Пресловутые 86%, 25-летний юбилей «ДемРоссии», выпавший на ушедший год, дискуссия о будущих (состоятся ли еще?) выборах, да и вообще, Новый год – время подведения итогов и попыток заглянуть в завтра, все это заставило еще и еще раз продумать, что же пошло не так и четверть века назад, и последние пару лет. Ведь то, что не так и не туда – кажется, очевидно уже всем.

Двадцать пять лет назад всё никак не хотел кончаться Советский Союз, на самом деле уже умерший (просто мы все об этом еще не догадывались). Великий и ужасный Союз, в котором чувство страха впитывалось с молоком матерей и до конца не отпускало ни на мгновенье. В котором в головах у большинства людей воцарилась глубокая вялотекущая шизофрения, когда каждый по отдельности был «против», все вместе – «за», а СССР – это навечно! И несмотря на страх и уверенность в невозможности окончания Союза сотни тысяч москвичей выходили на Манежную (еще площадь) и Тверскую (еще Горького). Не столько, сколько пытаются сейчас напридумать – никаких полмиллиона – миллиона тогда тоже не было и в помине: просто столько не вмещают ни Манежка, ни Тверская, но много, очень много! Выходили по призыву и без – может, конечно, я и запамятовал, но, ей-Богу, не упомню, чтобы кто-то призывал выйти на улицу Горького в день Вильнюсских событий – а забитую людьми улицу помню отлично. И этой волны совместных выходов хватило в августе 1991-го, чтобы остановить ГКЧП, заставить дрожать руки у Янаевых-Павловых-Пуго и, казалось, перевернуть страницу истории.

Возникшей меньше чем за год до этого «ДемРоссии» удалось одержать полную победу – с тем, чтобы почти сразу, почти мгновенно развалиться и проиграть. Именно тогда, когда дракон уже рухнул поверженный и некому на самом-то деле было уже сопротивляться по большому счету. А позвучавший всего через два года крик души Юрия Карякина: «Россия, ты сдурела!», просто подвел черту под поражением.

Я долго думал, что же тогда случилось и как такое могло случиться: вроде как только что проявивший невероятную сплоченность и единство народ – ну хорошо, не народ, но хотя бы его наиболее продвинутая городская, столичная часть! – вдруг сорвался с уже, казалось бы, надежно взятой вершины. И выводы, к которым я пришел, напрямую связаны с сегодняшним днем и еще больше – с днем завтрашним.

Вопреки кажущейся очевидности, не было в 1990-91 гг. никакой гражданской солидарности! НИ-КА-КОЙ! Потому что возникнуть ей было просто неоткуда.

Советский Союз был по-настоящему фашистским государством. И все его «общество» было не более, чем фасцией – ликторским пучком отдельных прутьев, объединенных, точнее – стянутых, скованных тремя обручами: единством в общем-то в нищете, единством в страхе и единством в безысходности (типа: «А куда ты нафиг денешься с подводной лодки!»). Да, некоторое неравенство в нищете было – но не очень большое, не принципиальное; особенно потому что и оно держалось не на деньгах, а больше на положении людей в иерархии: речь не шла о том, богаче ли ты соседа, а о том, позволяло ли твое место получать чуть больше от все-равно-не-твоего-пирога. Да, с конца семидесятых по каплям началась эмиграция (сперва еврейская, затем и диссидентская), но безвозвратность отъезда даже больше, чем его мизерность, только подтверждала актуальность надписи на дверях метро: «Выхода нет». Наконец, страх. С ним все сложнее. Потому что это был не просто некий единый страх, а сразу, по меньшей мере, два страха: большой, внешний и нутряной, потаенный, в котором себе старались не признаваться, страх тех самых «сорока миллионов доносов», разъединявших людей, порождавший опаску даже между близкими, возводивший между ними стены недоверия куда больше, чем всё остальное вместе взятое.

Стянутое этими тремя обручами «общество» на самом деле никаким обществом не являлось – в этой тесноте-да-не-в-обиде никто не мог толком пошевельнуться и научиться действовать самостоятельно, никто не мог приобрести навыков личной ответственности даже за свою собственную жизнь, не говоря уж о жизни окружавших их людей. Плюс, еще раз повторю, разъединявший людей частный, «маленький» страх.

Никакой человеческой солидарности в том позднесовковом обществе и возникнуть не могло: солидарность – привилегия свободных людей, людей со свободной волей и личной ответственностью. А что было? А было «окопное братство», единство по принуждению, товарищество по несчастью. Из него не рождается ничего надежного и позитивного. Это единство исключительно «против», не имеющее шансов превратиться в единение «за».

Да, стягивавшие даже не социум, а популяцию обручи сильно ослабли к концу совка. Да, ощущение, что дальше так нельзя, да попросту невозможно, стало едва ли не всеобщим. Советская коммунистическая власть оказалась в положении цугцванга, когда любое действие только ухудшало ситуацию. Надо отдать ей «должное» – именно поэтому она бесконечно долгое брежневское правление старалась ничего не делать. А когда к руководству пришел ничего не понимавший тогда и так и ничего не понявший за прошедшие четверть века М. Горбачев и попытался что-то подправить – все посыпалось. И та самая фасция, в которую был превращен народ страны, сработала тараном численностью всего-то в полторы-две сотни тысяч человек, которого хватило, чтобы Советский Союз рухнул.

Но при этом обручи распались. Все три сразу: равенство в нищете, крепостная безысходность – подводная лодка всплыла в видимости берега, и «большой», внешний страх. И все «общество» тут же распалось на отдельные «прутики». Потому что искалеченность «внутренним страхом», вытравившим из всех нас за 70 лет коммунистической диктатуры свободу, способность принимать личные решения и нести за них ответственность, способность доверять друг другу и договариваться между собой да и попросту способность к эмпатии – никуда эта искалеченность не исчезла. И победившая дракона «ДемРоссия» тут же развалилась.

Развалилась, чтобы уже никогда не собраться вновь. Чтобы потерять возможность когда-либо собраться вместе. До того момента, покуда в стране, по ошибочной привычке по-прежнему именуемой Россией – между прочим, в нашей, в моей стране! – не появится достаточное количество взрослых людей. Потому что с тех уже далеких 90-х и по сегодня это Питер-Пэнландия – страна не умеющих и не желающих взрослеть безответственных несовершеннолетних. И любой капитан Крюк может делать с ней всё, что пожелает. В таком питательном бульоне – будьте покойны! – капитан Крюк немедленно появится. Он и появился – и то, что в стране, прошедшей ГУЛАГ, большинство половозрелых недорослей выбрало (выбрало, выбрало! – самым «демократичным» образом выбрало!) наследника вертухаев себе в начальники, напоминает о том, что спички детям не игрушка.

Большинство с радостью прильнуло к отеческой ноге капитана Крюка – лишь бы избавить себя от невыносимой необходимости принимать самостоятельные решения и отвечать за их последствия самим же. Благо Крюку сказочно подфартило с ценами на нефть и газ, подфартило настолько, что оказалось возможным даже особо не напрягать припавшую к нему паству всякими докучливыми глупостями вроде необходимости зарабатывать, а просто окормлять их крохами, все равно падавшими с ломившегося барского стола.

Семидесятилетнее калечение людей фашистской коммунистической диктатурой оказалось гораздо страшнее, чем мы сами полагали: оно сказалось уже чуть ли не на генетическом уровне. То, с какой жадностью взрослые с виду люди кинулись потреблять – нет, не машины, хамон и египты-турции, а разного рода Чумаков, потом «Дом-2», потом распятых мальчиков, жидобандеровцев и укрофашистов, укросирийцев и турко-махновцев – это показатели пугающего инфантилизма, полной амнезии и утраты способностей отстраивания простейших логических взаимосвязей – вот они, пресловутые 86%. Я уверен – почти честные, почти не нарисованные 86%. И не надо мне рассказывать про Стэнли Милгрэма – я знаю про его эксперимент, он не про то. Он про подчинение, про «преодоление совести», а у нас, как выяснилось, нечего оказалось преодолевать.

И даже протесты 2011-2012 гг. оказались всего лишь праздником непослушания, невзрослым праздником с недетскими последствиями. Сдача с потрохами путинско-бастрыкинской банде «болотных» показала это лучше всяких слов. Ровно такая же сдача Ильдара Дадина в ушедшем году поставила точку.

Потому что никто из будто-бы-граждан не удосужился посмотреть в том самом интернете, где есть не одни только котики, обязательства, принятые на себя Россиской Федерацией при вступлении в Совет Европы. Потому что это взрослая работа – найти и прочитать длинные тексты, даже если они написаны внятным языком – мы так, по шпаргалке... А если бы открыли, то через это «окно в Париж» увидели бы другую планету и другой век. XXI век, который у нас не начался и, скорее всего, так никогда и не начнется – для него надо довзрослеть. А мы продолжаем весело крутить педали в детском автомобиле, не замечая, что даже его уже поставили на подпорки. Чтобы колеса крутились в воздухе, а сам автомобильчик – не дай Бог! – никуда не поехал.

Те из оппозиции, кто готовится участвовать и призывает всех участвовать в думских «выборах», либо лгут, либо просто пытаются заниматься тем единственным, в чем они сами считают себя компетентными. Без каких-либо на то оснований – ни разу эта компетентность не была явлена. А всем, кто ссылается на «блестящую» кампанию А.Навального по выборам мэра Москвы, я рискну напомнить, что у этой «блестящей» предвыборной кампании было ровно два результата: первый – «сверхпопулярный» А. Навальный получил МЕНЬШЕ голосов москвичей, чем вовсе не ведший хоть сколько-либо внятной кампании на президентских выборах совсем непопулярный М. Прохоров; второй – что мы получили формально абсолютно легитимного мэра Собянина. «Формально» – потому что любое голосование среди воспитанников детского сада по определению не более чем формальность. А уж после Костромы – либо ничего, либо хорошее...

Будучи убежденным, что участвовать в грядущих думских «выборах» не следует, потому что участие – не более чем грустно-смешные поиски оброненного кошелька не там, где потеря приключилась, а под фонарем, поскольку под ним светлее, потому что это повторение ошибки легитимизации фейковых «выборов» и вообще декоративно-будто-бы-демократического антуража нынешней диктатуры, я не особо следил за выборным законодательством. А в нем открылось много интересного. Выяснилось, что участники выборов обязаны выдвинуть региональные списки от ВСЕХ регионов РФ, включая и аннексированные Крым и Севастополь. Вот ровно с этого момента участвовать в выборах стало не «не следует, потому что ошибка», а невозможно, потому что участие в них становится соучастием в преступлении. И любые отговорки, что мы, мол, просто так, просто мимо Крыма проходили, сродни убежденности школьника, что вырванная из дневника страница с двойкой решает проблему. Питер-Пэнландия, чего уж там! Для повзросления: как бы вы отнеслись к участию оппозиционной антифашистской партии в выборах в Рейхстаг в 1939 г., в том числе и от рейхсгау Судетенланд – аннексированной Судетской области Чехословакии (аннексированной, между прочим, по международно признанным Мюнхенским соглашениям, а не абы как)?

Я знаю, сейчас высокоумные и политически подкованные, но так и не повзрослевшие дяди начнут говорить, что это ригоризм или просто упёртость (в зависимости от склонности к высокому или низкому «штилю»), но вообще-то говоря, еще в детстве стоило усвоить простую истину: иногда нельзя, даже если очень хочется. И даже еще «нельзее» именно потому, что очень хочется. Но с освоением этой нехитрой науки, по меньшей мере, личная Питер-Пэнландия заканчивается. А продолжается она у второгодников.

Никакая «мирная демократическая революция», мантру о которой твердят наши друзья и соратники, в нашей стране быть не может – некому ее делать. Мирно, почти без крови рухнувший колосс Союза – это чудо уже судьба нам один раз подарила в 1991 г. Нет никаких оснований надеяться, что чудо будет повторяться по заказу снова и снова. А с демократией как не срослось двадцать пять лет назад, так не может срастись и сегодня: для нее нужны взрослые граждане. Без них она мгновенно обращается в жутковато-тоскливое и так знакомое нам: помните «Повелителя мух» Уильяма Голдинга? Никаких самых честных в мире выборов в нашей стране ни провести, ни выиграть хоть кому-то вменяемому, ответственному, а потому не врущему с самого начала (ну и до самого конца) невозможно. Ни сейчас, при этой власти, ни долго еще потом. Нам придется пройти ускоренный курс взросления, прежде чем нам можно будет позволить браться за взрослые дела, вроде спичек и выборов. Но даже ускоренный этот курс займет не один год. И это в самом лучшем случае – если найдется достаточное количество немилосердных взрослых – неважно, своих или чужих, которые принудительно усадят большинство за парты в жесткой школе расставания с непозволительно затянувшимся детством: у большинства явно не достает мужества даже признать необходимость такой учебы.

И свалить эту фашистскую власть мы не можем и никогда не сможем. Другое дело, что она сделает это сама. Разваливая пространство, для удобства обозначения на карте все еще именуемое Россией, на мелкие кущевские дребезги.

Если только хотя бы где-то не найдется разом несколько сотен человек, переросших Питер-Пэнландию, которые сумеют собраться вместе, будут знать, что делать, и попробуют – хотя бы попробуют! – спасти то, что удастся. Не замахиваясь на большее.

Спасти, чтобы чуть подрасчистив руины, построить школу и ввести обязательное начальное образование-воспитание для своих взрослых с виду соседей. Может, хотя бы шок от обрушения всего кругом заставит их, наконец, начать расставаться с ролью Питеров Пэнов. И это было бы самым большим Чудом, о котором мы только можем мечтать.


Графика Михаила Златковского/zlatkovsky.ru