Алексей Макаркин, политолог, заместитель директора Центра политических технологий:

Родриго Дутерте – политик очень экстравагантный. Причём, в отличие от многих других экстравагантных политиков, которые всё-таки остаются именно политиками и скорее играют в экстравагантность, как наш Жириновский, Дутерте – это нечто иное. Он реально убивает и реально считает, что современный глобальный мир глубоко неправ, когда негативно оценивает его практику борьбы с торговцами наркотиками и теми, кто к этой торговле причастен.

Филиппины исторически связаны с США. Америка установила контроль над этой страной в начале 20 века после испано-американской войны. Потом воевали там с японцами, а позже помогали филиппинским властям воевать с коммунистическими партизанами. В 1986 году США отказались от поддержки авторитарного президента Маркоса, его сменил представитель оппозиции Карлос Акина, который и закрыл американские военные базы после очень серьёзного народного движения. Но отношения между США и Филиппинами традиционно оставались партнёрскими, тем более что надобность в этих базах после конца «холодной войны» отпала. Так что происходящее сейчас обострение является самым большим конфликтом между этими двумя странами за всю их послевоенную историю.

И теперь Дутерте ищет себе союзников, для чего встречается с президентом России. Речь может идти, например, о военно-техническом сотрудничестве. Кремль считает, что нужно использовать любые возможности, чтобы выстраивать отношения с любыми странами. И у него нет никаких ограничителей, вроде морального осуждения Дутерте. Наоборот, политика Дутерте в чём-то понятнее и ближе Кремлю, чем политики глобального мира. А глава Филиппин в свою очередь не будет предъявлять никаких претензий к России на предмет прав человека или Крыма. Он – человек другой эпохи, ещё доглобальной. Казалось, что эта эпоха уходит и уже почти ушла, но теперь мы видим, что она пытается задержаться в самых разных странах, европейских и азиатских. Везде появляются интересные, противоречивые, а иногда и зловещие фигуры.

Но какие у этого сотрудничества есть осложняющие факторы? Во-первых, непонятно, насколько серьёзно Дутерте настроен на сближение с Россией. Скорее всего, он хотел бы использовать российский фактор, чтобы показать Вашингтону, что он не одинок. Но при этом возникает вопрос о том, какая, собственно, может быть повестка, кроме военно-технической. Если оно перерастёт в военное сотрудничество, то возникнут проблемы не только с США, но и с Китаем. В Пекине ко всякой военной активности других стран в Юго-Восточной Азии относятся весьма подозрительно, и может сложиться непростая ситуация. Сейчас всё-таки не «холодная война», двустороннее противостояние США и России ушло в прошлое. Когда в Москве заговорили о том, чтобы восстановить военно-морскую базу во Вьетнаме, имея в виду показать таким образом кузькину мать американцам, то оказалось, что этой инициативой недоволен в первую очередь Китай. Что тоже вполне понятно с учётом простой географии.

Кроме того, есть проблема, связанная с тем, что Дутерте схлестнулся с администрацией Обамы. Но сейчас приходит Трамп, и какими будут его отношения с филиппинским президентом – большой вопрос.  Если они улучшатся, то станет непонятно, нужно ли вообще Филиппинам так демонстративно сближаться с Россией. Тема прав человека Трампу гораздо менее интересна, чем Обаме.

В любом случае, мы ещё увидим, чем всё это закончится. Но сама эта история подтверждает то наблюдение, что Россия использует любую возможность для выстраивания отношений, пользуясь тем, что у неё гораздо меньше ограничений, чем у западных стран. Если тот же Трамп захочет подружиться с Дутерте, то ему придётся выдержать немалые протесты со стороны американского общества. Конечно, он сможет проводить политику, которую считает необходимой, но её будут жёстко критиковать в СМИ и в Конгрессе. Понятно, что в России парламент в лице всех фракций такие шаги только приветствует, а общественное мнение будет только радо появлению у России какого-нибудь, хоть временного друга. Что касается репутации, то СССР в своё время дружил и не с такими руководителями, вроде Менгисту Хайле Мариама. В рамках Realpolitik ничего плохого в этом нет.

Алексей Макаркин, политолог, заместитель директора «Центра политических технологий»:

Есть вопросы, по которым Путин высказывается однозначно, а есть те, по которым он высказывается туманно. Причём эта «туманность» тоже имеет некоторый смысл, например, в данном случае она связана со статусом Донецкой и Луганской республик, в связи с чем он сказал о «государственности». И тут же появились сообщения, что Москва чуть ли не признаёт новое государство, либо собирается это сделать в обозримом будущем. А затем последовало заявление пресс-секретаря Пескова, что ни о чём таком речи не было, и Москва никакую Новороссию признавать не собирается и против территориальной целостности Украины не возражает. Это — один из тех случаев, когда формулировки, кажущиеся невнятными, реально были очень точно отточены.

Ведь чего хочет Россия? Россия не хочет завоёвывать Украину. Скорее всего, она даже не хочет создавать квазигосударство на территории Донецкой и Луганской республик. Во-первых, потому что такое государство никем не будет признано, правда, это для Россия большой проблемой не является. Но есть и боле серьёзные проблемы, связанные с тем, что речь пойдёт о новых санкциях. Уже сейчас поговаривают об отключении банковской системы SWIFT. Пока что это предложение, выдвинутое одной конкретной страной, Британией, но это уже вышло за пределы экспертных ожиданий. Кроме этого, сами эти регионы в значительной степени разрушены, и их придётся восстанавливать. Сейчас в этом согласны участвовать европейцы, что-то будет вносить Украина, а Россия в одиночку может и не потянуть. Одно дело Крым, куда тоже нужно вкладывать деньги, но в котором не происходило разрушений, поэтому речь идёт о довольно длительной перспективе, а другое дело — Восток.

Реально Россия хочет, чтобы Украина договорилась на условиях Москвы, причём по достаточно широкому кругу вопросов. Во-первых, это вопрос про Крым. Понятно, что никто не будет его признавать официально, но неофициально возможны варианты, например, чтобы российские компании, работающие на полуострове, не попадали под санкции. В этот же пакет могут входить газовые вопросы, то есть подтверждение предыдущего газового соглашения, с некоторыми уступками в пользу Украины. Киев очень не хочет идти на это, предпочитая соглашение перезаключить. Конечно, могут обсуждаться и проблемы статуса Востока, с тем, чтобы обеспечить влияние России на эти регионы, пусть и в составе Украины, и вопросы не вхождения Украины в европейский блок в сколь угодно длительной перспективе, и так далее.

Но Киев, разумеется, но это идти не хочет, так что на него идёт давление разными способами. С одной стороны — силовое, а с другой стороны — то, которое мы видим на примере этих невнятных формулировок. Путин даёт понять, что не хотел бы, конечно, признавать Новороссию, но если Украина на уступки не пойдёт, то возможно всякое. Это намёк, который прочитывается и украинской, и западной сторонами.

Речь не идёт о том, что Путин что-то говорит импровизированно, а потом принимает какое-то другое решение. Это так не работает. Формулировка специально была выбрано такой, чтобы допускать разные толкования. Путин сказал не «государственность Юго-Востока», а «государственность на Юго-Востоке», что подразумевает только необходимость как-то разобраться с проблемой, в том числе — и в рамках единой Украины. Это обычная двухходовка. 

Маша Липман, политический аналитик:

Венесуэла занимала подобную позицию и при Чавесе, в частности, это была одно из немногих стран, которые поддержали Россию в вопросе Южной Осетии и Абхазии. Но при этом, если говорить о партнёрах России в мире, то уже давно сохраняется тенденция к тому, чтобы верных союзников у России остается всё меньше и меньше. И недавние слова Путина о том, что «мы, слава Богу, не входим ни в какие альянсы», свидетельствуют о том, что курс президента в этом и состоит. Он либо расценивает это как преимущество, либо, если всё-таки считает это негативным фактором, считает, что это — допустимые издержки, с которыми можно мириться ради достижения своих целей.

В ближайшее время измениться ситуация не может. Сравнивать сегодняшнюю конфронтацию с Западом с «холодной войной» стало уже общим местом, и хотя отличий много, сам уровень противостояния вполне сопоставим с тем, что было тогда. Если говорить о других странах, то даже формальные союзники России, такие как Белоруссия и Казахстан, смотрят на Кремль, по меньшей мере, с опаской. Тут уместно вспомнить недавние слова президента Казахстана о том, что он обдумывает возможность выйти из Таможенного союза при определённых обстоятельствах, сделанное, возможно, после оскорбительного для его страны заявления Путина, что в Казахстане никогда не было своего государства. Кроме этого, позиции и Минска, и Астаны в отношении Украины совсем не таковы, как у России. Они сохраняют отношения с Киевом, и не готовы безоговорочно встать на сторону Путина.

Можно ещё вспомнить восточные страны, вроде Китая, который, согласно опросам общественного мнения, россияне готовы считать союзником или дружественной страной, но тут тоже есть ряд вопросов. Потому что непонятно, являются ли наши отношения действительно дружественными и доверительными или Китай просто пользуется резким ухудшением отношений России с Западом в своих интересах.

Владимир Сажин, старший научный сотрудник института востоковедения РАН, профессор:

Отношения между Россией и Ираном довольно сложные, и они были такими всегда. Если говорить о торгово-экономических связях, то они за последнее время скатились до неприличного уровня в 1 миллиард долларов. Те направления, которые были объявлены сегодня на 11 заседании российско-иранской межправительственной комиссии, а также на переговорах между министрами и на форуме бизнес-элит, проходившем примерно в то же время, говорят о том, что Иран и Россия просто хотят восстановить нормальные торгово-экономические отношения. И напрямую связывать это с той ситуацией, в которой Россия оказалась сегодня, не стоит.

Можно вспомнить февраль 2013 года, когда произошло предыдущее, 10-ое заседание комиссии по сотрудничеству. Там был принят очень хороший документ, в котором также заявлялись интересные совместные программы, но осуществить это в то время было сложно. А 5 августа уже этого года был подписан меморандум о сотрудничестве, который назвали «нефть в обмен на товары». Вообще идея оплаты российских товаров иранской нефтью — не сегодняшняя, разговор об этом шёл ещё три года назад. Предполагались очень большие объёмы поставок, в конце 2013-го говорили о 500 тысяч баррелей в сутки. Но, судя по принятому документу, всё было сокращено примерно в 10 раз.

Хотя тут надо понимать, что меморандум — это не договор и даже не соглашение, просто заявление о намерениях. Стороны заявили, что планируют улучшить свои торгово-экономические отношения, а как это будет происходить на практике — сказать сложно. Тут можно вспомнить 2002 год, когда Москва и Тегеран подписали очень большой пакет соглашений, включавший всё, от космоса до сельского хозяйства, который по большому счёту так и остался на бумаге. Поэтому все споры, которые ведутся в последнее время, и даже документы — это прекрасно, но в бизнесе главное — контракты. Только когда контракты по конкретным вопросам будут заключены, можно будет о чём-то говорить.

Но при этом сами намерения очень хорошие, и я обеими руками выступаю за расширение экономического сотрудничества с Ираном. Потому что это государство сейчас становится «лакомым кусочком». 24 ноября предыдущего года Иран и группа 5+1, то есть пять постоянных членов Совета Безопасности ООН и Германия подписали план о совместных действиях в отношении иранской ядерной программы. Эта проблема не имела решения десять лет, но тут появился «свет в конце тоннеля». Этот план предполагал, что в течение последующих месяцев будут подготовлен договор, подписание которого снимет иранскую ядерную программу с повестки дня мировой политики. Сделать это к 20 июля, как планировалось, не удалось, и подписание было перенесено на 24 ноября.

После того как это произойдёт, все санкции с Ирана будут сняты. А так как пока что Тегеран выполняет все свои обязательства, то американцы уже начали смотреть сквозь пальцы на нарушения санкционного режима, а недавно отменили ряд ограничений. Это послужило толчком для бизнеса множества разных стран, и Англии, и Франции, и Китая, и Японии, и даже Грузии. Все они устремились в Иран, чтобы «забить колышки» на будущее, потому что эта страна является хорошим рынком сбыта с большими перспективами.

России конкурировать с Западом трудно, тем более что главные вещи, которые сейчас нужны Ирану, это большие инвестиции в самые разные области и высокие технологии. Но есть определённые направления, по которым Россия вполне может конкурировать на иранском рынке. В первую очередь, это энергетика, как атомная, так и тепловая, и переговоры о строительстве новых электростанций в Иране сегодня велись. Во-вторых, это — иранский железнодорожный транспорт, который нуждается в модернизации и электрификации. Также стоит назвать космос, и в мае Россия и Иран уже подписали соглашение о сотрудничестве в этой области. Кроме этого, надо вспомнить сельское хозяйство, после того как Россия ввела контрсанкции в отношении закупок продовольствия, Иран может стать одной из стран, которые компенсируют возникшую нехватку. При этом сам Иран каждый год закупает зерно за границей, и тут обеспечить импорт могла бы уже Россия. Наконец, можно упомянуть военно-техническое сотрудничество, хотя санкции, принятые в отношении Ирана в Совете Безопасности ООН и одобренные Россией, запрещают поставлять Тегерану тяжёлое вооружение. Тем не менее, какие-то предварительные шаги можно предпринять уже сейчас. В общем, Россия, несомненно, должна принять участие в разворачивающейся сейчас бизнес-борьбе за новый рынок, но я бы не стал торопиться заявлять о каких-то геополитических отношениях.

При этом, если говорить об «Исламском государстве Ирака и Леванта», то политическая коалиция сейчас необходима. Потому что опасность, которую это организация представляет для современной цивилизации, как исламской, так и западной, очень велика, на мой взгляд, это — наиболее серьёзная угроза за последнее время. Даже знаменитая «Аль-Каида» не была столь же опасна. И бороться, а тем более уничтожить эту организацию в одиночку ни одна страна не в силах. Сейчас против «Исламского государства» активно борются Иран, США, иракские курды, монархии Персидского залива и в определённой степени сирийские группировки. Даже пресловутая «Аль-Каида» заявила, что они выступают против «Исламского государства». Но при этом среди оппонентов этой «чумы 21-го» века налицо очень большие разногласия, достаточно посмотреть на отношения западных стран и режима Башара Асада. Но сейчас все разногласия должны быть оставлены в стороне, потому что необходимо сконцентрироваться на борьбе с этой угрозой. Необходимо коалиция, способная проводить общую военно-стратегическую работу против этой страшной организации.

И Россия, конечно, в этом заинтересована. «Исламское государство» уже заявляло о намерениях действовать против России — как на Северном Кавказе, так и в других районах проживания мусульманского населения. И то, что Россия не граничит ни с Ираком, ни с Сирией не повлияет на сумасшедшие идеи этих людей. Здесь требуются совместные действия, в том числе — Ирана и России.

Аркадий Дубнов, политолог:

Комментировать действия, инициатором которых является президент Белоруссии, очень приятно. Потому что всё выглядит прозрачно, осмысленно, и в них нет никакого следа азиатского коварства. Александр Григорьевич Лукашенко чрезвычайно последовательно торгуется с Москвой, обменивая свою лояльность и союзничество на вполне осязаемую материальную и финансовую помощь. А Москва со своей стороны эту лояльность покупает, причём по большому счёту не так уж и дорого. Надо помнить, что всё это происходит накануне саммита Евразийского экономического союза, который пройдёт 10 октября в Минске. И, как всегда бывает на таких встречах, там опять будет решаться судьба ещё не вступившего в силу договора. Также надо помнить, что только сегодня, 9 октября, нижняя палата белорусского парламента должна была заняться ратификацией этого договора, в то время как ожидалось что это произойдет ещё 26 сентября.

Москва откровенно призывала Минск и Астану провести ратификацию синхронно. Наша Дума это осуществило, как это принято в российском парламенте, не являющемся местом для дискуссий, тихо и незаметно. Узнать об этом событии можно было только по реакции из Казахстана и Белоруссии. Но казахский парламент договор не ратифицировал и был вынужден срочно наверстывать после встречи Назарбаева и Путина. О чём именно они говорили, мы не знаем, но уже на следующий день казахский мажелис ратифицировал договорённость, хотя до этого там звучали совсем другие слова о том, что процедура пройдёт не раньше 10 декабря, так как депутаты собирались детально и демонстративно изучать плюсы и минусы договора. Но Кремль есть Кремль, его слово в этой ситуации чрезвычайно весомо, и казахи решили не спорить.

А что касается Минска, то там химия отношений иная. Лукашенко прекрасно понимает, что может стоять до последнего и всё равно получит своё, как уже было в декабре прошлого года, когда речь шла ещё о подготовке договора. Тогда на следующий день после тройственного саммита Александр Григорьевич получил из Москвы отмашку на предоставление Белоруссии 2, 5 миллиардов кредита. А теперь — очередная плата.

Так что мы можем только восхищаться белорусским президентом. Потому что никто не может лучше него использовать крымские трудности Кремля. В то время как Москва изыскивает деньги, чтобы вложить их в полуостров, который должен быть успешнее других российских регионов, и правительство из последних дыр латает дыры в растягивающемся бюджете, Лукашенко делает невозможное и получает то, чего вряд ли смог бы добиться от докрымской России. Москва, обращая свои средства на Крым, могла бы потерять другую часть общей союзной территории, Белоруссию. И её лидер, отдавая себе в этом отчёт, добился очередной выплаты за чрезвычайно важный для Путина геополитический союз. И это является последним необходимым доказательством того, что экономическая составляющая в этом проекте стоит далеко не на первом месте.

Надо заметить, что ещё одна выгода от украинского кризиса для Лукашенко состоит в том, что у него есть все шансы избавиться от обидного прозвища «последней диктатор Европы» благодаря своим миротворческим инициативам. Это, например, его демонстрационная поддержка украинских властей, встреча с Порошенко ещё в марте и постоянное подчёркивание, что братский украинский народ такой судьбы не заслуживает, а также последнее высказывание белорусского президента на телеканале Euronews. Тогда он сказал: «Говорят, что Крым когда-то неправильно отошёл к Украине. Но давайте тогда вернёмся во времена хана Батыя и отдадим Казахстану или Монголии всю территорию России». Это фронда наглядно демонстрирует, что отношение Европы для Лукашенко сегодня гораздо важнее, и он использует нынешнее события на 126%.

Кроме этого, ему очень выгодны санкции, введённые Европейским союзом. Во-первых, потому сельскохозяйственная продукция из Белоруссии, например, молочная, поставляется в Россию всё интенсивнее и интенсивнее. Кроме этого, в Москве явно будут закрывать глаза на то, что под видом белорусских товаров будут ввозиться продукты из Европы, в обход введённых ограничений.

Но для России всё равно перспектива создания Евразийского союза очень важна. Потому что проекция путинской политики через создания «Русского мира» — это новая национальная идея. Если бы мы предполагали, что он на следующий срок не пойдёт, то можно было бы сказать, что это путинское «политическое завещание». О том, что Казахстану выгодно оставаться на пространстве «Русского мира», Путин говорил на форуме в Селигере, пространно отвечая на вопросы о возможности национализма в этой стране. И этот «Русский мир», по Путину, может расширяться не только ментально и территориально, но и путём создания геополитических субъектов. И это — та путинская «фишка», за которую мы все будем платить ещё долго.

Василий Кашин, сотрудник Центра анализа стратегий и технологий:

Соглашение по газу — это просто продолжение контракта, который уже был подписан по инициативе Путина. Согласно оговорённым тогда условиям, он должен был быть закреплён межправительственным соглашением, что сегодня и произошло. Это просто оформление уже достигнутого соглашения.

Полного текста контракта никто не читал, но в целом он выгоден обеим странам. Хотя понятно, что если бы не было обстоятельств украинского кризиса и изоляции, в которой  Россия оказалась, мы могли бы получить больше. Для Китая это соглашение диверсифицирует поставки газа и разрешает определённые энергетические проблемы, а России это позволяет выйти на рынок, альтернативный Евросоюзу, от которого мы на данный момент целиком зависим. Конечно, можно ставить вопрос о наших потерях в результате геополитической ситуации, и, скорее всего, они есть, но вряд ли кардинальны. К тому моменту, когда начался украинский кризис, переговоры уже были в достаточно продвинутой фазе, границы ценового диапазона, по которым шёл спор, заметно снизились, и хотя мы что-то, конечно, потеряли, вряд ли это очень много.

Я против того, чтобы эту сделку и все сопутствующие переговоры воспринимать как принципиальное геополитическое изменение. Тут другая логика. Если вы поставляете какой-то товар, то вам всегда надо стараться иметь несколько рынков. И если мы поставляем 70% своих энергоносителей в ЕС — это плохо. Получается, что мы зависим от одной экономики. А даже если отвлечься от политических соображений, она может вступить в период спада, что и происходит сейчас, от чего мы будем страдать. Кроме этого, европейская экономика — постиндустриальная. Её рост, даже когда он там есть, осуществляется не за счёт тех отраслей, которым требуется много сырья. А Россия, хотим мы этого или нет, является экспортёром сырья, и поэтому выход в Азию для нас был императивом задолго до всех нынешних политических катастроф. Речь идёт не только о газе и нефти, но об угле, руде, а в будущем о такой громадной теме, как сельхозтовары. Это признавалось и в те годы, когда у нас с Западом были отличные отношения.

Разумеется, в мае, когда происходило подписание контракта, Россия постаралась максимально использовать это для укрепления своих политических позиций. Надо было показать Европе: вы начинаете нас зажимать, а вы нам и не нужны. Это естественный политический ход, но переговоры к тому моменты шли уже почти 10 лет, а подготовка к развороту энергоносителей на Восток началась ещё раньше. Так что концентрироваться на геополитике не стоит, просто надо понимать, что если мы сырьевой экспортёр, как Австралия или частично Канада, то надо экспортировать сырьё туда, где оно нужно, где растёт промышленность. А это в первую очередь Азия.

При этом Сибирь и Дальний Восток — это сложная местность с неразвитой инфраструктурой, и для того, чтобы выйти на этот рынок, надо было реализовать несколько проектов, связанных с трубопроводом, железными и шоссейными дорогами. Сейчас это было с огромным трудом сделано, что даёт России некоторые новые возможности. И то, что это происходит на фоне кризиса отношений с Западом — скорее совпадение. Понятно, что из-за этого какие-то проекты были ускорены, любое наше продвижение сопровождается громкими политическими заявлениями о прорыве блокады, а тот факт, что Китай сейчас является второй экономикой в мире, действительно даёт нам и любой другой развивающейся стране новую степень свободы в международных отношениях. Но нам пришлось бы наращивать эти связи, даже если бы мы следовали абсолютно прозападному курсу и Россия вступила бы в НАТО, как предполагал Путин в начале 2000-х.

Маша Липман, политический аналитик:

Заявления Путина и других высокопоставленных чиновников — это просто констатация той реальности, которая сложилась на сегодняшний день и которая называется «конфронтация». События развивались в этом направлении несколько месяцев, и то, что сейчас об этом сказали самые влиятельные российские политики, просто ставит на этом «последнюю печать».

Это может быть связано и с предстоящей встречей в Милане, хотя в первую очередь такие высказывания делаются тогда, когда исчерпаны возможности для иного развития событий. Возможно, это связано с какими-то неудачными попытками переговоров или предложениями, оказавшимися неприемлемыми. Но то, что это делается перед встречами на высшем уровне, может быть, свидетельствует о том, что ждать от этих встреч ничего не стоит. Делая такие высказывания, российское руководство подчёркивает, что мы живём сегодня в состоянии «холодной войны» — настолько, насколько вообще можно употреблять этот термин.

Рассматривая заявление министра обороны США можно вспомнить довольно странное высказывание президента Обамы о том, что Россия находится на втором месте в списке угроз миру после лихорадки Эбола и даже перед «Исламским государством». Эту идею вряд ли можно считать адекватной реальности, но она демонстрирует градус взаимного неприятия с обеих сторон.

Сейчас сложно представить, что это сложившееся противостояние изменится, даже в случае смены главы государства в США. Конечно, это зависит от того, кто именно станет новым президентом, вполне вероятно, что это будет Хилари Клинтон. Но вряд ли ситуация сильно изменится. Как это было после того, как на смену младшему Бушу пришёл Обама, и его появление в силу разных обстоятельств ознаменовалось изменением отношений между Россией и США, которое получило даже специальное название «Перезагрузка». Американский президент тогда прямо говорил, что его политика будет другой, ему было важно дистанцироваться от своего предшественника, в том числе и в вопросе сотрудничества с Кремлём. Но сейчас ожидать чего-то подобного невозможно. Какие-то отдельные шаги могут быть сделаны, но международная обстановка сейчас очень неблагоприятна для того, чтобы отношения улучшались. События развиваются быстро, и то, что происходит в мире, будь то сближение России с Китаем или проблемы на Ближнем Востоке, не способствует тому, что бы взаимоотношения России и США сменили вектор.

Политика противопоставления США и Европы велась Россией на протяжении многих лет, президент Путин неоднократно, по разным поводам и при разных обстоятельствах, пытался расколоть западный мир, а также саму Европу, играя на существующих объективных различиях в позициях отдельных правительств Европейского союза и США. Достаточно вспомнить Мюнхенскую речь, где этот мотив звучал очень ясно. Такая политика Путина приводила к некоторым успехам, но на фоне нынешнего кризиса сплочённости больше — как внутри Евросоюза, так и между Европой и США. Конечно, это не означает, что противоречия исчезли, например, чтобы добиться консенсуса внутри западных стран по поводу последнего раунда санкций понадобились серьёзные усилия. У некоторых государств из так называемой «новой Европы» позиции были принципиально иными, и сейчас ряд политиков продолжает говорить, что курс на резкие ухудшения отношений с Россией не всегда правильный.

Но всё-таки в настоящий момент расколоть Запад будет труднее. НАТО впервые за период после «холодной войны» укрепляется, речь идёт о размещении новых баз и новых группировок войск, и усилия, направленные на разделение, имеют меньше шансов увенчаться успехом. Хотя такие шансы всё равно есть, потому что ситуация во всём мире развивается непредсказуемо, и прежние правила и нормы трещат по швам. Но надо иметь в виду, что и сама Россия сейчас экономически находится в очень непростом положении, что также является фактором, который ослабляет её позиции.

Алексей Арбатов, политолог:

В такие «хоровые мероприятия» я не верю. Скорее всего, первоначально решил выступить кто-то один, а остальные увидели и решили поддержать. Но то, что столь высокопоставленные представители власти решили высказаться на одну и ту же тему — не случайно. Причина заключается в том, что украинский кризис зашёл в тупик, как двигаться дальше — непонятно. Был Минск-1, был Минск-2, но многие положения до сих пор не выполнены, вплоть до того, что в отдельных районах продолжаются перестрелки. Нужен новый импульс, но он не предлагается ни со стороны Европы, ни, тем более, со стороны США, которые отвлеклись на другие проблемы и отодвинули украинский кризис «на дальнюю полку», удовольствовавшись тем, что больших боевых действий не ведётся.

А Россию это волнует. У неё практически под боком находится очаг конфликта, а всё остальное, в том числе отношения с Западом, зашло в тупик. Санкции не сняты, ответные российские санкции тоже по-прежнему действуют, причём эти меры уже вызвали инфляцию. Падение цен на нефть, которое происходит прежде всего из-за внутренних разборок ОПЕК, эту инфляцию ещё больше ускоряет, что болезненно сказывается на нашей экономике. И Россия, конечно, винит в своих неприятностях США, что находит зеркальное отражение в Вашингтоне, где также винят Россию, хотя и в меньшей степени. А Россия, в силу традиции наших отношений, просто зациклена на американцах. Они должны делать какие-то шаги, потому что украинский конфликт заблокировал наши взаимодействия по многим другим вопросам. И даже если мы начнём работать в отдельных сферах, например, разведчики будут контактировать по «Исламскому государству» или врачи в связи с Эболой, это всё равно не тот уровень, на котором должны сотрудничать две великие державы, особенно на Ближнем Востоке и в Восточной Европе, где влияние России очень велико. Понятно, что Китай — это тоже великая держава, и он сейчас выходит на передний план, но вокруг Китая нет таких острых проблем, разве что Гонконг может стать новым очагом напряжённости.

Так что высокие должностные лица России, президент и премьер-министр, обращаются к Западу и говорят: «Хватит сидеть сложа руки, надо что-то делать! Да, наши отношения ухудшились, наступил серьёзный кризис, которого не было со времён «холодной войны», и даже в ходе того противостояния отношения не часто бывали такими же плохими, как сейчас. Но надо выходить из положения, нельзя ожидать, что всё само рассосётся, если пустить дела на самотёк — мало никому не покажется, на Украине возобновятся масштабные боевые действия». Обвиняя американцев, они призывают США дать какой-то ответ. Допустим, виноват не Вашингтон, а Москва, но давайте разбираться в этом, говорить друг с другом. Нельзя отворачиваться друг от друга и ждать, как будут развиваться события сами по себе.

То, что Европа более склонна пойти на компромисс с Россией и гораздо лучше, чем США, понимает, насколько велики ставки Москвы в украинском конфликте, а также то, насколько Запад недооценил важность Украины для России, ещё с ноября 2013 года — это правда. Именно поэтому Европа активно действует. Впервые такой крупный кризис задействовал в первую очередь Европу и ОБСЕ, а США просто сидят за океаном и вводят новые и новые санкции и давят в связи с ними на ЕС. Если ты используешь такие меры, то предложи, каким образом санкции можно снять. Так что Европа тут, кончено, является своего рода «посредником».

Но при этом надо отдавать себе отчёт, что ЕС и США — это государства одного экономического, политического и ценного пространства, и не надо надеяться, что мы их расколем. Определённые дипломатические манёвры в этом направлении возможны, но решительно их разделить не получится. Несмотря на то, что США приходится давить на ЕС, в том числе — по поводу последнего пакета санкций, введённого сразу после мирных инициатив Путина.

Но также и американцам не стоит пытаться расколоть Россию и Европу. Вашингтон хочет «подгрести» Европу к себе через атлантическую зону свободной торговли и инвестиций, переключить европейцев на энергетические ресурсы США и так далее. Но это неправильно, потому что каждый разумный человек, который посмотрит на карту, не школьную, а трёхмерную, поймёт, что если отколоть Россию от Европы, это толкнёт её к Китаю. Что и происходит сейчас, хотя американцам это совершенно невыгодно. Им вовсе не нужен такой новый центр силы, напротив, им необходимо, чтобы Россия занимала как минимум равноудалённую позицию. И если бы Россия развивалась совместно с Европой, то для США это никакой угрозы бы не представляло. США и Европа неразделимы, соответственно, сближение с Европой — это сближение со всем атлантическим пространством. Конечно, Москва не стала бы младшим союзником Вашингтона, но участвовать в крупном экономическом и политическом сотрудничестве она бы могла.

Иван Коновалов, директор Центра стратегической конъюнктуры:

Мы не знаем, есть там подводная лодка или нет. Но если она есть, то это — очень серьёзный прецедент. Потому что подобные действия являются нарушением территориальных вод, и любое государство, имеющее необходимые силы и средства, обязано на такое реагировать. Но при этом подобные ситуации уже происходили с различными странами, и обычно они не приводили к серьёзным обострениям отношений между государствами. Очень часто такие истории с идентификациями чужих подлодок имели место между ВМФ Китая и американскими субмаринами, и наоборот. Обычно эти вопросы рассматриваются в политической плоскости и ни к чему серьёзному не ведут.

Судя по тому, что шведы решили продлить операцию, они верят, что основания для этого присутствуют. Но надо отметить, что это уже не первый случай, особенно с участием Швеции, когда в Балтийском море происходят поиски какой-то подводной лодки. При этом даже на официальном уровне ни на какую конкретную страну никто пока что не указывает. Безотносительно того, есть ли основания для этих поисков, стоит сказать, что последние два года в командовании вооружённых сил Швеции в принципе нарастает тенденция к будированию ситуации по поводу деградации их ВС. Подобные вещи могут использовать для того, чтобы добиваться финансирования и укреплять обороноспособность страны. Такие акции, свидетельствующие о том, что «враг у порога» и необходимо действовать, в этом плане очень полезны. Военное руководство Швеции открыто заявляло ещё в прошлом году, что они не смогут больше недели или двух недель противостоять противнику, намекая при этом на Россию. В связи с этим постоянно идут разговоры, что нужно менять ситуацию, расширять сотрудничество с НАТО и увеличивать финансовые вливания в армию, которые сейчас ужались до непозволительно малых размеров.

Алексей Арбатов, политолог:

У Путина и Обамы есть большое неудовольствие друг другом, поэтому вести диалог как ни в чём не бывало нет возможности. Встречу не готовили, не было никаких предварительных контактов, и о чём, собственно, говорить, непонятно. Возможно, что-то более существенное произойдёт в Австралии. Кроме того, у обоих лидеров могло присутствовать, даже неосознанно, соображение, что встреча руководителей России и США и Китае будет обозначать признание за Китаем роли посредника. Китайцы, конечно, были бы в восторге от этого, но ни Кремль, ни Белый дом такую возможность им предоставлять не хотят. Хотя Китай уже вызвался выступить в роли посредника в нынешнем кризисе и объективно имеет для этого возможности. У китайцев отношения и с Западом, и Россией гораздо лучше, чем у них между собой. Но сделать его посредником фактически значило бы сдать уже все позиции.

Для того чтобы начать серьёзный диалог с Москвой, американцам нужно не действовать дальше в плане возможных наказаний, угроз и свёртывания отношений, а понять, чего конкретно они хотят на Украине, как они предполагают разрешить ситуацию. И первая и вторая встреча в Минске прошли без их участия, и сейчас они должны определиться со своей позицией. При этом внутриполитическая ситуация в США после победы республиканцев не способствует началу диалога. Обама находится в плотной осаде, и любое движение в сторону поисков компромисса с Москвой будет встречено беспрецедентными нападками.

При этом Россия, конечно, очень хотела бы начать диалог. И если бы на это откликнулись в Соединённых Штатах, то мы были бы готовы говорить и на двухсторонней основе. Но Путин не может сделать этого, потеряв при этом лицо за счёт больших уступок, а сами американцы находятся в том положении, когда им начать разговор сложно, после всех санкций и заявлений, да ещё и со столь сильной оппозицией внутри страны.

Однако разрешить украинский кризис без таких переговоров невозможно. Даже прекращение огня, разведение враждующих сторон и размещение наблюдателей ОБСЕ едва ли удастся осуществить без прямого взаимодействия России и США. Потому что сразу встаёт вопрос, например, о российско-украинской границе. Можно ли разместить наблюдателей там? Минский протокол это предусматривает, но руководители Донецкой и Луганской областей выступают против.

Без того, чтобы Россия чётко осознала для себя перспективы дальнейшего развития Украины и того, что произойдёт с двумя районами на юго-востоке, едва ли удастся закрепить первые шаги. Они уже сделаны, и слава Богу, хотя перемирие нарушается, масштабных боевых действий всё-таки не происходит. Но развить это дальше, с помощью наблюдателей или даже с привлечением контингента миротворческих сил, как в Косово или в Боснии и Герцеговине, едва ли получится без прямого диалога России и США. Ключи к украинскому кризису находятся, прежде всего, в Москве и Вашингтоне, а уже во-вторую — в Киеве, Брюсселе, Луганске или Донецке.

Виктор Литовкин, военный обозреватель:

У берегов Австралии находится многофункциональная межвидовая группировка Военно-морского флота России. Там не только корабли Тихоокеанского флота, но и ракетный крейсер «Москва», приписанный к Севастополю. А означает их появление в этом районе только одно: наш флот имеет возможности находится в той части мирового океана, которая в данный момент его интересует. Наши корабли ходят и проводят боевую подготовку и учатся бороться со стихией в любой точке земного шара.

Это может быть связано и с предстоящим саммитом. Благодаря этому участники встречи «двадцатки» будут осознавать, что у России есть собственный военно-морской флот, пусть и не самый сильный в мире. Ничего странного в этом нет, многие визиты руководителей нашего государства сопровождались походами боевых кораблей. В частности, когда Медведев ещё был президентом и посещал США, наши корабли, в том числе крейсер «Варяг», заходили в Сан-Франциско и швартовались там в порту. Так что никакой сенсации тут не произошло, это нормальная практика.

Американские корабли тоже ходят там, где считают нужным, и никто по этому поводу шума не поднимает. Хотя они регулярно заходят в Чёрном море, плавают вдоль территориальных вод России, и один раз даже нарушили конвенцию Монтрё. Но в целом и они, и мы соблюдаем все международные нормы и правила поведения на море.

Сергей Цыпляев, президент фонда «Республика»:

Понятно,что это символический жест, попытка «показать флаг».Но при этомфактически уже вся инфраструктура холодной войны построена и соответствующие процессы запущены. Такого объёма санкций не было даже в ходе предыдущего противостояния, особенно в последние десятилетия. Конечно, торговля была централизованна и так далее, но конкретно такие жёсткие ограничения отсутствовали. Так что мы действительно можем утверждать, что являемся свидетелями холодной войны-2. Недавно я смотрел старые карты, в том числе американские SovietMilitary Power80-х годов, и Прибалтика там отмечена штриховкой, дополненной словами о том, что США не признают принадлежности этих территорий Советскому Союзу. Сейчас примерно такой же вариант с Крымом.

Понятно, что после революционной фазы мы переживаем фазу реставрации. Но она затягивается слишком надолго и заходит очень далеко, фактически мы возвращаемся к траектории движения Советского Союза. А она, к сожалению, носила ниспадающий характер.

При этом надо понимать, что такие инициативы, как эти полёты, скорее для внутреннего пользования. Надо исходить из того, что у руководства всё-таки достаточно ответственности для того, чтобы не доводить подобные ситуации до «горячих» столкновений, тем более — до обмена ядерными ударами. Так что это скорее «шоу», направленное на собственных граждан, а также призванное дать понять нашим партнёрам на переговорах: мы твёрдо стоим на своём и не надо пытаться на нас давить.

Не стоит исходить из идеи, что «царь» в России решает всё: захочет — начнёт войну, захочет — будет строить распрекрасный мир, то к сердцу прижмёт, то к чёрту пошлёт. Образ страны как «осаждённой крепости», страны, которая должна защищать своё жизненное пространство, сидит в рядовых гражданах очень глубоко. И такие представления постоянно будут в той или иной форме воспроизводить новых лидеров, которые сами вышли из этой массы и сами являются носителями этого сознания. Ведь каждый политик, до того как оказался наверху, где-то жил, учился, общался с окружающими и разделяет общие страхи. Поэтому такого рода конфликты в разных вариантах будут происходить ещё долго.