Сергей Шаров-Делоне, правозащитник:

Повесить памятные таблички стоило в любом случае, просто потому, что это знак уважения, демонстрирующий, что нам не всё равно. В конце концов, абсолютно наплевать на то, что будет делать мэрия. Снимет — можем повесить ещё раз. Нельзя оглядываться только на мэрию и вообще на власть, пора с этим заканчивать. Точно так же, как бесполезно пытаться согласовывать с ними марши и другие акции. Мы просто прекратим жить, если будет так действовать, проще просто уезжать.

Но я сомневаюсь, что что-либо, и таблички в том числе, смогло бы в ближайшее время стать широким символом протеста. До осени ничего такого не произойдёт, причём я имею в виду не сами выборы, а время после них. Но личные решения остаются, нельзя самим себе позволять затыкаться в таких обстоятельствах.

Denis Bilunov:

Борис, с его яркой биографией и фантастической энергией, был, конечно, знаком с огромным количеством людей, со многими - долгие годы. Бориса Немцова помянут добрым словом десятки тысяч людей, с которыми он, так или иначе, дружил, спорил, имел общие дела или сводил мимолетные знакомства - с кем-то выезжал на кайтсерфинг, а с кем-то и сидел 15 суток в спецприемнике. Для всех Немцов находил повод побалагурить и широко улыбнуться, а между шутками вставить - как бы невзначай - пару идей, которые цепляли собеседника.

Это жестокое убийство еще и оттого так остро бьет по нервам, что трудно вспомнить человека более жизнелюбивого и откровенного во всех своих проявлениях. Он любил говорить, что надо пережить Путина. И вот теперь - Борис, неподвижно лежащий ничком на асфальте, этого просто не может быть!

Евгений Левкович:

Полночи провели в офисе "РПР-Парнаса". На близких Бориса Ефимовича нет лица. Парализованные лица, абсолютно. 
Знаете, не так уж и важно, какая из версий убийства - правдивая. Показательная казнь, "подарок" (как сказала Маша Архипова - "положили труп к ногам хозяина"), месть "патриотов", Ярославль или даже "провокация", которой власть привыкла объясняет любой, абсолютно любой пиздец. Кто бы и за что ни убил Бориса - подобное могло произойти только в таком государстве, с такой системой, с таким президентом, с такой властью, с такими СМИ, с такой полицией. Полный коллапс всего. 
Ночью мы ходили на место убийства. Это поражает воображение. Двести метров от Кремля. Ну, пусть даже триста. Кремль - вот он. Идеально освещенная дорога. Десятки, десятки камер видео наблюдения. Зона ФСО. Мы же первые дни наших собраний стояли совсем рядом с этим местом, всё видели. Там не то что выстрелить - там пукнуть нельзя. Тут же слетаются десятки людей в форме и в штатском. Там по всем углам дежурят автозаки и патрульные машины... А убийцам дали уйти.

Сергей Пархоменко: 

А кто-то думал, это истерическое безумие, которое год уже нагоняет госпропаганда, - оно даром пройдет?


Алексей Макаркин:
Сегодня зашел в нумизматический магазин. Обычные мирные люди, продавцы, коллекционеры. Знатоки монет. Уютный мир.
Сейчас в этом магазине люди разговаривают о наболевшем. Бандеровцы, сволочи, руки-ноги переломаем. Звучат слова из фронтовых сводок. Причем агрессия не истеричная, а какая-то тяжелая, мрачная. Самая опасная.
Общество травмировано, общество переполнено ненавистью. К украинцам, национал-предателям, иностранным агентам, американцам, "гейропе". Разломы проходят внутри семей. Образцы ненависти звучат с телеэкрана, где их распространяют циничные профессионалы - а дальше она расходится, захватывая даже те сферы, которые пропагандисты и не намеревались трогать. Ненавидят даже беженцев из Донбасса - завидуя тому, что им платят какие-то деньги, а те вкалывать не хотят и черным хлебом брезгуют. Начинают ненавидеть даже крымчан - мол, почему им хотят мост строить, а через нашу речку - нет.
В этой обстановке должны были раздаться выстрелы - как в Париже перед Первой мировой, когда "истинный патриот" Франции застрелил "немецкого агента" Жореса. Вопрос был в том, кто, как и когда. Жертвой стал Борис Немцов - человек, который не скрывал своих взглядов и шел против течения. В стране, обращенной в прошлое и лелеющей "темной старины заветные преданья", он был человеком, думавшим о будущем, видевшим Россию современной европейской страной - как и многие люди его поколения, пришедшие в политику в конце 80-х. В эпоху, которая кажется сейчас безумно далекой.

Александр Морозов, главный редактор "Русского журнала":

Немцов убит точно в годовщину начала аннексии Крыма (27 февраля 2014 года - здания Верховной Рады Крыма и Совета министров Крыма заняты вооруженными людьми в униформе без опознавательных знаков. Военный спецназ прибыл из Севастополя на двух КаМАЗах, разоружил охрану и занял крымский Верховный Совет и Совет Министров). главный редактор "Русского журнала"

Дмитрий Орешкин, политолог:

Мы вынуждены обгладывать те кости, которые нам сбрасывают для обсуждения из спецслужб. Все сообщения о том, записывали камеры или не записывали, была «наружка» или нет, регулируются людьми, которые хотят управлять нашим мышлением. Уверен, что журналисты «Новой газеты» достаточно профессиональны и то, что они говорят, не высосано из пальца. Но они и сами пользуются информацией, которую им кто-то сказал. И насколько этот «кто-то» заслуживает доверия – решать им самим. А я не хочу уподобляться Кургиняну или Сергею Маркову и строить соображения о том, кто это организовал. Факты, опубликованные на данный момент, говорят о «чеченском следе», но как далеко он заходит, мы узнаем позже. Пока слишком много информационного мусора.

Но уже кажется очевидным, что убийство Немцова резко снижает для Путина коридор возможностей в сфере восстановления нормальных отношений с Западом. В сухом остатке это выгодно тем, кто хочет добиться изоляции России и восстановления климата «холодной войны», чтобы двигаться в сторону замораживания конфликта и восстановления связей было тяжелее. Грубо говоря, это теракт, который одно военное полушарие головного мозга «коллективного Путина» устроило против другого, рационально мыслящего и экономического. Условный «стрелков» против условного «суркова». Путину это не в радость, он любит, когда у него развязаны руки и есть несколько вариантов. А теперь в глазах Запада он – не просто человек, который нарушает международные договорённости, но человек, который либо потакает убийству известного оппозиционного политика, либо организует такие убийства, либо не контролирует ситуацию.

Представляется, что сейчас мы находимся в фазе обострения внутриэлитных разборок, когда силовое полушарие начинает доминировать. В перспективе это приведёт к восстановлению мышления «холодной войны», безусловного приоритета ВПК при распределении бюджетов и так далее. Нам это всё икнётся ухудшением условий жизни, ограничением средств информации, цензурой, запугиванием и «гибридными репрессиями». Государство не будет заниматься репрессиями само, но мы с ужасом будем наблюдать за тем, как люди, кажущиеся опасными для силового блока, будут становиться жертвами. А им кажутся опасными все, кто хочет восстановить нормальные отношения с окружающим миром и не хочет строить вторую Берлинскую стену, но уже гораздо ближе к Москве.

Так что в ближайшее время мы станет свидетелями чистки элит, при которой Владимир Путин будет всё больше и больше становиться не тем, кто принимает решения, а тем, кто реагирует на происходящее в стране. Он станет действовать не про-активно, а ре-активно. Сейчас, когда убили Немцова, он уже вынужден реагировать и делать шаги для того, чтобы показать, что он по-прежнему контролирует ситуацию. Хотя, как он это сделает, я плохо представляю.

Но по мере того, как экономика будет ухудшаться, ему надо будет всё больше опираться на силовиков, чтобы останавливать растущий протест. Причём не «оранжевый» протест в Москве, а выступления на фабриках и заводах, которые теряют заказы. И основная угроза режиму сейчас исходит не от московских либералов, которые действуют подчёркнуто мирно, а от гораздо более опасных и менее законопослушных людей в моногородах. Их, конечно, можно натравить на кого-то другого, но это приведёт к восстановлению идеологии «осаждённого лагеря», что полностью устраивает и «силовиков», и Кадырова. При этом между ними идёт жесточайшая конкуренция за влияние на первое лицо, а силовики ещё и конфликтуют друг с другом. Так что в ближайшее время мы увидим удивительные персональные изменения наверху, что является предвестием ужесточения внутренней политики. Во внешней политике дальше наступать означает уже окончательную гибель, так что там ситуацию заморозят и займутся «наведением порядка» внутри уже не только в сфере риторики, а по факту.

Зоя Светова, журналист:

Сам визит Маркачёвой и Бабушкиным к обвиняемым в деле об убийстве Немцова — это обычное посещение Лефортово членами ОНК. И заявления людей о том, что их там избивают, мы слышим не впервые. Мне самой это говорили обвиняемые по второму делу «Невского экспресса», которые потом получили большие сроки. Они рассказывали, что их вывозили из тюрьмы и применяли к ним пытки, но после этих разговоров членов ОНК никто не допрашивал и не угрожал возбуждением уголовного дела. Также можно вспомнить случай с Леонидом Развожаевым, который рассказывал, что его вывезли из Украины в Россию, несколько часов допрашивали, пугали. После того посещения наши дальнейшие визиты в СИЗО «Лефортово» всегда проходят в обстановке очень строгого контроля со стороны сотрудников, которые не разрешают спрашивать у заключённых, применялись ли к ним какие-то недопустимые методы ведения следствия в ходе задержания. И мы всегда спорим о том, что такой вопрос является не нарушением тайны предварительного следствия, а нашей прямой обязанностью. Дело в том, что в законе чётко не указано, имеют ли право члены ОНК спрашивать у подследственных, применялись ли к ним пытки. И сотрудники СИЗО трактуют это таким образом, что как только человек задержан, для него уже началось предварительное следствие, а мы с этим не согласны.

И нынешняя история также показывает несовершенство закона. Следственный комитет уже пустился во все тяжкие. Сначала они заявили, что обвиняют Меркачёву и Бабушкина в воспрепятствовании следствию. Потом они, видимо, поняли, что в этом их обвинить нельзя. Тогда их решили допросить в качестве свидетелей, потому что после этого они не смогут посещать СИЗО, где содержатся люди, обвиняемые в причастности к убийству Немцова. То есть они применили к правозащитникам те методы давления, которые обычно используют для вывода из дела неугодных адвокатов: допрос в качестве свидетеля. Такие методы следователи используют, если адвокат очень сильно мешает, рассказывает о каких-то их уловках, о фабрикации дела. Тогда их либо обвиняют в раскрытии тайны предварительного следствия, либо делают свидетелями, таким образом лишая права на исполнение обязанности адвоката. А теперь эти же методы применили к правозащитникам.

Отдельно надо сказать, что Андрей Бабушкин, допрошенный вчера ночью, по закону не может быть свидетелем по делу об убийстве Немцова. Он мог бы давать показания по делу о применении к подозреваемым в убийстве пыток. Ровно об этом он и разговаривал с Зауром Дадаевым и другими. Но свидетельствовать по делу об убийстве он не может. Видимо, ему просто сказали: «Вы свидетель, мы вас допрашиваем», и даже если он отказался, то всё равно уже считался в новом статусе. И теперь Бабушкин, конечно, должен это обжаловать.

И это беспредел. Следователи просто придумали, как можно нейтрализовать общественников. Теперь, если члены ОНК придут к Иванову или Петрову, будут у них спрашивать про условия содержания и узнают, что их задержали, например, 15 апреля 2014 года, то следователи могут посчитать, что это – информация, имеющая отношение к уголовному делу. Тогда они пригласят правозащитника к себе, допросят его как свидетеля и запретят посещать какое-то московское СИЗО. Таким образом, весь общественный контроль может быть парализован.

Это одна из вещей, которые просто потрясают в происходящем. А вторая – то, как следователи были взбудоражены рядовым визитом Бабушкина и Меркачёвой. Члены ОНК приходили к Олегу Сенцову, к Развозжаеву, и уже слышали от них рассказы о пытках. В СИЗО «Бутырка» племянник Саида Амирова рассказывал о том, что у него вымогали взятку, и никакой проверки тогда не было. А то, что следователи по этому делу реагируют так, говорит о том, что подозреваемых действительно били и, скорее всего, СК очень не понравился текст Меркачёвой в «МК», где она передаёт слова Дадаева, что тот не убивал Немцова. Но непонятно, чего они так волнуются, мало ли, что говорит подозреваемый. Сегодня он говорит одно, завтра – другое, работа следователей и состоит в том, чтобы доказывать. Если они так реагируют, значит, они не уверены в себе. 

Андрей Солдатов, главный редактор сайта Agentura.ru:

«Интерфакс» сообщил, что следствие отказалось от версии заказного убийства. Но адвокат Дадаева опроверг эту информацию и сказал, что, по его данным, эту часть из дела никто не убирал. Такое ощущение, что происходит какая-то возня между правоохранительными структурами, которые играют с помощью «Интерфакса» в некую игру, пытаясь оказать давление не на следствие, потому что это дело гиблое, а, скорее, на общественное мнение и на какие-то политические фигуры. Из-за этого появляются такие настораживающие новости, вроде того, что это дело может перестать считаться заказным, что делается в первую очередь для оказания давления, чем для чего-то иного.

Ситуация уникальная. Обычно в таких резонансных делах следственные органы заинтересованы в том, чтобы кооптировать пострадавшую сторону, родственников и представителей организации, где работал убитый, для обслуживания своих пиар-целей и того, чтобы близкие жертвы защищали их от обвинений в плохой работе. Это происходило с делом Хлебникова, с делом Политковской. Но тут ситуация иная: борьба происходит, но не на этом поле. Никто не пытается склонить на свою сторону родственников Немцова или его коллег по партии. Кажется, что друг с другом борются силовые структуры, которые занимаются этим делом, если не сказать большего и не предположить, что конфликт идёт между политическими фигурами.

При этом вся информация о «выборе» между ФСБ и Кадыровым это, на мой взгляд, попытка заставить нас думать не о том. Самого этого выбора не существует, нельзя же экстраполировать ситуацию 2005 или 2006 года, когда напряжение действительно присутствовало. А есть другая проблема, заключающаяся в том, что использование чеченцев в качестве исполнителей любого крупного политического убийства подразумевает реакцию Кадырова, которую довольно легко предсказать. Когда происходит такое преступление, становится понятно, что путь к пониманию мотива и к обнаружению заказчика закрывается. Дальше двигаться будет невозможно. Это было видно и по предыдущим делам, например, в случае с Политковской. Остаются только исполнители, которые сделали это по каким-то непонятным причинам. А все остальные вопросы просто «тонут в песке».

И сейчас мы наблюдаем именно это: все обсуждают какие-то странные, выдуманные истории, вроде борьбы, единственным признаком которой является доклад Бортникова о задержании этих персонаж. Это – единственный факт, с которым мы имеем дело. А вопрос о заказчиках сам по себе умер. Потому что все понимают, что Кадыров не имеет никакого отношения к заказу на это преступление, но, с другой стороны, его фигура настолько нависает над любыми чеченцами, что исчезает сама возможность спросить: «А кто?» Именно на это сделали ставку те люди, которые планировали преступление: что мы будем обсуждать что угодно, кроме них самих.

Я считаю, что, несмотря на всё, что мы сейчас слышим, это преступление было совершенно на очень профессиональном уровне. Это касается, прежде всего, координации и того, как оно было выполнено. Кроме того, арест этих людей закрывает дорогу к именам заказчиков или хотя бы организаторов. Обычно в таких случаях бывает три уровня, но у нас двух верхних нет, мы все топчемся на уровне исполнителей. Вообще наше следствие любит останавливаться на исполнителях и говорить, что «всё, дело закрыто». И то, что организаторы при планировании убийства принимали во внимание и такие предшествующие примеры, говорит о том, что они работают на очень высоком уровне, что исключает людей, обиженных записью про французских карикатуристов, или какую-то другую безумную версию.

Сергей Шаров-Делоне, правозащитник:

Смерть Бориса Немцова — колоссальная потеря для всех нас. Потому что это был, конечно, исключительно живой человек, главный «коммуникатор» в оппозиции, который просто своей личной харизмой заражал всех на активность. Наконец, это был человек очень близкий по духу, его все очень любили, хотя, конечно, могли спорить, ругаться и не соглашаться. И это одна сторона вопроса.

А другая сторона связана с тем, что 19 апреля мы собираемся делать большой марш, в продолжение того дела, которое он делал всё последнее время. И мы будем продолжать этим заниматься и дальше, никуда не спрячемся.

Про расследование его убийства сказать ничего нельзя, потому что это такая «вещь в себе», которая что-то говорит. Правдивы ли сделанные заявления или нет — непонятно, ведь никаких документов нам пока не предъявляли. Может быть, они будут продемонстрированы на суде. А может быть, и нет. А может быть, там покажут что-то такое, про что будет непонятно, правда это или нет. У нас отсутствует какой-либо независимый источник информации, так что судить совершенно невозможно.

Вадим Прохоров, адвокат:

С момента убийства прошло полтора месяца. Следствие пытается работать, и на территории Москвы у них это худо-бедно удаётся, но на территории Чечни деятельность всех федеральных правоохранительных органов затруднена, особенно если она затрагивает соратников господина Кадырова. Собственно, не успели мы подать данное ходатайство, это было позавчера, 22 апреля, как в тот же вечер Кадыров выступил с абсолютно отвязной речью, сказал, что будет открывать огонь по федеральным сотрудникам правоохранительных органов. То есть работа федеральных сотрудников силовых ведомств на территории республики практически невозможна.

Господин Путин Крым вроде как присоединил, зато Чечня отделилась. Чем эти слова Кадырова отличаются от поведения Дудаева или Масхадова, которые тоже противостояли федеральным войскам, мне непонятно. Можно сколько угодно называть себя «пехотинцем Путина» и смотреть в рот царьку, но при этом очевидно, что речь идёт о несоблюдении федерального законодательства. Понятно, что органы правопорядка должны работать беспрепятственно на всей территории России. Такие, по сути, террористические заявления говорят о том, что наше ходатайство очень правильно легко в общее русло.

Судя по реакции господина Пескова, Путин от Кадырова зависит, и никак ему не может противодействовать. Это, кстати, видно всем силовикам, мне достоверно известно, что многие из них этим очень недовольны. И Путин, позволяя Кадырову так себя вести, возможно, неформально одёргивая его где-то за кулисами, только в очередной раз показывает свою полную слабость.

Мгновенной реакции со стороны Следственного комитета мы не ждём, нам было важно обозначить проблему: на территории Чечни есть ряд лиц, которые вполне могут быть причастны к данному убийству или во всяком случае обладать по нему информацией. И они должны быть как минимум допрошены, а некоторые, может быть, и арестованы. Впрочем, проблема, видимо, и без нас была понятна Следственному комитету, который, особенно после слов Кадырова, находится в сложном положении. Но наша задача тут – обратить внимание на ситуацию и разбираться. Если следствию не дадут работать на территории Чечни, то мы будем ставить вопрос и дальше, в том числе – перед Европейским судом по правам человека, так как в данном случае нарушаются права жертвы. Пусть весь мир увидит, как Путин на пятнадцатом году своего правления зависит от конкретного удельного князя, полностью следуя в его русле, хотя и показывает себя мощным правителем.

Зоя Светова, журналист:

Раньше, сразу после задержания, чеченская сторона это отрицала, и говорила, что Дадаев на момент убийства уже был уволен из органов Внутренних дел. Но сейчас они признают новую версию событий. Вполне возможно, что это делается для того, чтобы вывести Дадаева из-под удара после того, как дело передадут в военный суд, хотя как именно это будут делать – сказать трудно. Если он будет продолжать признавать свою вину, то в военном суде, как и в любом другом, его должны будут осудить. Но если он сейчас станет говорить, что не виноват, что его пытали и заставили признаться в убийстве, то в военном окружном суде его могут оправдать.

Можно вспомнить, как развивалось дело об убийстве Анны Политковской. Его рассматривал именно Московский окружной военный суд в виду того, что один из подсудимых, Павел Рягузов, был подполковником ФСБ. Тогда вердикт присяжных был единогласным: оправдать всех. И по мнению многих наблюдателей, основной целью передачи этого дела в военный суд было именно освобождение Рягузова. Поэтому если сейчас Следственный комитет решил пойти по этому же пути и «дожать» дело, то вполне возможно, что Дадаев, а за ним и остальные его подельники, откажутся признавать свою вину, и присяжные их оправдают. Так что теперь надо дождаться новых сообщений и узнать, какова позиция самого обвиняемого. 

Вадим Прохоров, адвокат:

Многие соратники Немцова уже были допрошены. Например, Сергей Давидич, коллега Александра Рыклина по «Солидарности», Геннадий Гудков, Владимир Рыжков и ряд других. А сегодня, наконец, очередь дошла до Александра Рыклина, и дошла вполне успешно. Александр напомнил забывчивому Рамзану Кадырову детали и обстоятельства той ситуации 2002 года, когда Рамзан Ахматович публично угрожал Борису Немцову за его позицию, что подтверждается словами и самого Немцова. Цитируя его книгу, Кадыров сказал ему: «За такие слова надо расстрелять». Рыклин рассказал события под своим углом, но подтвердил факт угрозы. А если Рамзан Ахматович это забыл, то есть ещё люди, присутствовавшие при этом эпизоде.

Я, конечно, не утверждаю, что ситуацию надо воспринимать так: Кадыров тогда угрожал, а теперь мы все видим, что произошло. Но то, что он затаил какие обиды и какой-то негатив на Бориса Немцова ещё с тех пор, представляется очевидным с учётом вышеизложенного. Это важно для прояснения обстоятельств дела.

Хорошо, что следствие нашло исполнителей и отрабатывает эту линию. Но плохо, что пока не задержаны ни организаторы, ни тем более заказчики. Безусловно, следственной группе не помогают, особенно на территории Чечни, да и высшие должностные лица России, видимо, хотят удовлетвориться задержанными исполнителями и, может быть, организаторами, под которыми следствие понимает Руслана Геримеева и Руслана Мухутудинова. Не уверен, что власти будут помогать поиску заказчиков, которые, скорее всего, находятся выше. 

Сергей Шаров-Делоне, правозащитник:

Это решение совершенно ожидаемое. Кто рассчитывал на что-то другое? Совершенно понятно, что оно не имеет никакого отношения к вопросам монументального искусства, городской среды и так далее. Это проблема сугубо политическая.

У нас разные взгляды по этому вопросу, но моё личное мнение состоит в том, что пытаться сейчас всё-таки добиться установки этой таблички абсолютно бессмысленно. Бесполезно разговаривать с теми самыми людьми, которые сами травили Немцова и привели к ситуации, когда его убийство стало возможным. А теперь мы пытаемся заставить их увековечить его память установкой мемориала рядом с Кремлём.

Что касается каких-то компромиссных вариантов, например, установки таблички на месте работы или на доме, то я не очень понимаю, зачем это нужно. Мы что, забудем Бориса Немцова? Мемориал потерпит несколько лет, ни одна власть не вечна. Это даже немного унизительно – так плакаться перед властью, просить её: «Разрешите, пожалуйста».

Ольга Шорина, исполнительный директор РПР-ПАРНАС:

Мы в РПР-ПАРНАС будем обсуждать наши дальнейшие действия, потому что считаем, что памятный знак на месте убийства Бориса Немцова обязательно должен быть. И мы будем этого добиваться.

Максим Блант:

Я очень ценю все, что делает РПР-Парнас для увековечения памяти Немцова именно на мосту, месте, где было совершено это политическое убийство. Однако прекрасно понимаю, что ни петиции, ни запросы, ни сборы подписей ничего не дадут. Решение Могордумы было абсолютно предсказуемым, никаких неожиданностей. Да и не слишком лично для меня интересно это решение. Российские власти - столичные, федеральные, какие угодно - для меня давно потеряли легитимность. Их решения - пустое сотрясение воздуха. Так что остается действовать явочным порядком и делать то, что считаешь необходимым и что не противоречит твоим морально-нравственным принципам. В данном конкретном случае я давно уже не называю Немцов мост как-то иначе, какая бы табличка с названием там ни висела. Кроме того, мы с друзьями в память о Немцове посадили дуб. Скоро рядом с ним появится табличка соответствующего содержания. Место хорошее, в центре Москвы. Там часто бывают люди, которым память о Немцове дорога. Дубы же растут долго. И, надеюсь, это дерево переживет и Путина, и память о нем.