологом для кризиса на Украине, который закончился кровавой развязкой. Тогда всё могло пойти по другому сценарию. Не говоря о жёсткой политике Москвы, в значительной степени определившей дальнейшие события, стоит обратить внимание и на неуступчивость Брюсселя, представители которого отказались от идеи трехстороннего обсуждения подписания соглашения об ассоциации. Это могло бы привести к некоему компромиссу, но Брюссель заявил, что это соглашение – исключительно двухсторонний вопрос, касающийся только Украины и ЕС.

Но сегодняшний саммит в Риге показал, что как бы в Европе ни противились брутальному давлению Кремля на своих бывших союзников, избежать его невозможно. Армения и Белоруссия продемонстрировали, что они «присягнули на верность» Москве, не согласившись с формулировками итогового заявления Рижского саммита, где им предлагалось осудить аннексию Крыма. Сложная дипломатическая риторика позволила им избежать необходимости ставить свои подписи, благодаря чему вся тактика Брюсселя на выведение стран «Восточного партнёрства» за пределы зоны российского влияния закончилась пустым выхлопом. Всё свелось к подтверждению предыдущих позиций ЕС, которые отказались поддержать ближайшие партнёры Москвы.

Что касается Украины, которая надеялась оказаться главным бенефициаром саммита, то и тут всё закончилось достаточно невыразительно. Украине, как и Грузии, было предложено подождать до конца года с получением безвизового режима, когда это решится в зависимости от выполнения целого ряда условий, в первую очередь касающихся борьбы с коррупцией. Что касается Азербайджана, то нет никакой сенсации в том, что Алиев весьма искусно маневрирует в поисках выгодных дивидендов. Он понимает, что ЕС по-прежнему нуждается в азербайджанских углеводородных ресурсах и, несмотря на отказ осудить Россию за крымскую кампанию, опасаться ему нечего.

Если называть вещи своими именами, то надеждам на «европейский тренд» большой части постсоветского пространства в ближайшие годы не суждено быть реализованными. Судьба этого тренда по-прежнему во многом зависит от внутриполитических изменений в самой России, а также от восстановления отношений с ЕС. Только после этого станет возможно возрождение тех надежд и обещаний, которые были похоронены в Риге.

Максим Блант:

Крайний срок по траншам ещё не истёк, это произойдёт в конце месяца. Грекам разрешили объединить несколько траншей в один, поэтому у них есть время до 30 июня на то, чтобы всё-таки договориться. Но ситуация абсолютно тупиковая, потому что Евросоюз требует выполнения определённых условий, выдвинутых греческому правительству, прежде чем предоставлять очередную порцию денег из Европейского центробанка. Греки же, в лице Ципраса и партии СИРИЗА, отказываются — Ципрас пришёл к власти именно на критике программы Евросоюза и МВФ. Поэтому греческого дефолта можно избежать, только если какой-нибудь Путин или другой не очень вменяемый лидер дадут Афинам денег. Но и это не решит проблему, а только в очередной раз её отложит, так как программа, которую предлагает нынешнее греческое руководство, вряд ли приведёт к резкому подъему экономики.

Поэтому, вероятнее всего, выход Греции из еврозоны всё-таки произойдёт, несмотря на то, что европейские власти многократно повторяли, что они не заинтересованы в таком сценарии. В то же время такой вариант развития событий обсуждался уже довольно давно. Для Греции это будет означать резкое ухудшение экономической ситуации, поскольку Евросоюз сделает всё, чтобы другим слабым странам, оказавшимся в похожей ситуации, например, Испании или Португалии, было неповадно играться с входом и выходом в зону евро.

Сами греки, скорее всего, вернутся к драхме, которую, по крайней мере, поначалу ждёт резкая девальвация. Это придётся сделать для того, чтобы погасить хотя бы часть долга. Для экономики это будет не так плохо, появится шанс на то самое импортозамещение, на которое так рассчитывают в России, но для населения это станет ударом, понизятся доходы и уровень жизни.

Так что никакого хорошего сценария нет, но опасения, что выход Греции приведёт к коллапсу Евросоюза, скорее всего тоже не оправдаются. К этому событию больше года готовились и Европейский центральный банк, и другие финансовые организации, которые предприняли все меры для того, чтобы греческий дефолт не привёл к катастрофическим последствиям в духе 2007-2008 года. Ситуация максимально локализована.

По России это может ударить в силу того, что тут любят кредитовать всякие маргинальные режимы без надежды получить деньги назад. Но уже кипрская история привела к тому, что значительная часть денег с Кипра и из Греции была российскими частными инвесторами выведена. Какие-то греческие бумаги есть у Центробанка в качестве международных резервов, и если случится дефолт, то эти резервы несколько сократятся, но, опять же, не катастрофически.

Алексей Макаркин, политолог, заместитель директора Центра политических технологий:

Вероятность дефолта выросла, шансы на то, что за несколько дней, оставшихся до 30 числа, удастся договориться, не очень велики. Каких-то дополнительных источников денег у Греции уже нет, она маневрировала и использовала различные ресурсы и «загашники» для предыдущих выплат, но сейчас они исчерпаны. При этом внутренняя ситуация в стране очень сложная. Большая часть населения хочет компромисса с Евросоюзом и не хочет выхода из зоны евро, а также опасается экономического коллапса. Греки бросились забирать деньги из банков, действуя так же, как любые другие люди в такой критической ситуации.

Но, с другой стороны, есть два фактора, которые работают против компромисса. Один — это то, что, хотя прямо сейчас население компромисса хочет, если он будет достигнут на невыгодных для Греции условиях, а другие условия не просматриваются, если будут затронуты пенсии и прочие социальные выплаты, то эти же люди немедленно обвинят правительство в неэффективности и предательстве национальных интересов. Это абсолютно объективный процесс, население страны не состоит из экономических экспертов, это обычные граждане, которые хотят не просто компромисса, а чтобы он был для них наименее болезненным.

Во-вторых, в главной партии правящей коалиции СИРИЗА есть активная антиевропейская часть, левые радикалы, которые выступают против любых уступок в отношении ЕС и кредиторов. Достаточно сказать, что, когда правительство Ципраса совершило малюсенький шаг навстречу кредиторам и сделало представителем страны в МВФ экономиста, имевшего опыт переговоров с фондом, то 44 депутата подписалось под протестом. Они заявили, что этот экономист принимал участие в заключении невыгодных для Греции соглашений и такой человек не имеет права входить в новую чистую и непорочную структуру греческой власти. Так что, даже когда речь идёт о достаточно второстепенном вопросе, левые себя проявляют, а если будет заключён какой-то большой компромисс, то они его не примут и могут отказаться от поддержки нынешнего правительства. Переформатировать же коалицию очень проблематично.

Кроме того, левые радикалы не сами по себе так настроены, они отражают взгляды значительной части избирателей, голосовавших за СИРИЗУ. Если посмотреть не на всех греков, а на электорат этой партии, то значительная часть избирателей хочет оставаться непреклонными. Так что компромисс может стать сильнейшим ударом по СИРИЗЕ и правительству Ципраса, поэтому они сейчас всячески маневрируют, но пределы этих манёвров ограничены.

Какой сценарий дальнейших событий наиболее вероятен? Добиться какого-то стратегического компромисса вряд ли удастся, но дефолт Греции для европейцев крайне нежелателен. Это будет удар по позициям Евросоюза и европейской валюты, может начаться цепная реакция, затрагивающая остальные страны Средиземноморья. Поэтому сейчас наиболее вероятен промежуточный вариант, который не является столь экстремальным, как дефолт. Он может означать, что Греция частично пойдёт навстречу ЕС по всем вопросам, кроме пенсионных. Требование по пенсионным вопросам не снимается, но на какое-то время откладывается. После чего Греция получает финансовую поддержку, позволяющую ей расплатиться. Этот сценарий не решает никаких глобальных проблем в отношениях греков и ЕС, но позволяет уйти от самого плохого исхода.

Этот промежуточный сценарий также не гарантирован. За него выступает значительная часть европейских политиков, которые хотят как-то урегулировать ситуацию, но против могут высказаться специалисты из МВФ. Плюс возникает ситуация, когда грекам идут на уступки, и тогда непонятно, почему не идут на уступки испанцам или португальцам, которые дисциплинированно выполняют соглашения, что стоило правительствам этих стран снижения рейтинга. Плюс, если Греции позволят отложить выплаты, это не будет означать, что, когда подойдут новые сроки, греки не предложат их снова отсрочить. Доверие к греческому правительству сейчас крайне слабое, и есть сильное раздражение из-за того, что в Афинах сначала говорят, что предлагают компромиссный план и готовы идти навстречу, но, когда европейцы начинают изучать этот план, то ничего компромиссного в нем не находят.

Однако соглашение всё-таки остаётся вероятным вариантом. Греки уже согласны на некоторые урезания, например, в сфере военных расходов, что ударит по позициям партнёров СИРИЗЫ по правящей коалиции, партии «Независимые греки», контролирующей министерство обороны. Однако с учётом того, что доверие отсутствует, этот рациональный вариант не является гарантированным и сохраняется вероятность самого негативного развития событий.

Наконец, Греция в этой ситуации играет с Россией и подчёркивает в своём торге с ЕС, что если европейцы будут слишком радикальны, то в Афинах изменят свои геополитические приоритеты. Но европейцы относятся к этому сдержанно-скептически и рассматривают только как элемент торга, хотя бы потому, что задолженность Греции столь велика, что суммы, которые они могут получить у России, не решат их проблему. Кроме того, если Россия будут вкладываться в какие-то греческие проекты, то именно в их реализацию, а не в какие-то призрачные намерения. Например, если говорить о возможности продолжения «Турецкого потока» по территории Греции, то речь идёт о конкретных инвестициях в конкретные проекты, а не об авансах под политические обещания. Причём если раньше говорили о 4-5 миллиардах, которые греки хотели дать чуть ли не сразу, то сейчас — о 2 миллиардах, причём только если проект начнёт реализовываться. Так что роль российского фактора тут значима, но преувеличивать её не стоит.

Владимир Волков, экономический обозреватель:

Очевидно, что происходящее вносит на рынки нервозность, российский рынок сегодня открылся падением. Но, с другой стороны, история с Грецией длится давно, и есть определённый эффект привыкания. Если посмотреть на то, как вели себя рынки на прошлой неделе, когда появлялись новости о сложностях в переговорах между Грецией и представителями ЕС, то видно, что никакой чрезмерно нервозной реакции не было. Отсутствовал рост, но и паники тоже не наблюдалось.

На рынках полагают, что, несмотря на все сложности и проблемы, решение будет найдено и до выхода Греции из Еврозоны не дойдёт. Соответствует это мнение рынков действительности или нет – сказать сложно. Очевидно, что сейчас все будут напряжённо ждать и следить, и если какое-то обострение произойдёт, то обвал всё-таки случится. Конечно, это не будут вторые Lehman Brothers, но всё равно всё будет достаточно неприятно. Но доминирующее мнение на рынке состоит в том, что решение будет найдено.