Дайджест книги Дарона Аджемоглу и Джеймса А. Робинсона «Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты» (Издательство АСТ, 2016 – Х, 693, (2) с.)

Мы живём в мире, полном неравенства. Различия между разными странами напоминают различия между двумя частями Ногалеса (город, разделённый границей между Мексикой и США), только в большем масштабе.

 Подходы к теории мирового неравенства

Причина того, что Ногалес, штат Аризона, гораздо богаче, чем Ногалес, штат Сонора, проста: совершенно разные институты по обе стороны границы создают совершенно разные стимулы для граждан. Соединённые Штаты гораздо богаче Мексики или Перу благодаря стимулам, которые их институты, и политические, и экономические, создают для граждан, бизнесменов и политиков.

Каждое общество живёт по экономическим и политическим правилам, которые поддерживаются государством и — коллективно — всеми гражданами.

Например, от политических институтов зависит, могут ли граждане контролировать политиков и влиять на принимаемые ими решения. Иначе говоря, будут ли политики (пусть и с оговорками) действовать в интересах и по поручениям граждан или они смогут использовать власть, вверенную им обществом (а то и узурпированную ими), для собственного обогащения и проведения политики, которая выгодна только им, но совершенно не выгодна избирателям. Институты влияют на поведение и стимулы людей, от них зависит успех или крах страны.

Различные сочетания институтов, существующие сегодня в разных странах, глубоко укоренены в истории, поскольку после того как общество было организовано определённым образом, эти институты меняются редко и медленно.

Эта институциональная устойчивость и силы, стоящие за ней, помогают объяснить и то, почему с неравенством так трудно бороться и почему так трудно сделать бедные страны богатыми.

С точки зрения тех, кто контролирует политическую власть, нет никакой необходимости вводить более полезные для экономического роста или благосостояния граждан институты, если действующие институты гораздо лучше служат интересам самой власти.

Теории, которые не работают

Большая часть теорий, предложенных учёными специалистами в различных общественных науках, которые пытаются найти истоки богатства и бедности, попросту не работают и не могут объяснить сложившееся положение вещей.

Географическая теория: Шарль де Монтескье (XVIII век) обратил внимание на географическое распределение бедности и богатства в мире и предложил своё объяснение. Он утверждал, что жители тропических стран, как правило, ленивы и нелюбознательны. И «что людьми, не склонными к труду, чаще всего правят деспоты».

Теория о том, что жаркий климат неизбежно ведёт к бедности, хотя и опровергнута недавними экономическими успехами Сингапура, Малайзии и Ботсваны, всё ещё находит активных сторонников, таких как экономист Джеффри Сакс, например.

Влияние культуры: Другая популярная теория связывает процветание народов с культурными факторами. Полезна ли теория о влиянии культуры для понимания природы мирового неравенства?

И да и нет. Полезна, в том смысле, что связанные с культурой социальные нормы имеют большое значение, с трудом меняются и часто поддерживают институциональные различия, которые, как мы утверждаем, могут объяснить мировое неравенство. Но по большей части эта теория бесполезна, поскольку те аспекты культуры, которые особенно часто привлекают к себе внимание — религия, этические принципы, «африканские» или «латиноамериканские» ценности, — как раз не особенно важны для понимания того, как возникло нынешнее неравенство и почему оно столь устойчиво.

Другие аспекты культуры — такие как уровень доверия в обществе и склонность членов этого общества к кооперации друг с другом — важнее, но они в основном суть следствие работы определённых институтов, а не самостоятельная причина неравенства.

Наконец, культурные установки, которые обычно меняются очень медленно, вряд ли могут объяснить недавнее экономическое чудо в Восточной Азии и Китае. Хотя институты тоже проявляют историческую устойчивость, при определённых условиях, как мы увидим, они могут меняться быстро.

Теория о невежестве: Теория невежества настаивает на том, что бедные страны бедны потому, что в них часто случаются сбои рыночных механизмов, а местные экономисты и властные элиты не знают, как это исправить, и в прошлом следовали неверным советам о том, как следует это исправлять. Богатые стран, соответственно, богаты благодаря именно тому, что сумели понять, какую политику нужно проводить, чтобы успешно исправлять провалы рынка.

Большинство экономистов и советников при правительствах всегда сосредоточены на том, как сделать «всё правильно», однако, что действительно нужно — так это понять, почему бедные страны делают «всё неправильно». А они делают «всё неправильно» чаще всего не из-за невежества своих правителей или культуры народа. Они делают «всё неправильно» не по ошибке, а абсолютно намеренно.

Традиционно экономисты игнорировали политику, но именно понимание того, как работает политическая система, является ключом к тому, чтобы объяснить мировое экономическое неравенство. Мы утверждаем, что путь к процветанию лежит через решение базовых политических проблем.

Экстрактивные и инклюзивные экономические институты 

Экономический успех той или иной страны зависит от институтов — правил, по которым работает экономика — и стимулов, которые получают её граждане.

Экономические институты, подобные тем, что существуют в США или Южной Корее, мы называем инклюзивными (от англ. Inclusive – «включающие в себя», «объединяющие»).

Они разрешают и, более того, стимулируют участие больших групп населения в экономической активности, а это позволяет наилучшим образом использовать их таланты и навыки, при этом оставляя право выбора — где именно работать и что именно покупать — за отдельным человеком. Частью инклюзивных институтов обязательно являются защищённые права частной собственности, беспристрастная система правосудия и равные возможности для участия всех граждан в экономической активности. Эти институты должны также обеспечивать свободный выход на рынок для новых компаний и свободный выбор профессий и карьеры для всех граждан.

Инклюзивные институты способствуют экономическому росту, повышению производительности труда и процветанию. Защищённые права частной собственности являются их центральным элементом потому, что только те, чьи права собственности защищены, будут готовы инвестировать и повышать производительность труда.

Бизнесмен, который предполагает, что всё, что он сможет заработать, украдут, экспроприируют или обложат непосильным налогом, не имеет стимулов к работе, не говоря уже об инвестициях и инновациях. Защита прав собственности (и вообще судебная система), общественные блага, свобода контрактов и торговли — всё это зависит от государства, то есть институции, которая может применить силу для установления порядка, предотвращения хищения и мошенничества и, наконец, для принуждения к исполнению контрактов, заключённых частными лицами и компаниями.

Инклюзивные (объединяющие) экономические институты нуждаются в государстве и используют его. 

Ни в Северной Корее, ни в колониальной Латинской Америке у широких слоёв населения не было возможности принимать экономические решения, исходя из своих собственных желаний и предпочтений; наоборот, они стали жертвами жестокого принуждения.

Мы называем подобные институты — те, которые имеют свойства, противоположные инклюзивным — экстрактивными институтами (от англ. to extract – «извлекать», «выжимать»). То есть направленными на то, чтобы выжать максимальный доход из эксплуатации одной части общества и направить его на обогащение другой части.     

Экстрактивность. Примеры в политике и экономике разных стран и в разные времена:

1) После первоначального периода грабежей и охоты за золотом и серебром испанцы создали сеть институтов, нацеленных на эксплуатацию коренного населения (в американских колониях). Все меры в диапазоне от энкомьенды (попечительство, защита) и миты (на языке инков «поочерёдно» — работа на государство) до распределения товаров и трахита (перевозка грузов на людях) были направлены на снижение жизненного уровня коренных жителей до минимума и удержание всех доходов сверх этого минимума в пользу испанцев.

Такой результат достигался экспроприацией земель, принуждением к труду, высокими налогами и высокими ценами на товары, покупка которых также была принудительной.

Хотя эти институты обогатили испанскую корону и сделали конкистадоров и их потомков очень состоятельными людьми, они же превратили Латинскую Америку в континент с самым высоким уровнем неравенства в мире и подорвали её экономический потенциал.

Эти институты, закрепив эксплуатацию коренного населения как основу экономики и всего общества, заблокировали стимулы, которые бы побуждали граждан проявлять инициативу. И хотя в течение ХХ столетия наметился постоянный тренд в сторону предоставления гражданам более широких политических прав, только к 1990-м годам большинство стран Латинской Америки стали наконец демократическими — но даже при этом так и не смогли вырваться из трясины нестабильности.

2) Когда в 1960 году Бельгийское Конго обрело независимость, привычная система экономических институтов и стимулов снова воспроизвела себя и привела к тем же плачевным результатам. И вновь суперэкстрактивные экономические институты поддерживались суперэкстрактивными политическими институтами.

Жозеф Мобуту (президент Демократической Республики Конго с 1965 по 1997 гг., при котором республика переживала почти непрерывный экономический спад) создал в стране экстрактивные экономические институты, отличавшиеся крайне высокой степенью эксплуатации элитой остального населения. Почти всё население было низведено до полной нищеты, в то время как приближённые Мобуту фантастически разбогатели.

В своём родном городе Гбадолите на севере Конго Мобуту построил себе дворец с огромным аэропортом, способным принимать даже сверхзвуковой лайнер «Конкорд», который он частенько арендовал для путешествий по Европе. В Европе он покупал дворцы и был собственником целых кварталов в Брюсселе.

Инклюзивность. Примеры в политике и экономике разных стран:

Потребовалось двенадцать лет, чтобы Вирджинская компания усвоила свой первый урок: то, что работало у испанцев в Мексике, Центральной и Южной Америке, не работает на севере. (Плотность населения 3\4 человека коренного населения на квадратную милю против четырёхсот человек в испанских колониях.)

На протяжении XVII века компания пережила целый ряд трудностей — лишь ради того, чтобы усвоить второй урок: единственный способ построить жизнеспособную колонию – это дать колонистам стимулы усердно работать и инвестировать.

В 1618 году компания утвердила «подушную систему», согласно которой каждый мужчина-поселенец получал по 50 акров земли плюс ещё по столько же за каждого члена семьи и за каждого слугу, которого семья могла привезти с собой в Вирджинию.

Поселенцы получили в собственность свои дома и были освобождены от принудительного труда, а в 1619 году в компании была учреждена Генеральная ассамблея и каждый взрослый мужчина теперь мог участвовать в разработке законов и управлении колонией.

Это событие положило начало демократии в (будущих) Соединённых Штатах.

К 1720-м годам все колонии, которые впоследствии составят Соединённые Штаты, имели схожие формы государственного устройства. Во всех были губернаторы и ассамблеи, основанные на представительстве всех мужчин, владевших какой-либо собственностью.

Именно эти ассамблеи и их лидеры объединились, чтобы провести в 1774 году Первый Континентальный конгресс, ставший прелюдией к провозглашению независимости США.

Двигатели процветания

Устойчивый экономический рост почти всегда сопровождается технологическими инновациями, которые помогают повысить производительность всех трёх факторов производства: человеческого труда, земли и капитала. Повышение уровня технологического развития происходит благодаря науке и таким предпринимателям, как Томас Эдисон, который использовал научные идеи, чтобы создать прибыльный бизнес. Однако все технологии на свете были бы бесполезны, если бы рабочие не знали, как управлять построенными на основе этих технологий станками.

Низкий уровень образования в бедных странах связан с тем, что экономические институты не создают стимулов, которые побудили бы родителей инвестировать в обучение своих детей, а политические институты не заставляют правительство строить школы, нанимать учителей и требовать, чтобы эти учителя соответствовали требованиям родителей и самих детей.

За низкий уровень образования и отсутствие инклюзивных рынков такие страны платят высокую цену: они не могут применить таланты своих граждан.

Экстрактивные и инклюзивные политические институты

Политика — это процесс, в ходе которого определяется, кто будет управлять страной.

Политические институты — это совокупность правил, которые формируют систему стимулов для различных политических игроков. Они определяют, как именно формируется правительство и какие права есть у различных его ведомств. Иными словами, политические институты определяют, у кого в обществе есть власть и как ее можно использовать.

Если власть сосредоточена в одних руках и ничем не ограничена — значит, мы имеем дело с институтом абсолютной монархии (именно эта форма правления была распространена по всему миру на протяжении большей части его истории). Абсолютистские политические институты, такие как в Северной Корее или колониальной Латинской Америке, помогают тем, кто обладает властью, подстроить экономические институты «под себя», то есть приспособить их для обогащения и для дальнейшего укрепления своей власти за счёт всех остальных.

Политические институты, которые распределяют власть между разными силами и группами в обществе и при этом ограничивают все эти группы в применении этой власти, порождают плюралистические политические системы. Вместо того чтобы сосредоточиться в одних руках, власть в таких странах принадлежит широкой коалиции политиков или даже распределена среди множества общественных групп. Разумеется, между политическим плюрализмом и инклюзивными экономическими институтами существуетпрямая связь.

Мы будем называть инклюзивными (объединяющими) политические институты, которые являются одновременно достаточно плюралистическими и централизованными. Если хотя бы одно из этих условий не соблюдается, мы будем классифицировать политические институты как экстрактивные (выжимающие).

Между экономическими и политическими институтами существует сильная синергия. На самом деле первые не могут выжить без вторых.

Такая же синергия существует и между экстрактивными экономическими и экстрактивными политическими институтами, способствует их взаимному укреплению: политические институты позволяют властной элите сформировать экономические институты, которые не накладывают ограничений на саму элиту и препятствуют появлению новых крупных игроков. Кроме того, появляется возможность определять направление эволюции самих политических институтов. В свою очередь, экстрактивные экономические институты обогащают элиту, что позволяет использовать накопленные богатства для закрепления политического доминирования. Очевидный вывод состоит в том, что экстрактивные политические и экстрактивные экономические институты поддерживают друг друга и поэтому отличаются устойчивостью.

В свою очередь, инклюзивные экономические институты появляются в результате работы инклюзивных политических институтов, которые распределяют власть среди широкого круга граждан и накладывают ограничения на её произвольное применение. Они также затрудняют узурпацию власти какой-либо одной группой и препятствуют разрушению собственных основ. Иначе говоря, власть не может в таких условиях построить экстрактивные экономические институты, которые будут выгодны только ей одной. А инклюзивные экономические институты тем временем распределяют доходы и активы среди более широкого круга лиц, что обеспечивает устойчивость инклюзивных политических институтов.

Также и инклюзивные экономические институты не могут стать ни основой, ни результатом работы экстрактивных политических институтов. Либо они будут превращены в экстрактивные и станут служить только интересам узкой группы властной элиты, либо экономическая динамика, которую они породят в системе, в конце концов дестабилизирует экстрактивные политические институты и трансформирует их в инклюзивные.

Почему выбор в пользу процветания делается не всегда

Дело в том, что экономические институты, которые способствуют росту, могут изменить баланс богатства и власти в обществе таким образом, что диктатор и другие властные элиты от этого только пострадают. Если институты способствуют экономическому росту, они помогают кому-то выиграть, но кто-то другой может и проиграть.

Экономический рост и технологические инновации создаются в результате процесса, который великий экономист Джозеф Шумпетер назвал созидательным разрушением. В ходе этого процесса старые технологии заменяются новыми; новые сектора экономики привлекают ресурсы за счёт старых; новые компании вытесняют признанных ранее лидеров. Новые технологии делают старое оборудование и навыки обращения с ним ненужными.

Таким образом, инклюзивные институты и экономический рост, который они подстёгивают, порождают как победителей, так и проигравших, как среди экономических, так и среди политических игроков. Боязнь созидательного разрушения часто лежит в основе сопротивления созданию инклюзивных экономических и политических институтов.

Так или иначе, ясно одно: влиятельные группы в обществе часто противостоят техническому прогрессу и пытаются остановить движение к процветанию. Поэтому экономический рост будет происходить, только если его не удалось заблокировать тем, кто боится от него проиграть и потерять привилегии, на которых основаны их богатство и власть.

Если удастся одержать верх тем, кто проигрывает от экономического роста, они могут его заблокировать и надолго погрузить страну в эпоху застоя.   

Люди, которые страдают от экстрактивных экономических институтов, вряд ли могут надеяться, что их правители добровольно изменят политические институты и перераспределят власть в пользу конкурентов. Единственный способ сделать политические институты более плюралистическими – заставить элиту пойти на уступки.

Экономический рост при экстрактивных политических институтах

Наша главная идея состоит в том, что экономический рост и процветание приходят вместе с инклюзивными политическими и экономическими институтами, тогда как экстрактивные институты ведут к стагнации и нищете. Это, однако, не означает ни того, что при экстрактивных институтах рост невозможен, ни того, что все эти институты одинаковы.

Есть два разных, хотя и дополняющих друг друга механизма, которые ведут к экономическому росту при экстрактивных институтах.

Во-первых, элита может направить ресурсы в высокопроизводительные секторы экономики, которые она контролирует. Известный пример экономического роста такого типа — Карибские острова в XVII и XVIII веках. Большую часть населения там составляли рабы, в тяжелейших условиях работавшие на плантациях и поставленные на грань выживания. Многие из них умирали от недоедания и переутомления.

Несмотря на экстрактивные экономические институты, которые позволяли варварски эксплуатировать большую часть населения, эти острова были одними из самых богатых колоний в мире, поскольку могли дёшево производить сахар и продавать его на мировом рынке. Экономика островов начала стагнировать только тогда, когда появилась необходимость переключиться на новые виды экономической активности, а это угрожало и доходам, и власти сахарных плантаторов.

Другой пример такого типа — это индустриализация и экономический рост в СССР, начиная с первой пятилетки (1928-1932) и вплоть до 1970-х годов. Политические и экономические институты в СССР были в высшей степени экстрактивными, а рыночные отношения были почти полностью запрещены. Тем не менее, Советский Союз достиг довольно высоких темпов экономического роста, поскольку смог использовать силу государства, чтобы перебросить трудовые ресурсы из сельского хозяйства, где они использовались неэффективно, в промышленность.

Во-вторых, экономический рост может начаться и в том случае, если инклюзивные институты каким-то образом, хотя бы частично, возникают в условиях экстрактивных политических институтов. Многие страны с экстрактивными политическими институтами никогда не решатся выстроить инклюзивные экономические институты, поскольку элите угрожает процесс созидательного разрушения. Однако степень сосредоточения власти в одних руках меняется от страны к стране.  В некоторых странах позиции элиты настолько крепки, что она может пойти в сторону формирования инклюзивных экономических институтов, поскольку уверена, что даже это не будет угрожать её политической власти.

Быстрая индустриализация Южной Кореи при генерале Пак Чон Хи — хороший тому пример. В отличие от СССР и большинства других примеров роста в условиях экстрактивных институтов Южная Корея в 1980-х годах смогла успешно перейти к инклюзивным политическим институтам.

Китайский экономический рост сегодня имеет много общего и с советским, и с южнокорейским опытом. Даже сегодня государство и коммунистическая партия играют главную роль в определении того, какие отрасли и компании получат дополнительные ресурсы для развития и начнут быстро расширяться, создавая состояния для одних и разоряя других».

Тот факт, что и экономические институты Китая всё ещё далеки от полной инклюзивности, также предполагает, что южнокорейский вариант перехода к полностью инклюзивным институтам менее вероятен, хотя исключить его, конечно, нельзя.  

Важно отметить, чтополитическая централизацияважна для обоих упомянутых нами механизмов экономического роста при экстрактивных институтах. Без значительной централизации и уверенного контроля над всеми властными ресурсами ни южнокорейские военные, ни китайские коммунисты не чувствовали бы себя в достаточной безопасности, чтобы проводить масштабные экономические реформы и при этом не бояться потерять власть.

Таким образом, главная черта, которая отделяет одни экстрактивные политические институты от других, это степень политической централизации. В тех странах, где она низка, как, например, в странах Африки южнее Сахары, трудно достичь высокого экономического роста даже на короткий промежуток времени.

На самом деле, экстрактивные политические и экономические институты всегда способствуют конфликтам, поскольку концентрируют огромную власть и все доходы в руках узкой группы. Если другая группа сможет одержать победу в схватке, вся власть и все ресурсы достанутся ей. Соблазн велик.

Практика показывает, что конфликты над экстрактивными институтами часто приводят к гражданской войне и росту беззакония, закрепляют развал центральной власти, как это произошло в большинстве стран Африки южнее Сахары и в некоторых странах Южной Азии и Латинской Америки». Стр.133

Те, в чьих руках власть, рано или поздно придут к выводу, что им выгоднее использовать её не для поддержания экономического роста, а для ограничения конкуренции, увеличения своей доли в общем пироге или даже просто для ограбления успешных предпринимателей.

Продолжение следует

Дайджест книги Дарона Аджемоглу и Джеймса А. Робинсона «Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты» (Издательство АСТ, 2016 – Х, 693, (2) с.)

 

Фото: ТАСС/MAGPHOTO/Илья Мордвинкин