Об изумлении и свободе слова
Уже не первый знакомый — не из тех, кто ходит на митинги или как-то политически себя проявляет, а самый-самый обычный — начинает высказываться в том духе, что ему становится тут, в России, страшно жить. Даже будучи простым обывателем, который думает лишь о том, как отложить немножко денег и провести вечер с пивом и телевизором, он тоже начинает чувствовать, как стягивается какая-то петля. Вдруг чего-то не то скажешь или сделаешь, поставишь лишний лайк в соцсетях, повысишь голос на пьяного милиционера, забудешь заплатить штраф, который, кстати, возникает буквально из всего, и государство захлопнет створки. Доказывай потом, что не верблюд!
И подобный нередкий невроз — повод для тяжелого психопатического расстройства. Надо бы свалить отсюда, да просто непонятно куда и как. И на что. Мы же не ливийцы какие и не сирийцы, не черные, не узкоглазые, нас никто с пособиями и размещением не ждет. Напротив, происходящее вызывает какое-то перманентное изумление. (Особенно после того, как у Боровицких ворот вдруг встал огромный каменный Путин с крестом.)
Итак, об изумлении.
Вы заметили, кстати, как быстро разговор о творческих трудностях Кости Райкина в театре был вытеснен невзгодами Ильдара Дадина в исправительной колонии? Кто-то по этому поводу даже испытал определенный оптимизм. Мол, наконец-то мы не о проблемах конформистских артистов говорим, а об обычном человеке. Но на самом деле ничего хорошего в том, что дадины подвинули райкиных с авансцены общественного внимания, конечно же, нет. Поскольку это свидетельствует отнюдь не об усиление «народности», а об эскалации политического негатива.
Когда общество разговаривает о Райкине, пусть даже в контексте того, что на знатного элитократа накричал бюрократ-министр, аки на какого крепостного холопа, и денег не дал расплатиться по кредитам за шоппинг-центр, на самом деле это переживания счастливых сытых людей, сидящих в тепле и не понимающих своего счастья. Такие переживания тоже имеют право на существование и вполне позитивны. Но они, конечно, не идут ни в какое сравнение с переживаниями, когда приходится говорить о Дадине, который и изначально-то сел не за что, а теперь ест баланду в колонии, с которой у вас никакой реальной обратной связи нет.
Когда ущемляется свобода театрального режиссера, например, показать в рок-опере интимные отношения Христа и Магдалины, это конечно, ужасно-ужасно-ужасно и недостойно развитого либерализма. И все равно это не так ужасно, как когда вам тупо не дают ничего говорить ни о чем. А когда кто-то все-таки решается что-то сказать (в одиночном пикете, как Ильдар Дадин), ему буквально вставляют кляп в рот, судят неправедным судом с подставными свидетелями, а потом этапируют в колонию, где патриотические вертухаи решают поучить уму-разуму по голове. Дистанция от Дадина до Райкина, таким образом, огромна, хотя и связь, безусловно, имеется.
Потому что обычно так и бывает: они начинают с райкиных, а кончают дадиными. А когда кончают с дадиными, то рикошетом это прилетает и райкиным. И одновременно обрушивается мир сидящих в тепле. Сидящим в тепле хочется думать про Райкина и в общем-то настоять на идеологически сомнительном спектакле, воодушевившись бескровной победой. Но жизнь им вколачивает в мозг: Дадин, Дадин, Дадин! И победы не видно. И это грязно и в конечном итоге кроваво и унизительно. Оттого-то самые простые и самые обычные люди начинают думать, что надо бы свалить отсюда, единственная проблема, непонятно куда и как.
Однако и Дадин — не единственная роковая веха развития политической России и не единственное предзнаменование ее будущего. О нем хоть заговорили. Генерал Москалькова поставила на контроль, отвечая своей честью офицера за то, чтобы тюрьма оставалась тюрьмой, а не пыточной камерой. И появилась гарантия, что по крайней мере не убьют втихаря, хотя, конечно, и не отпустят. Дадин сознательно шел на риск, отстаивая свои убеждения, и, в общем, заслуженно нарвался. Как Александр Матросов — на дзот врага. Но еще более поразительный случай, насколько я понял, произошел с несознательным двадцатилетним молодым человеком по имени Евгений Корт, который совершенно не рассчитывал заслужить репутацию мученика.
Так, Зеленоградский районный суд приговорил его к году лишения свободы в колонии-поселении всего лишь за републикацию на своей страничке некой сатирической картинки, которая юноше показалась смешной. Грани.ру воспроизвели эту картинку, и, убей меня Бог, если я понял, какую ненависть и к кому он этим копипастом умудрился возбудить и чье достоинство унизил.
Да, на этой картинке шаржированно изображен националист, рукоприкладствующий по отношению к Пушкину. Автор выразил, по-видимому, такую идею: националист по незнанию принял Пушкина за «чурку», кем Пушкин, наверное, и показался бы в современной Москве, если бы имел несчастье здесь объявиться без регистрации. Однако страннее всего ассоциации, которые возникли у зеленоградского правосудия. Дай судья — такой толстый дядечка — себе труд немножко подумать, он вряд ли бы усмотрел здесь унижение «чурок» (таким нехорошим словом у нас иногда называют инородцев), ведь среди них аж затесался великий русский поэт Пушкин! И вряд зеленоградское правосудие имело достаточное основание усмотреть унижение русских. Потому что на карикатуре изображены были не русские вообще, а один единственный националист, на униженного, причем, совершенно не похожий.
Можно, конечно, предположить, что была унижена и оскорблена социальная группа «фашисты», не умеющая по необразованности отличить «чурку» от Пушкина, но странно же, что зеленоградское правосудие защищает фашистов и отправляет в колонию молодого любителя шаржей и карикатур. Страшно представить, что было бы с таким подходом с читателями, допустим, советского «Крокодила», который не боялся шаржировать и на социальную группу «американские капиталисты», и на социальную группу «фашисты», и даже, не побоимся этого слова, на отечественных «бюрократов» и «начальство».
Возможно, впрочем, что наш молодой человек попал не из-за картинки, и даже не из-за 282-й статьи, по которой его судили, а из-за фамилии — Корт и книг по истории, что стояли у него дома на полке, которые по какой-то причине не понравились спецслужбе. Но в чем мы все равно при этом несомненно окажемся правы, так это в том, что со свободой слова в стране произошел такой откат, который не снился даже кондовым тоталитаристам. И хуже всего, что этот тоталитарный подход почти ни у кого не вызывает раздражение.
Актеры, писатели и большие художники современной России горячо приветствует цензуру, раскрывающую настоящие таланты! А Верховный суд не стесняется выдать неудобоваримое разъяснение, в котором сообщается, что преступлением может оказаться ЛЮБОЙ ТЕКСТ, написанный, произнесенный, услышанный или полученный по e-mail, если репрессивная система сочтет, что «контекст, форму и содержание размещенной информации, наличие и содержание комментариев, или иного выражения отношения к ней», так или иначе, обуславливает преступление. Однако я не хочу здесь долго и бесплодно рассуждать о ценности свободы, за которую билось ни одно поколение революционеров, демократов и либералов.
Попробую сказать коротко. Наверное, из этой идеальной свободы, с учетом реалий современного информационного общества, действительно должны быть сделаны какие-то конкретные изъятия. Но изъятия из свободы — полной и непреложной, конституционно защищенной, а не так, что свобода ютится на задворках тотального изъятия, как нам успешно навязывают в современной России.