Продолжаем обсуждать меры по развитию экономики России, которые дадут ей шанс не попасть в разряд отсталых стран. Ответу на этот вопрос посвящена вторая часть дайджест по докладу научного руководителя Высшей школы экономики Евгения Григорьевича Ясина.

Наука

Если Россия не может конкурировать с Китаем, с Индией или с Бразилией по трудовым ресурсам, то ей остается только инновационная модель развития. Нужны знания и творчество, которые могут обратить нефтяные и газовые доходы в развитие инновационной экономики. Наука, как и образование, — фундамент такой экономики. Наука главным образом поставляет знания, являющиеся содержанием образования, а образование готовит кадры для науки.

Достижения советских ученых в области математики, физики, химии, геологии заслужили мировое признание. Благодаря им были созданы ядерное оружие и энергетика, ракетно-космические системы, новейшие образцы авиационной техники и т.п. В то же время наука в СССР испытывала сильнейшее идеологическое давление, и поэтому генетика, кибернетика и, особенно, общественные гуманитарные науки отставали. Российская наука, образование и инновации могли бы быть конкурентоспособными в мире.

В СССР сложилась своеобразная организация науки: бόльшая часть самых сильных научных институтов была сконцентрирована в Академии наук. Это было министерство фундаментальных наук, сходное по функциям с другими министерствами и ведомствами, но с внешними признаками (например, выборность президента) относительно независимой и самоуправляемой организации. Академия имела тесные связи с исследовательскими центрами оборонных ведомств: многие виднейшие специалисты этих центров избирались академиками, а финансирование центров нередко многократно превышало ассигнования для других институтов. Число научных работников было по мировым меркам велико, хотя их продуктивность оставляла желать лучшего. Вузовская же наука в целом была слабой, исключая два-три десятка университетов и институтов. Предпринимательская деятельность была запрещена, как и выезд за границу. Такая организация науки могла существовать в условиях планово-распределительной системы, но с ее крушением преобразования и в сфере науки стали неизбежны.

При переходе к рынку в 90-х годах наука понесла большие потери из-за сокращения государственного финансирования и фактического «обнуления» заказов промышленности. Прекратился приток молодых кадров, резко возросла утечка мозгов. Многие из ученых ушли в бизнес. Положение работников науки стало унизительным. В связи с этим до сих пор преобладают негативные настроения, а любые реформы встречаются в штыки. Люди просто боятся еще большего упадка науки.

И все же реформы нужны, чтобы поднять роль науки до уровня, необходимого для инновационной экономики. Нельзя сказать, что в последние 15 лет ничего не делалось. Уже в 1992 г. министр науки в правительстве Е. Гайдара Б.Г. Салтыков предложил и в основном осуществил план экстренных мероприятий, направленных на спасение самых важных компонентов российской науки с одновременной реорганизацией управления и механизмов ее финансирования. У его плана были могущественные противники: ведь он покусился на ее консервативные, но выгодные для академического сообщества устои. Салтыков предложил распределение финансов через Академию, руководящую подведомственными институтами, дополнить финансированием научных групп через независимые фонды, как это делалось в большинстве стран с развитой наукой. Академики, обладавшие влиянием на президента Ельцина и правительство, воспротивились продолжению реформ самой Академии. После ухода Салтыкова с поста министра в 1996 г. реформы были остановлены.

Спустя 15 лет его идеи попытались реализовать. Были созданы четыре государственных фонда для финансирования науки и инноваций. Все они действуют и сегодня: Российский фонд фундаментальных исследований (естественные науки), Российский гуманитарный научный фонд, Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере, Российский технологический фонд. Они доказали свою эффективность. Тогда же были приватизированы отраслевые НИИ, появились технопарки и инновационно-технологические центры (ИТЦ), в том числе на НПО «Светлана» в Петербурге, научный парк МГУ и многие другие. Для спасения наиболее перспективных направлений было создано около 60 государственных научных центров, в которых предполагалось сконцентрировать ограниченные финансовые ресурсы.

Через 10 лет после перестройки стало ясно, что реформ в науке не избежать. Доктор физико-математических наук из Новосибирска Зе Дон Квон писал [«Независимая газета». 2003, 28 мая]: «Система Академии наук СССР, созданная тоталитарным государством, была направлена на создание замечательных коллективов ученых», предназначенных для решения прежде всего грандиозных задач по строительству «великих пирамид», которые увековечили бы «великую» эпоху. «В этой системе все оказалось перевернуто с ног на голову: основная образовательная функция науки была отодвинута, а ее заветным устремлением стала улыбка познания… на счастливом лице дурака». Нужен «возврат к изначальному и принятому во всем мире состоянию, когда во главу угла ставится критическая и образовательная функция науки». Еще в советские годы диссидентом был профессор Китайгородский, требовавший возврата фундаментальной науки в университеты.

Летом 2005 г. глава Минобрнауки А.А. Фурсенко докладывал в правительстве концепцию реформы государственного сектора науки. Она предусматривала сокращение к 2010 г. числа государственных научных учреждений, в том числе в РАН и отраслевых академиях, с преобразованием части из них в акционерные общества и продажей госпакета акций, а другой части — в автономные государственные некоммерческие организации, не состоящие прямо на бюджетном финансировании, но получающие государственные заказы (кстати, большинство университетов тоже предполагалось перевести в эту форму). Во-вторых, повы­шение зарплаты ученых втрое [«Коммерсант», 2005, 1 июля]. Но тогда решения так и не были приняты. Прошел еще год. В 2006 г. официально были озвучены некоторые новые идеи, в том числе о превращении РАН в клуб выдающихся ученых с существенным сокращением ее административных функций, передаваемых государственному органу, а также об утверждении президента РАН президентом страны. Последняя идея — единственная уже осуществленная.

Между тем ситуация в российской науке быстро ухудшается. По данным статистики [«Индикаторы науки», 2007], в 2005 г. насчитывалось 813 тыс. человек, занятых научными исследованиями и разработками (из них в РАН — 104 тыс. человек). В 1992 г. их было 1,5 млн человек (в РАН — 128,5 тыс. человек). По численности исследователей Россия ус­тупает США, Китаю и Японии. Ситуация с финансированием науки и ее результативностью выглядит удручающей. Россия занимает 30-е место по доле затрат на исследования и разработки в ВВП (1,07% в 2005 г.). Затраты на науку в расчете на одного исследователя составляют примерно 19 тыс. долл. в год против 100 тыс. долл. в Китае, 131 — в Германии и 147 — в Корее. В рейтинге стран по цитируемости статей в ведущих научных журналах мира Россия находится на 19-м месте, а в 1995 г. она была на 7-м.

Важнейшие направления реформы науки:

1)     соединение науки с образованием, создание так называемых исследовательских университетов;

2)     концентрация ресурсов на приоритетных направлениях фундаментальных наук, осуществление в этой области кроме создания условий для ин­дивидуального творчества ряда крупных проектов;

3)     максимальная открытость и интеграция российской науки в мировое научное сообщество и независимая научная экспертиза;

4)     массовое развитие индустрии инноваций, коммерциализация науки.

Все это известно. Но по всем этим направлениям идут бесконечные дискуссии и нет заметных продвижений.

Учебная нагрузка преподавателей российских вузов, особенно технических, столь велика, что преподавателям не до науки. В идеале исследовательский труд и преподавание — две разные профессии. Кстати, западный опыт этот тезис лишь подтверждает. Тамошние профессора студентов видят редко и в основном заняты исследованиями, наши — неустанно патронируют студенчество от первого звонка до защиты диплома». Вывод такой: «исследовательский университет в России — это изобретение нового способа помешать российским ученым работать…»

Имеет место старение научных кадров. Если в 1988 г. самой многочисленной была группа в возрасте 30-39 лет, то в конце 90-х — уже 50-59 лет. Средний возраст докторов наук — 61 года, кандидатов наук — 53 лет. В вузах больше половины профессоров перешагнули планку пенсионного возраста. Положение дел с вузовской наукой не соответствует роли и значению вузов в развитии научного потенциала и системы образования в России. Доля вузов в общих затратах на научные исследования и разработки в нашей стране всего 4-5% в течение последних пяти лет, хотя, абсолютная численность докторов и кандидатов наук в составе профессорско-преподавательского персонала в полтора-два раза превосходит эту величину по российской науке в целом.

На Западе профессора меньше времени тратят на лекции и семинары. Но с каждым из них, как правило, трудится группа молодых ребят, выполняя определенную работу в проектах своего научного лидера. Наука постоянно получает молодое пополнение. Исследовательский университет, где соединяются и познавательная, и образовательная функции науки, есть решение острейшей проблемы старения кадров. Академический институт с ней не справится.

Концентрация ресурсов. Речь идет не о сокращении затрат, наоборот, расходы на науку, в том числе фундаментальную, надо увеличивать. Нужно потратить крупные суммы на закупку самого современного научного оборудования для оснащения лучших российских научных центров, чтобы сделать их привлекательными для исследователей. Пригласить для работы в таких центрах ведущих зарубежных ученых, как Петр I пригласил к нам Леонарда Эйлера.

В ряде стран с развитой (и результативной) наукой уже выработана и успешно применяется новая весьма эффективная модель «цент­ров превосходства», где проводятся исследования мирового класса в тех или иных областях с перспективой масштабных инноваций в экономике и социальной сфере. В качестве подобных центров могут выступать отдельные организации, консорциумы, это могут быть и сетевые проекты; важны прежде всего высокий уровень и реальные эффекты научной деятельности. Создание таких центров и концентрация ресурсов для их поддержке — ключевое звено в реформе государственного сектора науки.

Максимальная открытость. Нельзя никого останавливать. Я бы отправил на учебу в лучшие университеты мира за счет государства 10 тыс. российских студентов и аспирантов плюс к тем, кто уже учится. Китай, отправляя в США тысячи студентов, только около 15% получает обратно сразу после учебы. Но специалисты считают, что учеба и работа за границей в конечном итоге все равно окупаются для страны. Большая наука вообще не знает границ, вопрос в том, в каком направлении границу будут пересекать через 15-20 лет. У нас должны появиться новые Капицы, которые будут привлекать будущих Резерфордов. Кроме того, стоило бы выдвинуть инициативу создания новых международных научных центров, в том числе в России, с финансированием международных фондов или стран-участниц.

Открытость, прозрачность сферы науки — важнейшее условие и для ее собственного эффективного развития, и для обеспечения общественного признания ее роли и значения. Без этого трудно ожидать повышения интереса к науке со стороны государства и бизнеса. Поэтому жизненно необходима система регулярной оценки исследовательской деятельности научных организаций и вузов на базе международно-признанных критериев и процедур с привлечением независимых экспертов, в том числе зарубежных, и с открытой публикацией выводов. На этой основе должны приниматься решения о поддержке отдельных организаций и научных направлений, а если надо — то и об их ликвидации. Именно на таких принципах живет и развивается наука в ведущих странах мира, и препятствовать созданию прозрачных правил игры могут лишь те, кому нечего предъявить в качестве своих научных результатов и кто маскирует этим свою неэффективность.

Независимая научная экспертиза, отделенная от каких-либо ведомственных интересов, — одна из важнейших функций ученых во всех развитых странах и в мире. При оценке научных достижений и определении направлений развития науки в научно-техническом прогнозировании, в гуманитарной области — всюду важно объективное и квалифицированное мнение. Кто-то должен судить «по гамбургскому счету». В этом роль научной экспертизы. У нас, к сожалению, в значительной мере утеряна эта традиция. Слишком зависимы ученые от материальных и ведомственных интересов, от государства или фирмы. Кроме того, стремление сделать великое открытие порой опережает реальные достижения.

В этом ключе надо обсуждать роль Академии наук, реформа которой играет заметную роль в судьбе российской науки. Если она хочет управлять государственными ресурсами, тогда назначение президента РАН как госчиновника естественно. Если же она предпочитает роль гражданского института, центра научно-технической экспертизы, ей лучше находиться в условиях, содействующих независимости. Тогда функции Лондонского королевского об­щества, или Национальной академии наук США, или даже Института Франции, который полностью финансируется государством, но практически не управляет научными организациями, больше соответствует роли независимой экспертизы.

Индустрия нововведений

Оторванность российской науки от нужд практики, от доведения открытий до коммерческого продукта — главная причина ее кризиса и отставания российской экономики.

Наша страна должна переходить к инновационной экономике. России пред­стоит догнать другие страны именно в этой области, если она хочет ответить на вызовы XXI века. Пока же ею подается международных патентных заявок в 7 раз меньше, чем Кореей, и в 70 раз меньше, чем США. Доля затрат на технологические инновации в стоимости промышленной продукции составляет в России 1,16%; для сравнения: в Германии — 5%, Италии — 2,3%, Испании — 1,4%. Инновационная продукция занимает в ВВП России менее 1%, а в Италии, Испании, Португалии — от 10 до 20%, в Финляндии — 30% [«Независимая газета». 2007, 24 января].

В России в 2005 г. поступления от экспорта технологий достигли 389 млн долл., а выплаты по импорту технологий — 954 млн долларов. Это соответствует примерно уровню Португалии (559 и 910 млн долл.), тогда как, например, в Швейцарии эти показатели достигают 7,5 и 8 млрд долл., в Великобритании — 29 и 14 млрд долл., не говоря уже о США — 57 и 24,5 млрд. долларов. [Индикаторы науки, 2007].

Отставание минимум на порядок. Сетования по поводу того, что ученым не дают заниматься чистой наукой, а требуют инноваций, выглядит как нытье. Потерянный рай — это 4 млн за­нятых в сфере НИОКР, в том числе 1,5 млн научных работников в СССР, многие из которых «удовлетворяли собственное любопытство за государственный счет».

Взаимосвязь между открытием, изобретением и инновацией очень слож­на и неопределенна. Часто именно практические задачи становятся импульсом для научных открытий. Линейное программирование, как известно, началось с решения Л.В. Канторовичем задачи оптимального раскроя матери­а­лов для Ленинградского фанерного треста. Общество готово содержать не­ко­торое количество талантливых ученых, не склонных к практическим задачам, пока они подают надежды или после того, как они эти надежды оправдали. Но сколько их должно быть? Остальным придется реагировать на «отчаяние» реальной экономики, нуждающейся в инновациях для повышения конкурентоспособности.

Создание сильной индустрии инноваций, множества небольших предприятий, занимающихся доведением идей ученых и изобретателей до торгуемого продукта — задача номер один для нашей экономики.

Нужен весь комплекс условий

Предположим, все упомянутые выше реформы в образовании, науке, индустрии инноваций проведены, предложения осуществлены. Денег на эти инициативы выделено, сколько просили. Обеспечит ли это создание в России в перспективе, скажем, 20-30 лет инновационной экономики, сопоставимой по силе с США, Европой, Японией?

Только если будут выполнены в достаточном объеме все упомянутые условия, как прямо необходимые для инновационной экономики, так и косвенно ее поддерживающие. Одновременно нужны свобода творчества и предпринимательства, конкуренция. Нужны надежная защита прав собственности, в том числе интеллектуальной, и поддержание дисциплины контрактов, без чего не будут эффективно работать рыночные механизмы. Нужна защита прав и свобод личности, в первую очередь перед государством. Отсюда необходимость подчинения власти закону, верховенство закона и независимость суда, которые так тяжело даются нам.

Отсюда и требования к политической системе, которая должна исключать злоупотребление законом и полномочиями органов правосудия и правопорядка, что предполагает недопущение чрезмерной концентрации власти и политическую конкуренцию в рамках конституционных правил. Все это называется демократией, не требующей каких-либо прилагательных.

Тезис о зависимости инновационной экономики от всех этих условий, а особенно связь успехов в науке с демократией встретит много противников. Их аргументы будут черпаться из советской практики, когда ученые порой работали в «шарашках» и добивались мировых достижений.

Но, во-первых, сталинскому периоду в развитии страны все же предшествовала великая революция, во всяком случае так ее воспринимала значительная часть современников. А она, пусть не на уровне вождей, но в части интеллектуальной элиты, была символом и обещанием свободы. Она, уничтожая одних, открыла дорогу в науку другим, из всех слоев общества. Этот дух свободы и революции послужил импульсом подъему 1920-х, когда сформировались основные кадры советской науки, сделавшие выдающиеся открытия в 1940-е-1950-е гг. «Шарашки» понадобились, чтобы запугать и подчинить свободных людей.

Во-вторых, сейчас принципиально иное время. В век индустриализации, когда конвейер и унификация были вершиной достижений цивилизации, планировать научные и производственные приоритеты было много легче. Инновации как таковые еще не стали массовым и самостоятельным продуктом. Сейчас дело обстоит именно так, а неопределенность будущих прорывов существенно выросла. Эпоха, когда организация была богом, прошла. Теперь успех рождается из разнообразия, из свободы.

Но и это не все. Экономическая, институциональная и политическая системы в стране, которая стремится иметь сильную конкурентоспособную инновационную экономику, более того, ставящая цель создать почти заново такую экономику в ответ на вызовы нового века, должны быть поддержаны обществом. Формальные институты должны опираться на определенные нормы социального взаимодействия, предполагающие достаточные уровни ответственности, доверия, терпимости и солидарности, усвоенные и практикуемые большинством членов общества. Речь идет о весьма сложных и тонких вещах, к исследованию которых уже давно с разных сторон подбираются социальные науки. Они обозначаются такими близкими, но не идентичными по смыслу понятиями, как социальный капитал, гражданское общество, культура.

Собственно, ответ на вопрос, готово ли общество к модернизации в современном понимании, зависит от того, в каком состоянии оно находится, нуждается ли оно само в более или менее серьезных изменениях, возможны ли такие изменения, а если возможны, то в какие сроки и под влиянием каких сил они могут происходить.