Кажется, что дискуссия о Сталине изрядно всем надоела. Стороны ходят по кругу (и я в том числе, признаю), не в силах вырваться из коллективно сочиненных парадигм. Но когда кто-то снова подливает бензинчик (в данном случае подлил мэтр Генри Резник), то выясняется, что ничего не закончилось, никто никому ничего не доказал и тема эта по-прежнему болит, хотя и несколько странно, так сказать, «стыдною» болезнью.

Ну, сами посудите: Сталина давно нет, он умер 64 года назад, из гроба явно не встанет. Никто вроде не сталинист (кроме совершеннейших маргиналов или троллей, ненавидящих демократов и либералов). Не очень понятно, что такое «сталинизм сегодня», поскольку все клянутся в наличии здравого смысла и верности цивилизованному праву. Кроме того, сегодня вроде не казарменный социализм, а плохонький, но капитализм. Откуда же лезет тогда к нам этот Сталин?

Сама история с Генри Марковичем и его визави, ректором МГЮА Виктором Блажеевым, показательна. Она немножко смахивала бы на комедию, не имей последствиями большую и нервную дискуссию. Подозреваю, что Генри Маркович вообще-то захотел как-то красиво уйти из Академии, а тут повезло. Одновременно ректору Виктору Блажееву пришла совершенно постмодернистская идея раскопать в подвале мемориальную табличку, сообщающую, что в этих стенах в 1924 году состоялся доклад ненавистного многим диктатора. Итак, он эту табличку почистил рукавом и к стенке присобачил, на основании постановления Совета министров РСФСР от 30 августа 1960 года №1327 «О дальнейшем улучшении дела охраны памятников культуры в РСФСР». То есть как бы сильно запоздало (на 60 лет) выполнил решение давно уволенного правительства из несуществующей страны. Смешно. Тот же троллинг.

Как бы я поступил, будь я Генри Марковичем. Скорее всего покрутил бы пальцем у лба и решил, что Виктор Владимирович Блажеев того, решил повыпендриваться. Как поступил Генри Маркович? Он поступил хуже. Или, вернее, лучше. Он громко хлопнул дверью и произвёл возгонку вопроса в медийные сферы. К самой возгонке нет претензий — публичные люди и должны заострять внимание на политически значимых проблемах. Но претензии есть к тому, что следом за этим сталинисты и квазисталинисты начинают форменным образом издеваться над демократами и либералами. Скажем больше, они буквально «делают» их на раз-два.

Как это происходит нам продемонстрировал диалог президента движения «Союза правых сил» Леонида Гозмана и декана Высшей школы телевидения МГУ им. Ломоносова Виталия Третьякова. А давно ведь замечено, что циников путинской эпохи (Третьяков как раз такой циник, великолепный экземпляр) — эпохи дистанционных бомбежек ради антитерроризма — бесполезно прошибать жертвами сталинской эпохи. Как и бесполезно в этом случае давить на жалость. Они совершенно безжалостные люди. Они же уцелели, поэтому жмут плечами и отвечают: а что вообще Кутузов, Жуков людей на смерть не посылали? Посылали! Разве любой правитель от Ришелье до Путина не вынужден идти на жертвы (чужие) ради общественного блага? Сталин же — бла-бла-бла — взял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой, выиграл такую большую и страшную войну с Гитлером и подписал Ялтинские соглашения, выдвинувшие его в мировые лидеры, а державу — в четверку смотрящих за миром. Нет, конечно, мы не одобряем расстрелы в подвалах при включенном двигателе грузовика и мор в ГУЛАГе от отсутствия еды, мы ж не звери, но взвешенно и объективно подходим к истории нашей страны, с учетом, что «время было такое», а результат в любом случае — ОБЩЕСТВЕННОЕ БЛАГО.

И вот на это «общественно благо» наши публичные демократы и либералы попадаются, как караси на крючок.

«Вы же не против своей страны? — Нет, упаси Бог, мы не против своей страны. — Вы цените подвиг нашего народа во Второй мировой войне? — О, мы молимся на подвиг нашего народа во Второй мировой войне. — Вы отрицаете великие свершения? — Нет, мы не отрицаем великие свершения, мы в совершеннейшем восторге от великих свершений. — Так какого же хрена вы вычленяете отсюда товарища Сталина?»

Вычленить Сталина отсюда не-воз-мож-но! И именно поэтому 86% невесть где подобранных ВЦИОМом респондентов ставят Сталина на первое место. Шах и мат.

Однако все это, безусловно, результат подтасовки. Истинная проблематика в другом. Не про репрессии и свершения, которые подчас свершаются от безысходности и, естественно, не перевешивают репрессии, а про цивилизационный путь страны. С демократией или с диктатурой? С правом или с «начальник, как прикажете?» Очень простая ведь развилка, не требующая привлечения обильного исторического материала.

И, конечно, это вопрос общественного блага, но заостренный философски и этически. Хорошо ли спится детям палачей и готовы ли мы считать общественным благом гипотетическое счастье будущих поколений ценой несчастья ныне или раньше живущих? Я лично не готов. Как не готов и страну, которая делает выбор в пользу диктатуры, считать своей и восторгаться ее «выигрышами». Об этом надо говорить прямо, не ловясь на ложную патетику. Ким Чен Ын вот тоже взял страну с атомной бомбой и оставит, судя по всему, с ней же, но где и кому тут общественное благо?

Впрочем, сегодняшний неосталинизм ставит и еще один важный вопрос, про который мало кто знает и говорит. Это вопрос незаконченной революции.

Дело в том, что та великая русская революция, о которой сегодня все несколько забыли, но столетие которой каким-то образом все-таки будут отмечать в этом году, она несла на своих крыльях еще и утопию. Проект государства-фабрики-корпорации с единым планом и единым военно-чекистским управлением из центра, а также гражданами — дисциплинированными военнообязанными служащими этой фабрики. Причем утопия эта, как ни странно, прижилась в массах, не вполне, видимо, преодолевших синдром «крепостнической скрепы» и по этой причине с воодушевлением воспринявших распределительный идеал справедливости, нормированной сверху. Однако уже Ленин, кажется, понял всю нереализуемость своей мечты на практике, поскольку не все в России (и прежде всего интеллигенция и высокопрофессиональные кадры) согласились мириться с неокрепостничеством. Все дальнейшие директора корпорации «СССР-Россия» после Ленина, собственно, решали, что делать с этой утопией дальше, как и чем закончить неудачную революцию.

В этом смысле сталинизм исторически предъявлял себя как наиболее утрированную презентацию ленинского проекта, показавшую как потенциал государства-корпорации, так и ужасные последствия такого социального устройства. Что возникало в дальнейшей — это модификации. От хрущевской развинченности «на сталинской фабрике» до андроповского технократизма («пригласим-ка инженеров, они нам снова все наладят»). Горбачев решил, что демократизм и человеческое лицо руководству корпорации не помешают, а Ельцин провел приватизацию в цехах и единственный, кто чуть ли не отменил сам проект. Однако Путин на волне ресентимента и тоски по прошлому в общих чертах восстановил проект в постандроповском варианте, и получилось чудо-юдо: нефтегазовый неосталинизм с как бы рынком, парламентом и партиями.

Возможно, это последняя и окончательная реинкарнация нежизнеспособной утопии. Дальше, очевидно, будет только проедание будущего и финал революции 17-го года, банкротство и окончательный демонтаж «русского проекта». Но именно поэтому ему изо всех сил сопротивляются вельможи, третьяковы старого режима, — ведь они вынуждены будут уйти вместе с режимом. Только поэтому они вдруг «обнаруживают» в сталинизме положительные моменты и общественную пользу.


Фото: Россия. Москва. 1 апреля 2017. Участники ежегодного Московского фестиваля татуировки. Валерий Шарифулин/ТАСС