Какой у нас добрый,
терпеливый, удобный народ… 

 И. Аксаков  

Движение общества  возможно по одной из трех траекторий: деградация, стагнация или  восходящее развитие. Крах Российской империи, а затем и СССР свидетельствуют: политический режим, не способный обеспечить национальное развитие, неизбежно рухнет, увлекая за собой государство. К сожалению, сегодняшняя социально-экономическая ситуация вновь свидетельствует о стагнации, начиная с 2013 г. Почему Россия, страна богатейших природных ресурсов и многомиллионного талантливого народа, несмотря на многолетнее нефтедолларовое изобилие погружается в  глубокое неблагополучие? Социальные практики не могут выйти за рамки национальной культуры.  Понимаемая, как способы и результаты деятельности народа, как синтез его интеллектуальных, материальных и нравственно-гуманистических достижений, культура воспроизводит политический строй, экономику, социально-властные отношения, национальные институты, механизмы формирования элиты, систему права и даже... масштабы коррупции. 

 Специфика российского  архетипа

Подводя итог правлению Петра I, Ключевский в своих лекциях об истории России писал: «Из реформ Петра вышли два враждебных друг другу направления. Два склада мысли (сознания), которые были обречены на борьбу друг с другом». И он же в 1911 г. с горечью отметил: «Средства западноевропейской культуры, попадая в руки тонких слоёв общества, обращались на их охрану… усиливая социальное неравенство, превращались в орудие разносторонней эксплуатации культурно безоружных народных масс, понижая уровень их общественного сознания и усиливая сословное озлобление, чем подготовляли их к бунту, а не к свободе». Всего лишь через 6 лет история подтвердила предвидение ученого. 

Во вт. пол.  ХХ в., несмотря на мощный рывок в техническом образовании, раскол вновь был воспроизведен, но по иным основаниям. Естественнонаучные знания сочетались с догматикой и  схоластикой коммунистического обществоведения. СССР распался. Российская государственность, сформированная на основе расколотой культуры, в течение ХХ столетия разрушалась дважды. Это свидетельствует, во-первых,  об очевидной неспособности как имперских, так и советских групп господства в силу интеллектуальной бедности обеспечить долгосрочное национальное развитие,  а, во-вторых, об ограниченных возможностях отечественной массовой культуры создавать  политико-правовые  механизмы, способные предотвратить обострение социальных противоречий до степени ожесточенного гражданского конфликта и распада государственности.   

Устойчивость западных обществ обеспечивает доминирование горизонтальных социальных взаимосвязей в рамках политико-правового / партийно-парламентского процесса. Это позволяет согласовать массовые интересы больших социальных групп. В России отчетливо преобладает властный административный монолог вертикальных иерархий. И потому удовлетворение интересов людей связано, прежде всего, с лояльностью властям и отношениями подчинения. При этом интересы обогащения властвующей «псевдоэлиты» обеспечиваются за счет выживания десятков миллионов россиян, прозябающих за чертой бедности.   

Дезинтеграция  постсоветского общества и  слабая способность россиян к солидарности обусловлены низким уровень межличностного доверия. Согласно данным ИСП РАН, этот показатель в России в 2–2.5 раза ниже, чем в странах Западной Европы. Кроме того, фиксируется крайне  низкое доверие россиян к институтам власти. Если наибольшим доверием пользуется президент России В. Путин, то устойчивое второе место занимает политик по имени Недоверяюникому. Это развязывает  элитам руки для проведения политики в интересах самообогащения.

Низкое качество государственного управления  

Низкое качество государственного управления в России  закономерно при запредельном уровне коррупции чиновничества, в принципе не ориентированного на цели национального развития. Большинство правящего слоя постсоветской России – это представители все той же коммунистической номенклатуры, что во многом предопределило методы проведения, ход и результаты реформ. Крупнейшим провалом сегодняшнего руководства и всей элиты является неспособность выработать и претворить в жизнь эффективную и рациональную стратегию экономического роста.   

В ходе исторического движения России не удалось вырастить  элиты необходимого интеллектуального и нравственного качества. Проблема имеет давнюю историю. Летопись сохранила: «Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет. Придите и владейте нами». В. Ключевский, анализируя причины Смуты начала ХVII века, отмечает: «Смута началась аристократическими происками большого боярства», стремившегося реализовать свои олигархические замыслы.(2)  

В России не возникли  национальные аналоги европейских феноменов  Возрождения, Реформации и Просвещение, которые сформировали западноевропейскую цивилизацию в ее современном виде.  В Англии  уже в середине XVII звучали голоса, протестующие против всепроникающего контроля властей над гражданской сферой и личным бытием человека. Джон Мильтон в обращенном к парламенту памфлете «Ареопагитика» (1644) протестовал против ужесточения контроля над прессой: «Если мы хотим регулировать печать и таким способом улучшать нравы, то должны поступать так же со всеми увеселениями и забавами… Нельзя слушать никакой музыки, нельзя пропеть никакой песни… Нужно установить наблюдение за танцами, чтобы наше юношество не могло научиться ни одному жесту, ни одному движению или способу обращения, кроме тех, которые считаются приличными…»  Это свидетельствует о фундаментальных различиях в общественном сознании в России и Англии средины XVII века, способах мышления и даже самих темах, занимавших интеллектуальную элиту. 

Отсталость России в развитии образования   

Первые европейские университеты были образованы в ХII–ХIII вв. Роль университетов особенно значима, поскольку первоначально они заменяли книгопечатание.  В XIV–XV столетиях Парижский университет пользовался значительным влиянием; количество студентов доходило иногда до 30 тыс. человек», в Болонье – до 20 тыс. студентов. К концу XV века  во Франции было 15 университетов. Они сыграли огромную роль в развитии  науки во Франции. Труды университетских профессоров по математике, астрономии, физике, медицине служили подъему рационалистической мысли. Рост количества школ, университетов, большое  число дошедших до нас рукописных книг XV века, а после 1470 г. и печатных свидетельствует как о расширении слоя образованных людей, так и о значительном распространении грамотности, в первую очередь среди городского населения. 

Но школы были также и в деревнях… Они давали части крестьянства начатки грамоты. Во Франции в конце XVIII века, накануне 1789 г., было более 47% грамотных мужчин и около 27% грамотных женщин, что привело к весьма развитому книгопечатанию. И если правительство боролось со смелой мыслью, отправляя писателей в Бастилию и сжигая их книги на кострах, то это вызывало лишь расцвет торговли потаенной книгой, печатавшейся в типографиях Голландии, Женевы или Авиньона и контрабандой проникавшей во Францию. Поэтому, по свидетельству современников, книги просветителей были у всех на руках. 

Иное было в России: первый университет в России был учрежден в 1755 г.  По сравнению с Европой опоздание в семь веков – целая историческая эпоха. Причина тому – умонастроение значительной части духовной и светской иерархий. Московская Русь в лице духовенства долго и упорно сопротивлялась распространению западной образованности, основы которой составляли экспериментальная наука, естествознание и философия. Церковные иерархи полагали, что обращение к достижениям человеческого разума вместо Священного писания вовлечет Россию в «тьму поганьских наук», что ценность «человеческого разума несовместима с духовными ценностями православия». До восшествия на престол Петра Великого в Москве была напечатана лишь одна работа по элементарной математике», тогда как элементы Евклида были известны на Западе уже в начале XII века.          

Представление о попечении властей в части науки и народного просвещения дает роспись государственных расходов в правление Анны Иоановны (1730–1740 гг.)  На содержание конюшни для Бирона тратилось 100 000 руб. в год, в то время как в сумме на Академию наук, Адмиралтейскую академию и народное образование   в два раза меньше – 47 371 руб. Не лучше обстоит дело и сегодня: расходы федерального бюджета России на «Фундаментальные исследования, содействие научно-техническому прогрессу и образование» сегодня составляют малую часть расходов на ВПК. 

Далеко не все преемники Петра I поощряли распространение образования. В письме графу Строганову Екатерина II откровенна: «Черни не должно давать образование: поскольку будут знать столько же, сколько вы да я, то не станут нам повиноваться в такой мере, как повинуются теперь». Н.М. Карамзин еще в начале XIX в., характеризуя «образовательную» политику имперской бюрократии, писал о «давней традиции держать умы в невежестве, чтобы властвовать тем спокойнее». По распоряжению Николая I, желавшего уяснить причины восстания декабристов, Александр Пушкин написал для него записку. По прочтении, император глубокомысленно начертал: «…Нравственность, прилежное служение, усердие предпочесть должно просвещению… безнравственному и бесполезному». 

Как отмечает Ричард Пайпс, «Правительство не желало способствовать созданию многочисленной… интеллигенции и потому намеренно держало число студентов на низком уровне; при Николае I число это … едва превышало три тысячи человек на всю империю; препятствовало приему простолюдинов в университеты…» После смерти Николая I были открыты новые учебные заведения. В 1893–1894 гг. в России было 52 высших учебных заведения с 25 тыс. студентов. Еще несколько тысяч человек посещали иностранные университеты.  Таким образом, даже в конце ХIХ века количество российских студентов не превышало числа студентов одного Парижского университета в XIV–XV вв.   

Дефицит интеллектуальной массы в России отмечал Хосе Ортега-и-Гассет. Сравнивая Испанию и Россию, он писал: «Обе страны всегда испытывали недостаток в выдающихся личностях. Славяне – это могучее народное тело, над которым едва подрагивает крошечная детская головка. Разумеется, некое избранное меньшинство имело положительное влияние на жизнь русских, но по малочисленности ему так и не удалось справиться с необъятной народной плазмой» В сущности, то же самое писал В. Ключевский: «В России… есть одинокие гении и миллионы никуда негодных людей… Первые бесполезны, потому, что их слишком мало; вторые беспомощны, потому, что их слишком много».                 

Многовековой опыт убеждал россиян: «Закон – что дышло…» Б. Кистяковский писал: «Все общественное развитие зависит от того, какое положение занимает личность…  Но… наше общественное сознание никогда не выдвигало идеала правовой личности»  Эти слова, написанные столетие назад, актуальны и сегодня. Задача воспитания правовой личности  – Гражданина – в принципе не могла быть поставлена ни в эпоху империи, ни в период диктатуры коммунистической бюрократии.   

Современные российские ученые также не испытывают особого оптимизма. Россия существенно отстала во времени от других стран Европы и теперь вступает на путь, который Англия прошла в XVI–XVII столетиях. «Мы живем еще в ХIV веке, до Реформации…Этический комплекс русского человека остался таким же, каким он был… 250–500 лет назад»6. Качество нынешнего, иррационально мыслящего человеческого «материала» не могло не отразиться и на социальном качестве нынешней  правящей «элиты».  

Проблема национальной духовности  

Россияне склонны весьма высоко оценивать свою духовность. Но со времени принятия Русью христианства прошла тысяча лет.  Как минимум 30 поколений соотечественников лучшие представители Русской православной церкви (РПЦ) стремились воспитывать на идеалах добра и христианского гуманизма. Однако после 1000 лет православной проповеди отечественный ХХ век оказался беспрецедентно жесток и кровав. Почему тысячелетие РПЦ ознаменовалось ее революционным погромом? 

Русская литература  ХIХ века – вершина национального гуманизма и духовности, признана  достоянием мировой цивилизации.  Почему в таком случае она не смогла воздействовать на ход отечественной истории ХХ века: предотвратить кровавую бойню революции и Гражданской войны, эксцессы Коллективизации, Голодомор? Сочетается ли высокая национальная духовность с ГУЛАГом? Эти и подобные вопросы вынуждают поставить под сомнение правомерность обобщения высокой духовности на весь народ.   

Один из возможных ответов на этот вопрос состоит в том, что огромный гуманистический потенциал русской литературы во многом остался невостребованным вследствие почти поголовной неграмотности многомиллионной крестьянской массы. Из-за того, что государство, РПЦ, правящие классы не создали общедоступного образования, к началу ХХ века массовым слоям населения грамота оказалась недоступна. В предреволюционный период  80% населения России были абсолютно неграмотны; 16% составляли малограмотные и только 4% владели навыком регулярного чтения. Этот фундаментальный факт социокультурной динамики неопровержимо свидетельствует: достигнутая высочайшая духовность отечественной литературы, как и вся дворянская культура, абсолютному большинству народа была  недоступна.  Основная масса населения России пребывала в зоне патриархального невежества, не соприкасаясь с высокими образцами национальной художественной и интеллектуальной культуры.   

Культурный архетип  

Дефицит интеллектуальных и нравственных качеств элиты привел к национальной катастрофе начала ХХ века и не позволил найти эффективный ответ на исторические вызовы. Если правящие слои Российской империи рекрутировались преимущественно из привилегированных кругов, то властные элиты СССР – из внеэлитных слоев.  Однако исторически тождественный результат – разрушение государственности – свидетельствует о фундаментальном единстве  их социокультурного архетипа. Именно эта многовековая  устойчивость сформировавшегося архетипа наполняет новые политические формы исторически традиционным содержанием.   

Вот несколько выразительных примеров. Избранный на царство Борис Годунов, «чуя глухой ропот бояр… принял меры, чтобы оградить себя от их козней: была сплетена сложная сеть тайного полицейского  надзора, в котором главную роль играли боярские холопы, доносившие на своих господ… Донос и клевета быстро стали страшными общественными язвами: доносили друг на друга люди всех классов, даже духовные; члены семейств боялись говорить друг с другом… Доносы сопровождались опалами, пытками, казнями и разорением домов».    

Триста лет спустя большевистский режим воспроизвел систему массовых доносов в качестве органической части политического режима диктатуры. А.И. Солженицын, оценивая численность «пересидевших за 35 лет в ГУЛАГе не менее чем в сорок миллионов человек», полагает, что «хотя бы по каждому третьему, пусть пятому делу есть чей-то донос». Приведенные исторические эпизоды – примеры откровенного растления общества со стороны властей, стремления преднамеренно посеять аморализм, рознь и недоверие. Однако масштабы возникшей в обоих случаях системы доносов свидетельствуют: в значительных слоях  общества (претендующего на православные ценности и высокую духовность)  подобная «политика» не встретила нравственного отторжения, оказалась морально приемлемой и была принята.  

Белинский говорил о России как о стране, «где нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации служебных воров и грабителей! А самый современный национальный вопрос: введение… строгого выполнения хотя бы тех законов, которые уже есть».  Многое ли изменилось по прошествии полутора веков?  

Устойчивость национального культурного архетипа отмечают современные политики и ученые. Вот мнение Ирины Хакамады: «Когда наши люди голосуют за президента, они в большинстве выбирают не менеджера, который будет управлять Россией, а царя-батюшку». Первый демократически избранный президент России за свою деятельность получает в народе прозвище «Царь Борис». Экономист Александр Аузан полагал, что «сегодня во многом проступают не столько советские признаки, сколько признаки того социального контракта («социальный контракт» – взаимные ожидания разных социальных групп. – А.У.), который в России в той или иной форме существует примерно с ХVI века, и особенностью его является самодержавие и крепостничество».   

Юрий Красин,  руководитель Центра социально-политических исследований Института социологии РАН, отмечает: вследствие исторических и культурных особенностей России «традиции самовластия  пронизывают всю отечественную историю вплоть до 1917г. Она была воспроизведена в новом виде в советскую эпоху и вновь проросла в постперестроечных условиях. Среди главных причин ее устойчивости – слабое развитие гражданского общества и   массовой политической культуры. Оба этих фактора препятствуют реальному воплощению в жизнь декларированных прав и свобод, облегчают узурпацию власти олигархическими и государственно-бюрократическими элитными группами… Поколебленная перестройкой вековая традиция самовластия обрела социальную почву для возрождения».  

Массовый «призыв» представителей силовых структур в высшие эшелоны власти, свидетельствует о том, что вновь воспроизводится исторически-традиционная  на Руси милитаристская, «служивая» модель рекрутирования элит.   По мнению  политолога О. Гаман-Голутвиной, отечественная история повторяется: «Российский политический класс нового тысячелетия напоминает свою далекую предшественницу – бюрократию времен почти «очаковских и покоренья Крыма». Она ведет себя в полном соответствии с тезисом канцлера Карла Нессельроде: «Мы знаем только государя, нам нет дела до России»  Все это – выразительные примеры антропологической устойчивости национального культурного архетипа.  

Возможна ли рационализация нашего культурного архетипа?  

Вышеизложенное к оптимизму не располагает. Вместе с тем отечественная история ХХ столетия дает убедительный пример мощного рывка в одном из важнейших сегментов общественного сознания –  естественно-научном и инженерно-техническом знании. Однако эти современные научные знания совмещались с ортодоксией, схоластикой и догматизмом обществоведения. Модернизация России в форме индустриализации опосредовалась двумя противоположно направленными процессами трансформации общественного сознания:  

1. Освоение рационально-критического, естественно-научного и технико-технологического знания и соответствующего типа мышления.  

2.    Формирование схоластики, догматики, иррационально-утопических представлений в обществоведческом сегменте знания.   

Как и почему общество одновременно демонстрирует столь различные, казалось бы несовместимые типы мышления? Вышесказанное вынуждает поставить под сомнение тезис о «лучшем в мире отечественном образовании».    

Специфика современной ситуации в том, что в наращивании массового гуманитарного, обществоведческого знания правящая российская  «элита» объективно не заинтересована. Эти знания «работают» на формирование структур гражданского общества, массовой правовой и политической культуры демократии, что непосредственно противоречит интересам правящих кругов, т.к. гражданское общество – наиболее эффективное средство контроля населения над властвующими группами, включая источники и механизмы их противоправного обогащения. 

Характерно: сегодня в рамках дискуссии о реформе образования обсуждаются любые вопросы, кроме качества общественно-гуманитарного образования. Более того, для успешной манипуляции массовым сознанием необходима… глубокая дерационализация мышления, снижение способности граждан к логическим умозаключениям, внедрение в массовое сознание упрощенных стереотипов… Именно этим объясняется заполнение программ телевидения самой низкопробной продукцией масс-культуры, фальшивой мистикой и суевериями при почти полном отсутствии научных дискуссий. 

Отечественным массовым сознанием отторгается идея ответственности за происходящее в стране – важнейшая компонента гражданского самосознания. Накануне октябрьского переворота Ленин в одной из своих статей писал: «10 процентов населения – за нас; 10 процентов – против нас; остальные 80 – не имеют значения». Современная социометрия фиксирует: почти три четверти соотечественников убеждены: они ни за что в России не отвечают, поскольку не имеют никаких возможностей влиять на власть. Таким образом: многие десятки миллионов россиян все также политически не значимы и за прошедший век мало что изменилось. Однако история не склонна считаться с нашими субъективными намерениями: то глубочайшее неблагополучие, в которое погрузилась Россия, является принудительной формой реализации исторической ответственности народа России за свою судьбу. Поэтому те, кто хотят лучшей жизни для себя и своих детей, вынуждены осваивать цивилизованные, политико-правовые способы защиты своих интересов в процессе солидарных действий. И профессиональный долг социогуманитариев помочь им в этом.   

В чем предстоит убедить россиян? 

Если мы хотим изменений к лучшему, нам неизбежно предстоит модернизировать политико-правовую культуру нашего народа. Итоги реформ 1860-х годов, Февральской революции 1917 г., хрущевской оттепели, горбачевской перестройки свидетельствуют: изменений не добиться, не модернизировав массовую политико-правовую культуру, неизменно воспроизводящую авторитарные cоциально-властные отношения – бытие встает в старую, исторически-тупиковую колею. Если ученые стремятся понять механизмы формирования национального самосознания, учесть влияние социокультурных традиций, то правящая «элита цинично эксплуатирует традиции и парадигмы русского национального сознания». И потому следует разобраться.

Все ли традиции хранить?  Традиции можно определить как воспроизводимые в течение столетий социальные практики, массовые стереотипы мышления и деятельности, в основе которых устойчивые доминанты массового сознания. Закрепляя «устойчивость и преемственность опыта поколений», традиции  фиксируют «степень зависимости современного поколения от прошлого», определяя меру переноса прошлого в настоящее. Это, в свою очередь, формирует предпосылки будущего. Исходя из этого обозначим ряд основополагающих российских традиций и попытаемся оценить их влияние на современность. Особую остроту проблеме придает кризис самой отечественной культуры, о чем свидетельствует крах СССР и глубокое неблагополучие постсоветской России. 

Начнем с мощного позитива. За всю историю России ни одно вражеское нашествие не одержало над ней окончательной победы, даже Орда, которую Русь сбросила через 250 лет. Сказанное означает, что для русских воинов — мужского населения страны — доминирующей суммой  социокультурных традиций на всем протяжении отечественной истории были мужество отвага, стойкость, самоотверженность, верность долгу, патриотизм, самопожертвование, воинское искусство, взаимовыручка… Следует подчеркнуть: нашествие армии Наполеона отразили сотни тысяч неграмотных русских солдат под командованием талантливых и образованных генералов;  нашествию  гитлеровской Германии сломали хребет миллионы малограмотных советских солдат под командованием талантливых и быстро обучаемых генералов. Однако, как показала дальнейшая история, в  обоих случаях совокупного национального интеллекта оказалось недостаточно для организации благополучной мирной жизни многомиллионного народа России. 

Издавна ценились верность, целомудрие, жертвенность русской женщины, ее способность сострадать, ее трудолюбие, забота о детях, умение хранить семейный очаг… Все эти качества многократно воспеты в поэзии и в русской классической литературе. 

Русская 300-летняя колонизация Сибири  требовала предприимчивости, дерзкой отваги, выносливости и смекалки в преодолении трудностей, стремления познать неведомое, способности к упорному напряженному труду для хозяйственного освоения огромных пространств. 

Ведение сельского хозяйства на обширных пространствах лесной зоны неустойчивого земледелия выработало многовековые традиции общинной жизни, предельного напряжения сил, артельной работы, навыки взаимопомощи, что столетиями позволяли выживать русской деревне. 

Однако эти и другие столь же замечательные традиции, столетиями укорененные в массовом сознании и социальной практике, не обеспечили ни благополучия народа России, ни исторической устойчивости российского государства. В ХХ веке оно распалось дважды в сопровождении огромных человеческих жертв.

О фундаментальных негативных традициях. Они также воспроизводятся из века в век, тормозя национальное развитие и оказывая самое негативное влияние на ход отечественной истории. К началу ХХ в. в России вызрела не демократия и правовое государство, а жесточайшая диктатура, обесценивающая саму человеческую жизнь. И для иного сценария, согласно принципам Лейбница, не оказалось достаточных оснований. 

Каковы же эти недостающие основания? ХХ в. и начало XXI в. наглядно продемонстрировали: отечественным массовым сознанием не освоены важнейшие цивилизующие ценности — гуманизм и право. Это обусловило традиционную жестокость власти по отношению к народу — «людодерство», как писал о том Ю. Крыжанич. 

Как объяснить, почему многомиллионный талантливый народ России, владеющий территорией, изобильной всеми природными ресурсами, из поколения в поколение столь неблагополучен? Чем определяется неизбывная массовая бедность?  Пока доминантой экономики России было сельское хозяйство, это можно было объяснять недостаточным плодородием земли, низкой урожайностью, неблагоприятными природно-климатическими условиями.  Но когда основой экономики все более становилась промышленность, в минимальной степени зависящая от капризов природы, чем тогда можно объяснить бедность населения? Ответ вполне очевиден: правящий класс России традиционно изымал у беспомощного крестьянина, наряду с прибавочным, значительную часть необходимого продукта, даже тогда, когда это не вынуждалось потребностями обороны. Иначе откуда роскошь имперской аристократии? Или ресурсы для сверхмилитаризации послевоенного СССР? Откуда баснословное обогащение постсоветских нуворишей? 

Есть основания полагать: традиции антигуманизма, беззакония и социально-политическая беспомощность населения России во многом обусловлены 700-летним опозданием России по сравнению с Европой с учреждением университетского образования, а потому и отсутствием сколько-нибудь широкого школьного образования. Недаром Н.М. Карамзин, еще в начале XIX в. характеризуя «образовательную» политику имперской бюрократии, писал о «давней традиции держать умы в невежестве, чтобы властвовать тем спокойнее». Это самым негативным образом отразилось и на становлении в России правосудия, воспроизводя из поколения в поколение традиционное бесправие народа. 

В числе отечественных  негативных практик «традиция приказного, административного управления… как исторически привычное ограничение свободы человека»; в России XXI в. поведение человека все еще детерминируется по преимуществу внешними факторами; неистребимая вера в доброго царя говорит о традиционном примате государства над обществом и личностью», для России характерны «мощнейшие архаичные консервативные пласты». Как пишет академик Ю.С. Пивоваров, в русском средневековье «устанавливается и поныне существующая традиция авторитарно-насильнической власти азиатско-кочевнического пошиба». 

И, наконец, одна из наиболее пагубных, воспроизводимых столетиями традиций — нерасчлененность власти и собственности. Как писал профессор древнерусского права В. Сергеевич: «Ни в Московском уделе, ни в Московском государстве мы не находим ни малейших указаний на наличность государственных имуществ, которые отличались бы от имуществ князя, а не государственные. И великий князь распоряжается ими, как пожелает, раздав в поместья и вотчины». Много веков спустя, в конце ХХ в., отечественный архетип воспроизвел типологически-подобные социально-властные отношения.  В интервью газете «Нью-Йорк Таймс» (4.10.2003)  президент России В. Путин заявил: «У нас есть категория людей, кого государство назначило миллиардерами: просто раздало огромные государственные имущества практически бесплатно». Подобным образом государственная бюрократия может действовать, только имея реальную возможность распоряжаться общенациональным достоянием как своей частной собственностью и  будучи абсолютно убеждена в своей полной бесконтрольности и безнаказанности. Мошенническая приватизация, заложив фундамент нынешних олигархических социально-властных отношений, вновь направила Россию по исторически-тупиковой колее.

Можно ли изменить социально-властные отношения?  Высокий жизненный уровень в странах Запада – отнюдь не подарок или благотворительность  правящего класса. Европейский опыт свидетельствует – поставить бюрократию под контроль общества вполне возможно. Для этого необходимо перейти к представительному правлению. Это означает, что в парламент в качестве многочисленной и влиятельной фракции на основе  политико-правового избирательного процесса должны быть избраны представители массовых слоев общества. Это позволит продвигать в законодательство, а потому и в политику правительства интересы массовых слоев населения, а также осуществлять эффективный парламентский контроль над исполнением законодательства. 

Осуществляя этот сценарий, социально-активные граждане стран Запада еще на рубеже XIX–ХХ вв. создали влиятельные политические партии для продвижения в парламент своих представителей. Однако это потребовало предварительной длительной просветительской работы интеллектуалов, в ходе которой массовое сознание усвоило, что является важным: основы политической культуры демократии, представление о политическом компромиссе, важность согласования разнонаправленных интересов больших социальных групп, значение и принципы партийно-парламентского процесса. В Англии лейбористская партия была создана на основе коллективного членства участников профсоюзного движения. 

В России носителям либерально-демократических убеждений предстоит этот неизбежный этап просветительской работы. Об этом свидетельствует опыт создания и распада Социал-демократической партии России (СДПР), получившей в 1990 г. регистрационное свидетельство № 3. В первых составах Госдумы партия имела свою депутатскую группу во фракции «Яблоко». Однако сформировать влиятельную партию по европейским стандартам социал-демократии не удалось. И основной проблемой оказалось отсутствие в России массовых социальных групп, которым можно было адресовать социал-демократическое послание. Во многом с той же проблемой  – отсутствием социальной базы – столкнулась партия «Яблоко».  Все это убеждает: наращивание массовой политико-правовой культуры совершенно необходимый этап становления в России гражданского общества. Вне этого цивилизованного политико-правового сценария велика вероятность очередных социальных потрясений — это лишь вопрос времени.