Мы говорим и говорим об этом убийстве и всякий раз от общего неизбежно переходим к частному, разбираем конкретные версии, начинаем спорить, отметать, утверждать. И расставлять по ранжиру — какая версия страшнее.

Но вот вы посудите сами. Если брать наше время, в Америке убивают таких людей, как Немцов? Я имею в виду убийство не оппозиционного политика, а в принципе насильственное устранение фигуры национального масштаба? Нет. А в Германии? Тоже нет. И в Британии нет, и в Италии с ее коза нострой и каморрой тоже давно — и слава богу! — таких убийств не было.

Во Франции был «Шарли Эбдо» — ну так там и реакция была совершенно иная! Мы здесь спорим, сколько народу на марш 1 марта вышло — то ли 50, то ли 60 тысяч, а во Франции на 50-60 тысяч округляли, потому что считать приходилось миллионами! Эта история стала шоком и для французов, и для европейцев, и для всего цивилизованного (без кавычек) мира. Для них это ненормально! А для нас?

Немцова убить — это, конечно, круто. Но ведь мы немедленно выстраиваем смертельную цепочку из жертв заказных убийств той или иной степени резонансности. Смерть Бориса выделяется в этом ряду, но не выделяется на общем фоне нашей жизни. Я не думаю, что его «заказал» Путин. Но разве это что-то кардинально меняет? Пускай это будет не самый главный в стране человек, но кто-то все равно влиятельный и очень близкий к самому верху — разве в этом случае убийство будет выглядеть менее безумным?

Предполагают, что за этим стоит борьба кланов, что «ястребы» пытаются отрезать Путину некие пути к какому-то отступлению. Пусть так, но получается, что ситуацию в стране по своему разумению качают в разные стороны разные кланы и президент не в состоянии это ни предотвратить, ни проконтролировать. Выходит, что вне зависимости от величия и крутизны национального лидера какие-то группировки, спецслужбы и лагеря начинают вести свою собственную политику на государственном уровне, а пешками и случайными жертвами их игры может стать вообще кто угодно.

А если это сделал кто-то, кому Немцов наступил на хвост в том же Ярославле или какой-то его частный недруг (допустим и такое), — о чем это говорит? О том, что «люди страх потеряли». Что им даже у Кремля разборки устроить ничего не стоит. В конце концов, он же враг народа — нас из-за него и искать-то не станут.

Вот поэтому и получается, что конкретные версии, безусловно, важны, но даже они отходят на второй план по сравнению с тем простым фактом, что мы проживаем в бандитском обществе. Где убить кого угодно может кто угодно. Может государство, могут менты, могут бандиты, могут националисты из БОРНа, могут психопаты, могут безголовые беспредельщики. А власть, с одной стороны, этому потворствует, а с другой, даже в тех ситуациях, когда она заинтересована в предотвращении преступления или его раскрытии, всё равно ни черта сделать не может, потому что ни черта уже, кажется, не контролирует.

Вот сейчас неизбежно внутрь России хлынут «герои Донбасса», борцы за построение Русского мира. Люди, которые привыкли к убийству, привыкли к войне без правил, к тому, что беззаконие — это и есть закон. Почувствовав, что так можно жить, они вряд ли с большой охотой станут жить по-другому и вернутся к «мирной жизни».

Что стоит им начать мочить национал-предателей? Что стоит им начать мочить саму власть, которая недостаточно решительна? Боевики БОРНа еще недавно были кучкой отморозков. Сегодня такие, как они — главные патриоты и их уже далеко не кучка.


Фотография ЕЖ