Трагизм и одиночество короля
Я далек от того, чтобы критиковать Путина только за то, что его «прямая линия», видите ли, оказалась недостаточно увлекательна. Конечно, было бы веселее (и я сам так бы и поступил на месте президента), если бы тот вышел к телекамерам, допустим, в прикиде Майкла Джексона или в картонной короне, которую во Франции прилагают к galette des Rois. Поскольку самоирония всегда уместней неоправданной пафосности, она снимает негативное напряжение и обезоруживает критиков. Самоироничный правитель, уверен, был бы по достоинству оценен аудиторией. Но даже и «скучная прямая линия» дает нам богатый социологической материал. Настоящей социологии ведь безразлично, получилось или не получилось президенту России в очередной раз заморочить голову телемассам — она изучает последствия, эхо и глубину впадины. Она изучает не Путина-карьериста, а «Вселенную Путина».
На этот раз показалось, что глубина впадины сильно возросла, а Путин эволюционирует в одну из самых трагических фигур своей Вселенной, о которой будут говорить, наверное, до конца столетия.
Президентский активизм Путина связан, в основном, либо с войнами (с Украиной и Грузией), либо с актами государственного терроризма, как в случаях Солсберецкого инцидента или гибели МН-17, однако этим он лишь всегда осложнял положение россиян в мире и ничем не помог развитию страны. В развитии страны полный застой, если не сказать, деградация всех сфер, кроме, может быть, вооружения «вечными, никогда и нигде не приземляющимися ракетами с атомными двигателями». Поэтому оставшиеся десятилетия XXI века второго президента России скорее всего будут пинать все кому не лень, сочиняя про него анекдоты, как про Брежнева. И даже после того как Путин закономерно уйдет, о нем вряд ли забудут с досады. Наоборот, будут писать исследования, эссе, романы и снимать кино, как о замечательнейшей личности своего столетия. Несомненно, он станет героем русского эпоса, вроде Ильи Муромца, который до 33 лет лежал параличный на печи (тут, правда, обратная картина), если россияне сохранятся как самодостаточное отдельное племя, в чем я совсем не уверен. И все это из-за того, что Путин невероятно, просто сказочно («сказочно» — это такой новый многосмысленный народный эпитет) плохо выступил, удивительно бездарно распорядившись открывшимися ему возможностями диктатора.
Путин настолько плохо выступил (не по телевизору, а в Истории), что любой будущий вменяемый исследователь его биографии вряд ли избежит чувства жалости к нему. Действительно, стать властелином полумира и бездарно профукать шансы войти в пантеон великих, хотя и получить при этом власть и богатство, — это надо было сильно постараться. Безусловно, для нашего «плебса» (в духовном смысле этого слова, а не в классовом) именно власть и богатство является вполне достаточным и желательным призом успешной карьеры. Но дело в том, что власть и богатство заканчиваются с биологической жизнью их владельца (секундой Бога), а историческая память является более долговременным капиталом и, как ни странно, в «сильных» человеческих сообществах, имеющих отнюдь не фиктивные религиозные традиции, тоже расценивается как вожделенный трофей.
Так, я не уверен, что у Наполеона, или Александра Македонского, или у Д’Артаньяна, или даже у Ленина можно было бы выкупить их «великие биографии» за какие-нибудь, пусть даже очень большие, «нефтяные бабки». Они бы очень удивились и оскорбились такому предложению, этика «великих» такого не позволяет. А Путину почему-то его питерская этика это позволила. Под изначальным водительством «адского соблазнителя», Бориса Абрамовича Березовского, он получил все блага земные («Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю её»), но что касается своей исторической роли, то он тоже провалил абсолютно все. И не потому, что «не получилось», а потому, что, не желая рисковать, он не потратил на нее никакой энергетики своего «я».
Сев в начале нулевых в кресло фактического монарха 1/9 суши планеты, когда обострились так называемые русские проклятые вопросы, что же он сделал? За исключением возврата Крыма в родную гавань. Он просто взял их с левой стороны своего монаршего стола и двадцать лет двигал на правую сторону своего монаршего стола, называя это «консерватизмом», т.е. благословленным бездействием. И теперь, когда близится время, когда он все равно вынужден будет вскоре уйти, следующий «русский царь» останется с ненужным ему политически токсичным Крымом и точно с таким же списком «проклятых вопросов». А двадцати путинских лет как будто и не было вовсе, как будто бы мы проспали их в стеклянном гробу. Насмешка потомков станет расплатой с Адом за «соблазнение».
Но хуже всего не это, а то, что и его сменщики (если мы не изменим условия смены) тоже, скорее всего, окажутся не лучше Путина, а само по себе отрицание Путина не приведет ни к чему хорошему. Потому что при Путине никто не заготовил алгоритм решения «проклятых проблем» на случай внезапного исчезновения серого человека. Кадры решают все, а при Путине они стали еще идиотичней.
Что же это за «проклятые вопросы»?
Самый главный вопрос, вызывающий бурю и экстаз в пропагандистском мейнстриме, — это выбор «российского пути», куда и к чему хочет двигаться страна, нация. Потому что, чтобы вообще двигаться, надо хотеть двигаться. Но одни говорят, мы должны двигаться к демократии. Другие, что демократия — это фуфло — нам не нужна. Третьи: что реставрируем Советский Союз и административный социализм, проводим тотальную национализацию. Четвертые: что идем в либеральный прорыв.
Понятно, что при этом неподвижно стоим на месте. Что касается номинального лидера, то он, по-видимому, должен обладать смелостью попробовать реализовать свою концепцию, и если ее провалить (три из четырех концепций очевидно провальны), то открыть, таким образом, следующий вариант. Но Путин вообще никуда не двинулся, и эксперименты с будущем, этот поход к зубному врачу Истории, таким образом, все еще у нации впереди. Как и фраза «Не дай вам бог жить в эпоху перемен».
Второй «проклятый вопрос» — «Рожденная революцией».
Действительно, ее имя, структура, возглавляющие руководители менялись на протяжении столетия множество раз. Было время — они расстреливали, было время — их расстреливали. Но в какой-то момент все вдруг решили, что это какая-то новая организация, не имеющая к старой никакого отношения, и что защищает она отныне только права народа, во всяком случае, его безопасное житье-бытье. Было время, открывали архивы, осуждали доносы, и Бакатин дарил американцам схему прослушки («…Чтобы руководитель службы безопасности одного государства передавал, словно шпион, секретные документы представителю другого государства — такого в истории тайных войн и дипломатии ещё не бывало»). А потом вдруг выяснилось, что методы все равно остались прежними: подлог, шантаж, шпионаж, угрозы, нападения на политических активистов. А цели — личное обогащение или защита уже обогатившихся, только гораздо более откровенно, чем даже раньше. Когда народ расчухал такую ситуацию, он стал как-то понемногу этим возмущаться, посчитав эту ситуацию архаичной, дурновкусной и не отвечающей культурным стандартам XXI века, и обращаться к президенту: не пора ли нам что-то все-таки изменить в подходах? Но, очевидно, президент-консерватор оставил разбираться в этой проблеме своему сменщику.
Третий важный вопрос — превращение россиян в трудовую нацию, производящую и поставляющую необходимые миру товары и услуги.
Но тут штука в том, что раньше советские россияне идеологически презирали деньги, однажды даже хотели от них совсем отказаться, и трудились в основном за идею, на днепрогэсах и беломорбалтийских каналах, имея в виду не товар, а светлое будущее. Пошить красивые штаны или вырастить картошку считалось мелкобуржуазным уклоном.
Напротив, постсоветские россияне поняли смысл и радость денег, но не могли полностью выйти из советской культурной традиции, продолжили по-прежнему презирать «деньги за труд». Труд в их представлении существует как бы сам по себе и в основном для дураков, а деньги должны падать с неба, или с воза, или оттуда, где плохо лежат, в огромных количествах, причем исключительно на дворянство. Все, что не упало с неба и с воза, а заработано тяжелым трудом, во-первых, всегда было мизерно, а во-вторых, презираемо. Вот эту ситуацию надо каким-то образом развязать. Начиная с воспитания уважения к старушке, торгующей укропом на перекрестке, пропаганды этой старушки и ее защиты. А потом, пойдя дальше, к уважению и защите россиян, предлагающих свои товары украинцам, грузинам, китайцам, американцам… Но для этого надо, во-первых, построить товарную экономику, а во-вторых перевернуть представление о России как об острове во враждебном шторме. Чтобы россияне наконец стали всечеловеками, а Россия — широкой дорогой людей. Но это опять же цели будущего, а не сегодняшнего дня. У нас же президент сегодняшнего дня. Поэтому он так неинтересен. Поэтому он трагичен, ведь его не возьмут в будущее.
