Речь патриарха Кирилла, вызвавшую столько откликов, мало кто, очевидно, прочел до конца. Почти не замеченными в ней остались шокирующие факты современных гонений на христиан. «Сегодня на христиан обрушились такие гонения, каких не было никогда, — ни в Римской империи, ни в Советском Союзе. А мы живем так, будто ничего не происходит, — нас же не гонят», — сказал патриарх. Он сослался на данные международных организаций, согласно которым в мире ежедневно убивают около 300 человек только за то, что они — христиане. В Сирии, Пакистане, Афганистане, Ираке, Нигерии христиане не имеют никакой защиты. Есть места, где, убивая христиан, фундаменталисты вырезают целые селения. «Я говорил об этом громко и на встречах с президентами разных стран, и на международных собраниях, — но как будто никто ничего не слышал…» — заключил патриарх.
Но почему не эти слова патриарха стали сенсацией?
Может быть, потому, что если человек сначала заявляет, что гуманизм — это ересь, то все, сказанное после, уже не воспринимается?
И как-то уж так получилось, что теракты в столице Евросоюза прогремели ровно через день после того, как патриарх Русской православной церкви объявил гуманизм ересью. Приговор к 22 годам заключения в пыточных условиях наших тюрем военнопленной девушке по опровергнутому в суде обвинению прозвучал тогда же. Все одно к одному: эскалация насилия и жестокости в мире, ужесточение политических репрессий в России и — отрицание гуманизма главой Русской церкви…
Трудно воспринимать искренность отдельных правильных слов в длинных речах, где правда перемешана с полуправдой, утверждения — с лукавыми умолчаниями. Патриарх Кирилл выразил соболезнование жертвам терактов в Брюсселе, но это теряется на фоне невысказанных соболезнований жертвам российских бомбардировок в Сирии, число которых куда внушительнее. Напротив, в момент, когда естественно было бы ждать от главы христианской церкви призыва к обезумевшей власти о прекращении смертоубийства, явилось утверждение патриарха, будто бы военные действия России в Сирии оправданы и носят «оборонительный» (?!) характер.
О том, чтобы патриарх призвал власть к милосердию по отношению к политзаключенным, мы уже и не мечтаем.
Еще патриарх предложил богословски осмыслить корни терроризма. Но какая может быть специальная онтология у террора? Зло банально, как заметила философ Ханна Арендт. Зло примитивно и бездушно в независимости от того, исламский это терроризм или большевистский, государственный или антигосударственный, религиозный или сепаратистский. Нужно просто термины не подменять, а называть вещи своими именами. Если теракты в Брюсселе — это терроризм, то и бомбежки мирных населенных пунктов в Сирии — тоже терроризм. Если «Норд-Ост» и Беслан — это терроризм, то и тотальное разрушение Грозного и чеченских сел мощной российской артиллерией и авиацией — тем более терроризм.
Что же касается ереси, то ересь по определению — это ошибочное учение, искажающее фундаментальные основы христианской веры. Сначала подумалось, что патриарха Кирилла подвели спичрайтеры, которые плохо учились в семинарии — иначе он не назвал бы ересью то, что правильнее было бы назвать иноверием. Однако, прочитав текст внимательнее, я поняла, что патриарх предлагает бороться именно с христианами, вдохновленными концепцией прав человека.
Между тем Иисус Христос, имени которого практически не упоминает в проповедях патриарх Кирилл, называл человеколюбие единственным критерием близости человека к Создателю. Один из ярких примеров тому — вспоминавшаяся в церкви перед Великим постом притча о Страшном суде, в которой Господь называет своими только тех, кто посетил узника и больного, накормил голодного, напоил жаждущего. Те же, кто человеколюбия не проявил, оказываются чужими и чуждыми Богу в независимости от того, как они молились и во что веровали.
Призывом к милосердию и человеколюбию пронизано все евангельское учение. Сострадание и жертвенная любовь к ближнему — центральная его заповедь.
А концепция прав человека, рожденная в недрах христианской цивилизации, являет собой всего лишь действенный механизм защиты человека от насилия, от посягательств на его жизнь, свободу и достоинство со стороны разнообразных властных носителей зла, которых во все века хватало в избытке.
«Бог и совесть были главным судией, а главным авторитетом для человеческого суда был Божий закон», — утверждает патриарх, подразумевая, очевидно, что были когда-то времена, когда миром правили Бог и совесть. Но таких времен никогда не было. Были только совестливые люди, которые, надо сказать, во все века подвергались гонениям со стороны властей — как светских, так и церковных. Стоит помнить, что ведь и те, кто убивает сегодня христиан только за то, что они христиане, тоже, как правило, называют себя верующими. Вера в Бога, не сопряженная с верой в человека и человечность, порой оборачивается чудовищным злом.
Священник Сергий Желудков, стоявший у истоков правозащитного движения в Советском Союзе, придумал термин «анонимный христианин». В своем реферате «Христианство для всех», посвященном находившемуся тогда в мордовском политлагере атеисту Крониду Любарскому, отец Сергий разделил христиан на номинальных и подлинных. К числу подлинных он отнес и тех, кто не считает себя христианами, кто, может быть, никогда и не придет к церковной вере, но кто живет и действует в соответствии с евангельскими заповедями. Кронид Любарский не согласился называть себя христианином, между ними завязалась полемическая переписка, к которой постепенно подключился заметный круг людей. И первое, что бросалось в глаза в этом захватывающем диалоге, — удивительная деликатность к взглядам собеседника, уверенность в неотъемлемом праве оппонента иметь свою уникальную точку зрения, отличную от твоей.
В движении за права человека в Советском Союзе были и верующие люди, и атеисты. Был и принявший православие генерал Григоренко, и искрящийся добротой, но совершенно безрелигиозный Андрей Дмитриевич Сахаров. Была и православная Наталья Горбаневская, и атеист Павел Литвинов. Были священник Глеб Якунин и агностик Юрий Орлов. Кто-то из них понимал совесть как голос Бога в человеке, а кто-то верил в эволюционное происхождение совести, но важно не это. Важно то, что у этих людей была совесть. Защита прав человека приводила их в лагеря и тюрьмы, а это ведь и есть «душу свою — за друзей своих» (Ин.,15, 12-16).
В наши дни православные в России очень заметно разделились на два лагеря: православных христиан и номинальных православных. Среди последних встречаются и такие, кого правильнее было бы назвать антихристианами.
Но меня больше первые интересуют. Хотелось бы, чтобы не сомневались они, что защита прав человека — не ересь, а дело Божие. И не забывали, что милосердие, человеколюбие и заповеди любви — центральный постулат Евангелия.
А кого смущает авторитет патриарха, тот пусть вспомнит, что и первосвященник Каиафа был патриархом. Есть слово Божие, а пастыри и патриархи авторитетны лишь постольку, поскольку их слово и дело Ему соответствует.
Фото: Россия. Москва. 9 марта 2016. Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл на церемонии освящения храма святого благоверного князя Александра Невского при МГИМО МИД России. Александр Щербак/ТАСС