Метафора «Путин родился в октябре 1993 года» — метафора лишь отчасти. Потому что он, во-первых, действительно родился 7 октября, а, во-вторых, потому что в октябре 1993 года в России установился режим, максимально подходящий для Владимира Путина. Иными словами, после стрельбы из танков по Белому дому система как бы начала поиск Путина внутри себя, «нашла» и начала медленно двигать вверх по служебной лестнице. Если не все это тогда заметили, то только потому, что в это время примитивно радовались, что Ельцин прижучил красно-коричневых, и думали, что конфликт исчерпывается этим обстоятельством.

Строго говоря, по всем демократическим канонам, Ельцин абсолютно не имел никакого права стрелять по своему «парламенту», как ни дико звучит эта фраза. Ибо в теории считается, что представительная власть формирует исполнительную, а не наоборот. И если Верховный совет, Съезд народных депутатов (о нем уместно напомнил нам Сергей Цыпляев в статье «Низложение съезда») проголосовали за импичмент, то Ельцин обязан был подчиниться, как Никсон. Однако по великой российской традиции именно самодержец одобряет советников и именно от него исходит воля учреждать подле себя совещательные демократические органы. И вообще он «единственный европеец» в архаичном государстве. К тому же ситуация запутывалась тем, что «царь Борис» гарантировал нам свободу слова и рыночную экономику, а «парламент» бредил восстановлением СССР и коммунистической реставрацией.

По различным свидетельствам, целые этажи несчастного Белого дома были отданы «русским фашистам», которые являлись именно что настоящими фашистами, поскольку были уверены в историческом праве русского народа на преференции относительно остальных народов империи. Что, по их мнению, обусловливалось некой загадочной «титульностью» русских.  Можно только догадываться, в какие политические формы воплотилась бы эта идеология, дай ей развиться.

Ужасная дилемма: «более-менее вменяемый диктатор» или «совершенно чокнутая демократия» — для многих автоматически решилась в пользу «вменяемого диктатора» и в таком виде закрепилась в политическом сознании на будущее. Тем более что Ельцин поступил благородно — не стал мстить побежденным, не провел люстрацию, не стал шерстить КГБ, фактически «слил» «суд над партией». Почти всех позже взял и на ответственную работу (Руцкого, Хасбулатова), показав, что способен на компромиссы.

Наоборот, под его крылом «расцвели все цветы», и взамен разгромленного в 1991 году ГКЧП возник как бы постоянно тлеющий малый ГКЧП-2. Все одиозные идеологи следующего (за ельцинским) путинского режима (Глазьев, Делягин, Кургинян, Дугин, Проханов) преумножили свой политический капитал именно при Ельцине. 24 марта 1999 года ельцинский премьер-министр Е. Примаков, ведший свою карьеру от Службы внешней разведки, обиделся на то, что НАТО принял силовое решение погасить конфликт в «славянской» Югославии и совершил над Атлантикой разворот своего самолета, тем самым послав сигнал США, стороне переговоров с Россией, что Россия – это «другая цивилизация». И хотя до будущей мюнхенской речи Путина оставалось почти десять лет, она явно будет находиться в исторической преемственности от разворота Евгения Максимовича.

Еще надо вспомнить, что одновременно с конфликтом центрального диктатора и центрального парламента в 93 году получил свое завершение конфликт межу малым парламентом (вторым по величине после Верховного — Московским советом) и его Исполкомом (мэрией). И не случайно ситуация там складывалась зеркально. Московские депутаты тоже пытались демократически выбрать себе «начальника», однако к их удивлению невидимая рука бюрократии всячески саботировала этот процесс. «Крепкий хозяйственник» постоянно обыгрывал «демократа».

Кончилось дело тем, что демократический мэр социал-демократ Гавриил Попов (что в нем социал-демократического – ума не приложу) по неясным и загадочным причинам совершил судьбоносное предательство. Он добровольно ушел в отставку и передал власть в центровом субъекте Федерации своему вице-мэру Юрию Лужкову. После чего демократические бодания в Москве обессмыслились. Переизбрать Лужкова уже ни у кого никогда не получалось, а Гавриил Попов после победы Ельцина над мятежным парламентом стал архитектором «вертикали» — то есть ликвидации советов вообще и замены их далекими от народа муниципалитетами и префектурами с неясными компетенциями. Так начиналась эпоха всевластия бюрократии, точно такого же тайного братства, каковым до этого была партийная номенклатура.

Очевидно, это поднималась смывающая августовскую демократию волна, к которой Владимир Путин приближался, как опытный сёрфингист. Мало того, что по первой профессии он был секретным агентом, он еще проявил и недюжинные способности опираться на ключевые политические фигуры того времени. Кто-то написал, что его служба у Анатолия Собчака¸ за которым Владимир Путин носил портфель, стала для него своеобразным демократическим чистилищем, разрывающим связи со спецслужбистским прошлым. Однако непредвзято анализируя философию Собчака, мы вряд ли найдем в нем избыток «демократизма». Собчак поддержал переворот 93 года, у Собчака не нашлось возражений против уничтожения самоуправления, а позже Собчак был в восторге, что оказался наперсником нового диктатора, мня, что тот сделает его председателем Думы.

Вообще все «статусные демократы», с которыми сталкивался Путин в 90-х, не сдерживали, а, скорее, укрепляли того в мысли, что власть нужна для аккумулирования тайной силы, а «демократия», «демшиза» — это ширма настоящей власти. Новый аристократ Собчак, управляющий бездонным кремлевским хозяйством Павел Бородин, олигарх Березовский, полуподпольная группа замены Ельцина на выгодного всем им креслоблюстителя – трамплин Владимира Путина в третье тысячелетие.

Парадокс заключается в том, что, когда так долго занимаешься властью как технологией, забываешь про ее общественное измерение и необходимость приносить социальную пользу. Никакого внятного видения, чего хотел бы Путин достичь для страны, он никогда не имел, отбрехиваясь ритуальными текстами про величие России и плодя, как теперь отчетливо видно, сплошные тупики. Сегодня газеты сообщают, что его рейтинг резко упал. Путин потерял доверие пятой части своих избирателей. Но радоваться оппозиции рано, ведь четыре пятах маргинализированной им страны якобы по-прежнему ему «доверяют», хотя какой онтологический смысл их доверия, похоже, не ясно не им, ни собственно Путину. Ведь Путин, как и они все, ничего не обещает и ничего не может.


Фото: Россия. Москва. 16 сентября 1999 г. Президент РФ Борис Ельцин (справа) и премьер-министр РФ Владимир Путин во время встречи в Кремле. Сенцов Александр/ТАСС