Можно ли попасть внутрь черты? Этот вопрос возник у меня невольно после прочтения книги Ксении Кривошеиной «Оттаявшее время, или Искушение свободой», которая только что вышла в издательстве «Алетейя». Диссидентство, культурный андеграунд, ленинградский быт, сети КГБ, женевские встречи и запах «шанели» сквозь папиросный дым — все это можно найти на страницах воспоминаний наряду с именами Делоне, Ростроповича, Рабина, Альтмана…
И еще здесь говорится о том, что воздух свободы целителен для человека. И нельзя ради игр с «державностью» поднимать на щит Сталина и забывать те реалии, в которых существовали советские люди.
Кривошеина пишет несколько пафосно, но интересно. Вот уже тридцать пять лет она живет в Париже, часто бывает в России и пересекает ту черту, которая отделяет нас от остальной Европы.
Первый раз опыт такого пересечения был в далеком 1979 году. И это был психологически тяжелый опыт. В Бресте «в купе довольно бесцеремонно, сильно постучав, вошел проводник, женщина в форме и молодой военный». Паспорта наши отобрали, продолжает далее Кривошеина, пошныряли глазами по стенам, потолку, заглянули под нижние полки, приказали выйти из купе. И: «Я вдруг поймала себя на мысли, что чего-то боюсь, будто ты и вправду везешь контрабандное золото, банки черной икры или кого-то незаконно укрываешь под полкой».
«Чувство подопытного кролика перед вскрытием без наркоза меня не покидает до сих пор, когда я прохожу границу въезда-выезда из России», — признается автор. И вслед за ним любой среднестатистический россиянин может повторить эти слова. СССР возвращается не только в лозунгах, но и в разнообразных служебных практиках. И если, например, у тебя бутерброд с санкционной колбасой, то легко окажешься в числе нарушителей. А уж если батон захватил — пиши пропало.
Эта ситуация перехода повторилась еще раз, на границе двух Германий: «Морда черной овчарки сунулась сразу под нижнюю полку. “Всем встать, выйти!” Мы с моей соседкой в ночных рубашках, прикрываясь простынями, стояли перед немецкими пограничниками. Это был Берлин, Восточная зона. Женщина в форме подняла наши матрасы, посветила карманным фонариком вглубь под потолком, собака нас обнюхала, и по команде “Можете ложиться!” мы покорно залезли на свои полки. Нас закрыли на ключ, мы проезжали по Западной зоне Берлина».
Игорь Ершов и Ксения, 1978 год
Героиня находится у черты, но не внутри нее. А что внутри — другое зрение? Повествование, между тем, движется дальше. Ксения оказывается в Швейцарии, знакомится со своим будущим мужем Никитой Кривошеиным… Собственно, это произведение можно рассматривать как инвентаризационный список важных для автора сюжетов, тем, событий. Вот ее отец Ершов, художник и запутавшийся человек, вписанный в контекст эпохи. Судьба бросает его в разные стороны. Мы видим, например, как он становится главным художественным управленцем Торговой палаты и помогает молодым дарованиям. Впрочем, большим начальником Ершов долго не проработал, его съели.
Ксения Кривошеина
Вот ее мать, актриса Театра юного зрителя. Она сшила себе модное платье из японской ткани и не обратила внимания на орнамент, в который оказалась вплетена свастика — древний солярный знак. Партком вызвал актрису на ковер и поступил с ней милостиво — разрешил написать заявление об уходе по собственному желанию. Вот и сама Ксения — в перипетиях житейских треволнений, в прочерчивании своей линии жизни.
Никита Кривошеин
Иван Кривошеин, 1979 год
В книге немало наблюдений за великими. И интересные замечания. Вот, например, размышления Кривошеиной о Рихтере: «Впервые увидев его акварели и пастели, я была поражена, насколько они своим лиризмом и прозрачностью не похожи на львиную мощь этого сверхчеловека, но потом поняла, что этот серебряный колокольчик живописи есть потаенная часть его души. Когда он играл Шуберта, захватывало дух от полноты живописного полотна, легкость порхания рук над клавишами превращалась в волшебные переливы, комок подступал к горлу, обильно текли слезы».
Художественные отрывки перемежаются риторикой, в общем-то правильной, хотя немного скучноватой. Но в целом книга оставляет впечатление документа эпохи. Документа, особенного актуального сейчас, когда многие черты советской жизни засияли вдруг в обманчивом цвете радуги.
Фотографии из книги Ксении Кривошеиной «Оттаявшее время, или Искушение свободой»