Виктор Литовкин, военный обозреватель ТАСС, полковник в отставке:

Никакой дискуссии или конфликта по этому вопросу в Министерстве обороны нет. Просто сейчас не хватает средств на то, чтобы обучить всех студентов и направить во все вузы необходимых преподавателей и специалистов. Поэтому сегодня, в условиях ограниченных финансовых возможностей, приходится выбирать главные направления, те, которые необходимы для укрепления обороноспособности страны в первую очередь и в наибольшей степени способны повысить боеспособность армии. То есть связанные с высокоинтеллектуальными армейскими специальностями.

Это наводчики, связисты, компьютерщики, инженеры, техники, механики, водители, операторы и так далее, то есть люди, необходимые для интеллектуальной, высокотехнологической и подготовленной армии. А другие специальности, конечно, нужно было бы также привлекать, если бы были соответствующие ресурсы, но их нет, и тратить деньги на то, что не будет в полной мере востребовано, неразумно. Поэтому принято такое решение.

Но от самой идеи, высказанной Шойгу, безусловно, не отказываются. Понятно, что каждый здоровый и годный к воинской службе мужчина должен владеть первоначальными навыками воинской подготовки. И хорошо бы, чтобы студенты также все владели этими навыками, потому что, не приведи Господь, это может когда-нибудь понадобиться. Никому не нужно пушечное мясо, нужны подготовленные люди, способные и других защитить, и сами не пострадать от первой же пули.

Виктор Литовкин, военный обозреватель, полковник в отставке:

Как изменится ситуацию, сказать сложно. Это покажет опыт, посмотрим, куда призывников направят и как они будут служить. Вряд ли многие командиры, получившие таких новобранцев, обрадуются, но главный вопрос в том, как пройдёт распределение. Возникнут ли группы, по два-три человека на часть, или их будут размещать по одному? Есть также возможность, что они будут нести службу на Кавказе, недалеко от своего дома, в частях, не требующих большой технической подготовки, например, в горных батальонах, там, где они могут использовать знания, опыт и умение владеть оружием, приобретённые «по жизни». Пока ответов на все эти вопросы нет.

Ранее уже были попытки призвать людей из Чечни, тогда это привело к конфликтам. Нужно понимать, что этих ребят с детства учили быть мужчиной, джигитом. Они не любят мягкотелых «маменьких сынков», недостаточно волевых ребят, к которым относятся свысока и заставляют служить на побегушках. Но если они встречаются с достойными, мужественными парнями, достаточно ответственными и сильными, то конфликты если и происходят, то ведут к тому, что кто-то становится ведущим, а кто-то ведомым.

Многое зависит и от того, какие у них будут командиры. Они также должны быть решительными и бескомпромиссными, настоящими военачальниками, причём на любом посту. Таким должен быть и командир роты, и командир взвода. Не исключено, что эти должности также могут занимать выходцы с Кавказа, которые знают психологию кавказских народов и сумеют руководить людьми оттуда.

Конечно, в армии по-прежнему есть люди, участвовавшие в чеченской войне, но тут нельзя всё однозначно предсказывать. Всё будет зависеть от конкретных случаев, у людей разные обстоятельства, разные жизни и соответственно — разные варианты поведения.

Игорь Коротченко, главный редактор журнала «Национальная оборона»:

Полагаю, что эта инициатива не имеет никаких шансов на успех. Она не будет поддержана ни Администрацией президента, ни правительством, поэтому рассматривать её стоит, скорее, как депутатский пиар. Любые предложения, касающиеся деятельности частных военных компаний, не будут сейчас признаны своевременными. Понятно, что этот законопроект пытаются «подтянуть» под ситуацию в восточной Украине. Но там всё уже решилось естественным путём, Донбасс сегодня — это территория, которую Киев фактически не контролирует, и расширять какой-либо силовой экспорт в регион никто в России не будет. Кремль привержен выполнению Минских соглашений, и, соответственно, идея частных военных компаний останется без поддержки со стороны власти.

При этом сама идея таких компаний в принципе возможна. Вопрос только в том, с каким функционалом. Совершенно очевидно, что те задачи, которые вкладываются в эти организации на Западе, где они выступают как структуры, готовые брать на аутсорсинг часть задач в области безопасности и обороны, не могут быть актуальны в нынешней военно-политической ситуации. Но то, что сегодняшнее положение не способствует реализации такого законопроекта, не означает, он в принципе не может существовать.

Элла Полякова, председатель организации «Солдатские матери Санкт-Петербурга»:

Все последние месяцы нам говорят: «Русские военные на Украине? А докажите».

Сергей Кривенко, координатор движения «Гражданин и армия»:

На наши прямые вопросы о том, откуда взялись погибшие, военные делали круглые глаза и отвечали, что не будут об этом говорить.

Аркадий Дубнов, политолог:

Во-первых, я приношу мои глубочайшие соболезнования всем близким и родственникам растерзанной российским военнослужащим семьи, а также всему народ Армении. Это чудовищная национальная трагедия для армян, которые вообще очень трепетно относятся к тому, что происходит с их маленькой нацией. Особенно если это происходит в год, когда отмечается столетие армянского геноцида и уже началась подготовка к мероприятиям, связанным с этим, как в самой Армении, так и в соседней Турции.

Во-вторых, надо признать, что эта дата останется чёрной меткой как в истории Армении, так и в армяно-российском диалоге. Отношения с Россией сейчас будут вызывать глубокий скепсис, который наложится на осадок, оставшийся у значительной части населения после фактически силового принуждения страны к вступлению в Евразийский экономический союз. Но хочется надеяться, что это не приведёт к какому-то историческому разрыву. На мой взгляд, такой разрыв просто невозможен, и когда ситуация немного успокоится, Армении всё-таки придётся признать, что Россия по-прежнему остаётся гарантом выживания страны в условиях блокады и угрозы со стороны Азербайджана. Может быть, там также вспомнят, что именно Россия в рамках единого СССР оказала всевозможную, в том числе человеческую, помощь в период землетрясения в Спитаке в 1988 году.

Выход из нынешнего кризиса в Армении почти наверняка приведёт к изменениям в руководстве страны, вплоть до досрочных парламентских, а то и президентских выборов. Надо понимать, что авторитет действующего главы государства Саргсяна недостаточно высок для того, чтобы успокоить страну и объяснить людям, что он делает всё возможное для проведения расследования. Немного настораживают объяснения официальных лиц в Ереване, в частности генпрокурора, который обещал обратиться к российском властям с просьбой оставить солдата для отбывания наказания в Армении. Но когда именно он отправит этот документ, генпрокурор не уточнил. То есть происходит торможение попыток умиротворить ситуацию, и это самое опасное.

Армяне во взбудораженном эмоциональном состоянии могут быть очень жёсткими людьми, даже последние беспорядки, прошедшие в Гюмри около консульства России, показали, что протестующие не остановятся ни перед чем. Мы помним, как в конце 90-х в Армении произошла трагедия с расстрелом парламента и убийством представителей высшего руководства страны, и хочется надеяться, что нынешняя российская власть понимает, какие трагические последствия для армянской государственности могут возникнуть, в случае если Москва будет действовать недостаточно сочувственно и адекватно. Однако пока создается впечатление, что в Москве это понимают не очень хорошо, и армяне, включая огромную диаспору в России, не могут этого не видеть. В частности, российское телевидение оскорбительно мало внимания уделяют тому, что произошло в Гюмри.

Само по себе то, что Россия не позволяет преследовать своего гражданина, находящегося на территории другой страны, — обычная практика государств, чьи базы находятся за рубежом. Точно такая же ситуация была с американскими военнослужащими. Можно вспомнить трагедию с расстрелом одним из американских военнослужащих гражданина Киргизии. Тогда, несмотря на все усилия Бишкека, добиться того, чтобы преступник был передан киргизскому правосудию, так и не удалось. Точно так же, когда американцы готовили стратегическое соглашение с Кабулом, главная проблема заключалась в требовании афганцев снимать юридический иммунитет с граждан США, в случае если они нарушают закон. Вашингтон этим требованиям не уступил.

Так что Россия здесь не исключение. Другое дело — как именно в нынешней, совершенно выходящей за все рамки трагической ситуации будут искать компромисс. От этого будет зависеть как дальнейшее развитие российско-армянских отношения в принципе, так и взгляд армян на военную базу в Гюмри. Которая, несмотря ни на что, остаётся необходимой структурой для поддержания баланса на Южном Кавказе.

Алексей Малашенко, политолог:

С точки зрения российской политики создания Евразийского союза это произошло очень несвоевременно. В Армении, в том числе и в Гюмри, где я много раз бывал, никогда не было никаких антирусских настроений. А теперь — такой удар, за которым следуют массовые манифестации. Проще всего было бы сказать, что это — провокация, но скорее всего речь идёт о действительно несчастном случае, и с человеческой точки зрения, и с точки зрения российской политики, не говоря уже об Армении.

Раньше считалось, что от России никто не может уйти, даже если захочет, в том числе и Армения. Но выяснилось, что народ по возможности разбегается, даже батька Лукашенко, будь у него иные возможности. Так что сейчас очень важно, как на это отреагирует армянское общество. Раньше у нас никогда не было ни трений, ни осложнений, к армянам в России даже не относились как к «лицам кавказской национальности», это всегда были наши ребята. И если теперь там начнётся антироссийская волна, которая будет кем-то поддерживаться, то это будет очень плохо и станет настоящим «ножом в спину». Я не знаю, что это за парень, на фотографии у него абсолютно полоумный взгляд, совершенно невнятные объяснения. Но, в любом случае, эту историю необходимо прекратить, и Москва тут должна соглашаться на армянские требования.

Сергей Цыпляев, президент фонда развития республиканских традиций «Республика» (Republica):

Неоднократно говорилось о том, что мы находимся в состоянии очередной холодной войны. Это состояние необходимо поддерживать, в том числе нарастанием военной активности. Понятно, что Россия и, условно говоря, Запад находятся сегодня в состоянии довольно жёсткой конфронтации, и, как всегда бывает в подобных ситуациях, достаточно большое число «ястребов» как с одной, так и с другой стороны говорят: смотрите, они ничего не понимают, с ними невозможно договариваться, надо готовиться к худшему. То есть вооружаться, укреплять войска и тому подобное.

И кроме позитивной части, которая всегда есть в тренировке военных, это вещь необходимая, которую надо проводить с определённой периодичностью, возникает ещё и психологическая задача по поддержанию ощущения осаждённой крепости, неотвратимости военных действий. Как следствие идёт запрос на увеличение финансирования. Общество должно выделять деньги и ресурсы на то, чтобы поддерживать военно-промышленный комплекс. У этого процесса своя логика, проявляющаяся, в том числе, и в подобных событиях.

Руслан Пухов, директор Центра анализа стратегий и технологий:

С одной стороны, это, наверное, привлечёт какое-то количество людей, способных работать в оборонно-промышленном комплексе. Но, безусловно, это не решит проблему кардинально или даже сколько-нибудь заметно, точно так же, как появление «спортивных рот» не поднимает спорт, а появление «научных рот» станет только одним маленьким элементом в цепи других мер, которые необходимо принимать с целью преодоления существующих трудностей. Это сложная и комплексная задача.

Дело в том, что работа на предприятиях ОПК, в отличие от советских времён, больше не является престижной, это не то, к чему стремится молодёжь. И задача заключается в том, чтобы люди, попадающие в эти «научные» и «производственные» роты, захотели в них остаться после того, как закончится положенное время. А для этого нужно включать какие-то другие механизмы: льготная ипотека, именные стипендии правительства и так далее. Потому что люди ходят много получать и, самое главное, не иметь поражения в правах. А в ОПК можно получить допуск секретности и потерять возможность даже съездить в отпуск в Турцию.

Кирилл Кабанов, председатель Национального антикоррупционного комитета:

В последнее время Спецстрой становится фигурантом всё большего и большего количества уголовных дел, начиная от строительства космодромов и заканчивая обрушением казарм. А мы давно говорили и даже направляли руководству Спецстроя соответствующие документы по поводу обнаруженных признаков коррупционных схем в закупочной деятельности. Мы предупреждали, что на сегодняшний момент закрытость этой системы и аффилированность Спецстроя и других коммерческих структур может привести к тяжёлым последствиям. И вот результат.

По всей видимости, надо проверять на неполное выполнение объёмов работ при строительстве, в том числе – с целью хищения бюджетных средств. Проверить это можно. Также можно проверить на аффилированность компанию, заключившую договор с конкретными лицами. Необходимо установить, почему комиссия приняла такую работу и не существует ли там коррупционной составляющей. Думаю, следствие будет работать, хотя всё руководство компании Спецстроя почему-то неожиданно ушло в отпуск. Возможно, это такая стандартная бюрократическая реакция.

Чтобы изменить ситуацию, нужно просто ввести реальную систему контроля и персональной ответственности. Не хочется вспоминать страшный 37-й год, но уже по нескольким эпизодам, включая космодром и произошедшее под Омском, очевидно, что привлечённых к уголовной ответственности тогда было бы больше, чем пострадавших солдат. Нужен жёсткий многоуровневый контроль, а не «поиск крайнего», например, командира части, который подписал акт. Надо смотреть всю комиссию, какое давление оказывалось и так далее. Причём надо понимать, что ответственность за «халатность» не очень высокая. Нужно проверять на хищение бюджетных средств, искать следы иной преступной деятельности. И когда персональная ответственность будет высокой, тогда можно будет говорить об изменениях. Если правоохранительные органы смогут это обеспечить – молодцы.

Виктор Литовкин, военный обозреватель ТАСС, полковник в отставке:

Это серьёзное изменение, так как перестраивается управление всеми силами, отвечающими за оборону неба и космоса над всей страной и её окрестностями. Происходит перераспределение задач между ВВС, ПВО и космическими войсками. Усиливается единое командование и единое обеспечение войск боевой техникой и оружием, вырабатывается единая стратегия применения тех или иных сил. Также вырабатываются новые приёмы ведения боевых действий, которые затем отрабатываются в ходе учений на земле в воздухе или на воде, где также есть системы противовоздушной и противоракетной обороны. Так что новые воздушно-космические силы будут решать целый комплекс разных задач, кроме, разумеется, контроля над небом и космосом в ракетоопасном направлении.

Почему возникла такая необходимость, понятно. Известно, что все последние войны начинались ударами с воздуха. Это и Югославия, и Ирак, и Афганистан, и Ливии, сегодня — Сирия. Серьёзный военный конфликт с серьёзными государствами, если он будет, так же начнётся именно с такого удара. Тем более что американцы рвутся в космос, запускают аппараты, летающие вокруг земли. Они разрабатывают системы быстрого глобального удара, создают на границах России систему противоракетной обороны с ракетами SM-3 и пусковыми установками MK-41, которые способны запускать «Томагавки», крылатые ракеты большой дальности. Не говоря уже о том, что США держат на территории Европы 200 авиационных атомных бомб свободного падения B-61. А самолёты НАТО, которые дежурят в Литве и Эстонии, могут доставлять эти бомбы к цели. В таких условиях России необходимо усиливать свою противовоздушную и противоракетную оборону, защиту космоса. Это требование времени.

Сколько продержатся эти нововведения, зависит от ситуации на международной арене. Как говорят в народе, «будем посмотреть». Всё-таки в процессе работы новых воздушно-космических сил будет приобретён опыт, который подтолкнет к усовершенствованиям и модернизации. Не бывает так, что нечто новое создано и сразу всё идеально работает. Подобные ожидания наивны.  

Виктор Литовкин, военный обозреватель ТАСС, полковник в отставке:

Решение о создании этих дивизий не означает увеличения количества призывников. Дело в том, что в дивизии будут преобразованы бригады, уже существующие на сегодняшний день, по примеру того, как было возвращено название Таманской и Кантемировской дивизии бригадам, которые во времена оны были из дивизий преобразованы. Точно также станут дивизиями бригады, расположенные на западном направлении, то есть новые дивизии будут переформатированы из тех воинских частей, которые уже существуют. При этом они будут дополнены отдельными полками, в основном зенитно-ракетными, которые могут быть сегодня кадрированы.

Дело в том, что у России не хватает ресурсов для того, чтобы сегодня призвать в Вооружённые силы новых людей. Армия укомплектована военнослужащими на 92%, до миллиона, который фигурирует в указе президента, она не дотягивает. Всего в строю около 920 тысяч человек: около 350 тысяч призывников, 320-350 тысяч контрактников, 220-230 тысяч офицеров. Но никто не говорит, что новые дивизии будут созданы на голом месте, они будут сформированы на базе уже имеющихся подразделений, после того, как создадут соответствующую инфраструктуру: отремонтируют и построят дома для людей, парки боевой техники, казармы.

Возникнет ли там проблема недоукомплектации, зависит от того, какие нормативы поставит генеральный штаб. Недоукомплектация – понятие очень растяжимое. Если Генштаб установит состав мотострелкового полка в полторы тысячи человек, то он таким и будет, не окажется ровно 1500 – будет 1450. В армии постоянно проходит ротация офицерского состава, увольняются и поступают на службу призывники и контрактники. Это живой процесс. Говорить, что там всё должно быть «как в аптеке», не приходится.

Безусловно, риск, что создание этих дивизий может привести к дальнейшей эскалации противостояния с НАТО и наращиванию ещё больших сил с обеих сторон, присутствует. Но, скорее всего, для сдерживания агрессии НАТО будут применяться иные методы, усилят воздушные, противовоздушные и ракетные компоненты. 

Иван Коновалов, директор Центра стратегической конъюнктуры:

Во-первых, военные кафедры хотят отменить только в гуманитарных вузах, а не во всех. Очевидно, что технические специалисты российской армии нужны. Вряд ли люди, окончившие, к примеру, Бауманку, не пригодятся Минобороны. В армию сейчас идёт новая техника, осуществляется перевооружение, и нужны те, кто сможет на этой технике работать. Поэтому упор делается именно на специалистов в технической сфере, способных обслуживать современные военные комплексы. Но это всё, в любом случае, пока только предложение, а не требование, посмотрим, чем закончится рассмотрение такой инициативы.

Нехватки призывников сейчас нет, так что с этим связывать идею Минобороны не стоит. В последний призыв план был выполнен полностью, более того, были люди, которых не взяли, хотя они хотели. Призыв сейчас не так уж и велик, 150 тысяч примерно раз в полгода — не такая большая цифра, с учётом роста числа контрактников и более 220 тысяч офицеров. Всего в армии должно быть примерно 900 тысяч человек, уставная численность — 1 миллион. Так что людей хватает. Впрочем, у нас есть опасность демографической ямы, с учётом того, что в 90-е годы рождаемость была небольшая из-за экономической ситуации. Но всё-таки есть контрактники, их число постепенно растёт, всего их должно быть около 420 тысяч.

Так что сокращение военных кафедр связано скорее с изменением системы строительства наших Вооружённых сил и общей военной реформой. Ищутся новые подходы, убираются звенья, не нужные, с точки зрения Министерства обороны. Вот прошёл молодой человек военную кафедру в гуманитарном вузе — и кем он будет служить? Он должен быть офицером, но в качестве офицеров нужны технари или профи. В советские времена были так называемые двухгодичники, когда человек заканчивал кафедру и его посылали в армию «для галочки», там им никто не занимался, лишь бы он не мешал.