Андрей Колесников, журналист:

В общем смысле план властей вполне очевиден: продолжить прессовать Навального и, может быть, даже довести его до смерти. А может, у них нет никакой стратегии, но тактика понятна: продолжать издеваться над ним и мстить за то, что он выжил. Этот план, возможно, согласован на самом верху, но это не обязательно: все «винтики» системы работают автономно, понимая, какая задача перед ними поставлена и кто является главным врагом.

Властям важно отвлечь внимание от этой истории какими-то другими событиями. Не исключено, что с этим связано очередное обострение на Донбассе, они могут рассчитывать, что это переключит фокус общественного мнения. В то же время есть пропагандистская идея, что Навальный симулирует и с ним ничего плохого не происходит. И такая его дискредитация совмещается с жёстким давлением.

К несчастью, восприятие реальности со стороны властей остаётся на прежнем уровне: полное отрицание правды и стремление изобразить всё происходящее атакой Запада на Россию. В этом смысле ничего не меняется. Поэтому с точки зрения практического результата протесты в России и заявления западных лидеров бессмысленны. Но просто сидеть и молчать не может ни Запад на уроне институций и конкретных сочувствующих людей, ни гражданское сопротивление тут.

Так что эта тема останется в центре внимания в стране и в мире и будет политическим и даже экономическим фактором. Нахождение Навального в тюрьме и попытка его отравления, к примеру, влияют на слабость рубля. Всё это достаточно серьёзно, но власть, увы, совершенно нечувствительна к таким соображениям. Остановить происходящее может только первое лицо, но поскольку этого не происходит и Песков подчёркивает, что Кремль не следит за происходящим, значит те, кто его прессовал, будут прессовать и дальше.

Виктор Шендерович, писатель-сатирик, журналист, публицист:

Собственно говоря, мои контакты со Следственным комитетом пока ограничиваются одним телефонном звонком. Мне даже не прислали повестки, как в случае с Рубинштейном. Уже известно, что речь пойдёт о фестивале «Книги в парках», где во множестве разных мероприятий принимали участие десятки людей, но пригласили при этом пока что только нас двоих. Какую именно мерзость стоит ждать от СК, под кого именно они копают и почему, откуда исходит этот дурной запах — пока неясно. Но то, что запах — дурной, очевидно. Потому что Следственный комитет, который при живом Кадырове будет в центральном аппарате допрашивать Рубинштейна, это, конечно, симптоматично.

Не очень понятно, откуда вообще могут быть хищения. У нас там не было гонораров, «Книги в парках» — это общественная история. Я бы понял, если бы на меня была выписана какая-то сумма, и мы её «попилили», но самой суммы не было. Не очень понятно, что воровать. Но даже если бы это было, то речь шла бы об объёмах, совершенно несравнимых с рангом этого дела. Им занимается центральный офис Следственного комитета, всё очень серьёзно.

Я уже старый рецидивист, у меня четыре уголовных дела, не считая множества административных выяснений и заявлений. Поэтому я отношусь к этому совершенно рутинно. И если бы мы были в условном Люксембурге, где писателя попросили дать какое-то пояснение по поводу его выступлений, то никакой проблемы бы не было. Это дело на полчаса. Но поскольку мы — не в Люксембурге, а репутация Следственного комитета всем известна, то можно ждать любых мерзостей. И я к ним готов. 

Лев Рубинштейн, поэт, публицист:

В субботу вечером, когда дома была только жена, к нам пришёл молодой человек и принёс повестку. Жена спросила у него, о чём идёт речь, он сказал, что это — какие-то доследственные процедуры по поводу нецелевого использования каких-то средств в ходе проведения фестиваля «Книги в парках». После этого она, конечно, очень встревоженная, позвонила мне, и я смог вспомнить, о каких «Книгах в парках» идёт речь. Этот фестиваль действительно существовал несколько лет, и я в нём участвовал, как и многие другие. Так что я встревожился даже не потому, что испугался, сколько из-за абсолютной непонятности положения. Где я, а где использование средств? Совершенно очевидно, что ни я, ни Виктор не имеем никакого представления ни о каких деньгах. Поэтому я решил утром воскресенья на всякий случай придать это огласке, а то мало ли чего они там задумали. А больше мне ничего неизвестно. Завтра я туда пойду с адвокатом, и постараюсь вести себя так, как он будет мне советовать. Я не знаю, какие там вопросы будут задавать, на какие надо отвечать, на какие нет, мне просто совершенно непонятны их намерения.

Сам проект «Книги в парках», по моим наблюдениям, был довольно хорошим, если иметь в виду его содержательную часть. Другое дело, что в СК речь пойдёт не о ней, а только о финансовой стороне дела. Там проходили лекции, литературные чтения, презентации книжек, концерты, много книг продавалось. Насколько я помню, это было интересно.

Разумеется, сложившаяся ситуация меня беспокоит. Я вообще человек нервозный, и к тому же не имею никакого опыта общения с вот этими организациями, так что я, скорее, даже чуть-чуть растерян. Не хочется впадать в излишнюю конспирологию, но, может быть, их цель в этом и состоит: посеять беспокойство. Непонятно, зачем вызывать к себе довольно публичных людей по каким-то не имеющим к ним отношения поводам. Они должны понимать, что мы об этом ничего знать не можем.

Александр Рыклин:

На первый взгляд кажется, что перенос даты приговора — это очень плохой знак. Они напуганы той общественной активностью, которая возникла на фоне чудовищного срока, запрошенного у суда для братьев Навальных. И в связи с этим дату решили изменить, потому что понятно, что, когда люди что-то планируют на один день, а происходит это в другой, всегда оказывается, что многие уже уехали или не могут прийти, и так далее. Но, с другой стороны, сценарий может строиться и на том, что завтра приговора не будет, так как судья будет читать его не один день. И вероятность того, что окончательное оглашение состоится 31 числа, велика.

Но есть ещё одно обстоятельство, кажущееся существенным. Всем надо вспомнить, что суд над братьями Навальными — это открытый процесс. Соответственно на него могут прийти все желающие. И это важно, потому что от того, сколько народу завтра придёт в Замоскворецкий суд, где оглашение начнётся в 9 утра и точно закончится не сразу, зависит многое. Они ещё будут смотреть, сколько народу появится. Я туда пойду, думаю, что буду там не один и, надеюсь, что вся эта история, длящаяся уже годы, сможет подвигнуть нас к тому, чтобы мы все вспомнили, в первую очередь, даже не о Навальном, а о чувстве собственного достоинства. Есть вещи поважнее новогодних праздников.

Сергей Шаров-Делоне:

Все новости в связи с процессами против Навального совершенно ошеломляющие. Суд по «Кировлесу» выходил за все возможные рамки, и здесь точно так же. Судя по всему, они просто хотят сбить ту протестную волну, которая поднялась в связи с этим делом. Я подозреваю, что приговор завтра либо будет зачитан после семи, то есть после того, как все соберутся на Манежке, либо они просто перенесут его на 31-ое и будут дочитывать тогда. И тот, и другой варианты осуществить очень легко, так что будут происходить такие игры в «кошки-мышки».

То, насколько власть вообще оглядывается на общественное мнение в таких вопросах, не очень понятно. Хотя все эти дёрганья с датой говорят о том, что всё-таки в какой-то степени внимание на это обращают. Потому что какой иначе в этом смысл? Зачитали бы спокойно приговор 15-го, после праздников.

Посидев на «Болотном деле», могу сказать, что делать прогнозы просто невозможно. «Вилка вариантов» здесь такой величины, что сказать что-то определённое трудно. Единственное, что можно предполагать — это, что приговор брату Алексея будет мягче, возможно, даже условный. Никто, конечно, не знает наверняка, но на него всё-таки и запрошено меньше, и это неслучайно.

Ольга Романова, исполнительный директор проекта «Русь cидящая»:

Это самый подлый из возможных вариант приговора. Дав реальной срок младшему брату Навального, власть как бы перекладывает на всех окружающих гипотетическую вину Алексея. Это не имеет никакого отношения по сути дела ни к «Кировлесу», ни к «Ив Роше». Никого не интересуют материалы расследования, что вменяется, что слушалось — все обсуждают только то, что могли дать, и дали. Всем окончательно понятно, что происходящее не имеет ни малейшего отношения к суду, следствию, прокуратуре, а только к тому, как уберут Навального.

И это делают, конечно, самым подлым образом. Я думала, что поступят глупее, как это было с Тимошенко, которую Янукович просто взял — и посадил. И несмотря на то, что сейчас она на свободе, понятно, что она уже не политик. Навальный, конечно, не Тимошенко, но Янукович, тем не менее, смог показать, как решать такие проблемы просто, тупо, эффективно. И я была уверена, что наша власть поступит так же — просто, тупо и эффективно. Но нет, они всё сделали с предподвыпертом.

«Дело 6 мая» — типичный случай того же подхода. Когда посадили обычных людей и не тронули лидеров в целях их дискредитации. Сейчас они действуют точно так же, это вообще теперь их манера. И другим близким людям и соратникам Навального сейчас стоит опасаться, следует готовиться Сабурову, Янкаускусу, Ляскину. Властям не с чего успокаиваться после сегодняшнего дня — с ними ничего не произошло. Это с нами произошло.

Александр Рыклин:

Навскидку можно констатировать, что людей вышло крайне мало. Не берусь озвучить конкретные цифры, потому что при такой несогласованной истории непонятно, как замерять, но очевидно, что народу немного. В прошлом году, когда оглашали приговор Алексею Навальному, пришло на порядок больше. С чем это связано, надо разбираться отдельно. Я видел множество активистов «Солидарности» и других правозащитных организаций, видел знакомых, которых знаю много лет, Льва Рубинштейна, Георгия Сатарова, Ольгу Романову, Илью Яшину и так далее. Но при этом понятно, что по-настоящему массовой акции не получилось, и причины этого будем анализировать позже. Потому что это серьёзная история, необходимо понять, что с нами не так. Алексея Навального задержали и препроводили домой, в отдел его везти не стали, ограничившись констатацией того, что он нарушил условия содержания. На площади по-прежнему задерживают людей, на моих глазах в автозаки проводили человек 20-25, посмотрим, что будет дальше.

Возможно, если бы Алексей Навальный получил реальный срок, то людей вышло бы больше. Но теперь трудно что-либо утверждать. Сейчас наступает такое время, когда каждый отвечает только за себя и должен сам решать, чем он готов жертвовать и на что готов идти.

Максим Блант:

Сегодня на улицу вышло довольно много людей, попытка властей осуществить всё незаметно очевидно не увенчалась успехом. Очень много «силовиков»: и ОМОН, и полицейские, в автобусах сидят внутренние войска. Начиная от магазина «Москва» Манежная площадь перекрыта, поэтому людей задерживают на Моховой и на Тверской. В эти два основных места приезжают автозаки, которые загружаются по одному и по двое людьми, не проходящими влево или вправо. В целом, операция по незаметному устранению Алексея Навального не удалась. Взятие заложника, видимо, было сделано, с одной стороны, как способ дискредитации Навального, а с другой — как попытка сделать его более сговорчивым и менее активным. Но это не удалось, он сам пришёл сегодня на площадь.

Власти пытались избежать волны протестов и совершенно не старались её провоцировать. Именно этой цели служила такая резкая смена времени оглашения приговора. Но то, что Олег Навальный получил реальный срок, демонстрирует, что власть решила вообще надолго вперёд не загадывать, относительно мягкое наказание, которые получил Алексей, было также призвано снизить нынешнюю волну протестов. Для многих людей, которые не очень хотели идти, нет разницы между оправданием или таким вердиктом.

Но протест потушить не удалось. Люди сейчас стоят до угла дома на Моховой и оттуда до здания университета, точно так же и на Тверской, где люди занимают пространство до угла Государственной думы, где всё перекрыто и стоит оцепление в два-три ряда.

Конечно, люди рискуют испортить себе предпраздничный день, но многие встречают тут знакомых, и это поднимает настроение. Непонятно, кому в результате хуже, потому что ментам, без сомнения, подпортили праздник.

Однако они действуют не жёстко. На углу рядом с «Националем» полицейский периодически выкрикивает в мегафон: «Граждане, ваша акция незаконна», без всякого пыла. На него не особенно обращают внимание. Или подходит группа из 4-5 человек, берут и без тычков и зуботычин задержанного ведут в автозак. Это такая рутина. Со стороны пришедших людей тоже нет желания портить себе Новый год. Были прецеденты, когда человек, которого уводили, что-то кричал, вроде «Свободу Олегу Навальному», но в основном все просто тихо садятся в машину. Такой мирный протест, абсолютно буддийский.

Николай Сванидзе, тележурналист:

Это связано с тем, что он – Алексей Навальный. Это в настоящий момент вполне себе брендовая политическая фигура, к которой власть проявляет отчётливое внимание. При этом власть никак не придёт к решению, что с ним делать: сажать его по полной программе, держать на свободе или поступить как-либо ещё. Пока его «держат на крючке» с помощью сидящего в тюрьме брата, а самого – прессуют, то через домашний арест, то через это заключение сроком на 15 суток. К предстоящему Маршу это отношения не имеет, Марш – сам по себе, Навальный – сам по себе.

Но в целом складывается ощущение, что позиция властей по отношению к Навальному ужесточается, тем более что и сам Алексей Навальный «отвязывается». Тот факт, что посадили его брата, Навального не сдерживает, а, наоборот, расковывает, чисто психологически. Алексею сейчас может быть легче самому сесть за решётку, чем оставаться на свободе, смотреть в глаза семье брата и чувствовать, что тот попал в тюрьму из-за него. Так что тут, с одной стороны, очень сложный психологический комплекс, а с другой – нерешительность и усиливающаяся политическая агрессивность со стороны власти, и нельзя исключать, что дело может кончиться достаточно тяжело, хотя в этом вопросе не хотелось бы быть пророком.

Алексей Макаркин, политолог, заместитель директора Центра политических технологий:

Чисто юридически отмена приговора Алексею Навальному является исполнением решения Европейского суда по правам человека. Выполнить его Россия обязана, в соответствии с международными договорами. Другое дело, что если очень не хочется выполнять – этого можно не делать. Сейчас, например, принят закон, в соответствии с которым Конституционный суд может быть последней инстанцией. И с учётом всех наших правовых и политических особенностей решить проблему было бы не очень сложно, КС мог бы сказать, что требование ЕСПЧ не конституционно, что его не нужно исполнять. Сейчас по такому сценарию развивается «дело ЮКОСа». Но по Навальному государство в Конституционный суд не обращается, значит это было не очень нужно.

Второй аспект этого решения носит чисто электоральный, политический характер. Он связан с тем обстоятельствам, что приближаются выборы президента, и возникает вопрос, какая там будет интрига. До последнего времени казалась, что она вполне понятна: против Владимира Владимировича Путина виртуально должна была идти госпожа Клинтон как президент Соединённых Штатов, символ зла. Все каналы говорили бы о том, что мы должны сплотиться и в условиях угрозы войны показать Клинтон поддержку нашего президента и победить. Если бы Клинтон была в качестве такого виртуального участника, то остальное было бы малоинтересно. На выборах могли присутствовать ещё Зюганов, Жириновский и Явлинский, то есть политики, не вызывающие никакого вдохновения и не создающие никакой интриги.

Но вдруг эта схема стала неактуальной из-за неожиданного результата выборов в США. А Трамп – эта фигура, которую оценивают в прямо противоположном ключе, его считают чуть ли не своим, предлагают назвать в честь него улицу. У нас, конечно, всякое бывает, Эрдоган за непродолжительное время побывал другом, потом злейшим врагом, а теперь выступает как партнёр. Но делать ставку на то, что Трамп превратится в подходящего врага на выборах российской власти не хочется. Кроме того, слишком сильные информационные перепады всё-таки не являются чем-то хорошим. Избиратель должен чётко понимать, кто друг, а кто враг.

И возникла необходимость создать какую-то интригу. А она возможна только с каким-нибудь врагом, которого можно обвинить в том, что это – фигура, опасная для страны. И что голосовать за президента нужно, чтобы остановить этого человека. А на эту роль из российских граждан могут претендовать всего два человека. Но один из них – это Михаил Борисович Ходорковский, эмигрант, который в электоральной политике не участвует и участвовать не хочет. Кроме того, реабилитировать его невозможно в силу целого ряда обстоятельств. Поэтому был использован второй вариант – Навальный.

Кроме таких чисто прагматических расчётов есть ещё и субъективный фактор. Насколько Владимиру Путину интересно конкурировать с политиками, которые точно будут баллотироваться? Он их всех прекрасно знает, он их всех побеждал. Это похоже на спортивное мероприятие, где уже есть понятный победить, но ему самому не очень интересно бороться с одними и теми же соперниками. Так что вариант участия Навального в президентских выборах вполне возможен.

Дмитрий Орешкин, политолог:

Сам Навальный хорошо осознаёт ситуацию и правильно её описывает. Формально Европейский суд по правам человека вынес решение, и наш Верховный суд это решение формально выполнил. А теперь задача состоит в том, чтобы спустить дело на тормозах. И это будет сделано так или иначе, потому что Владимир Владимирович Путин рисковать очень не любит. Конечно, он прекрасно понимает, что у Навального шансов победить на выборах нет. Более того, перед глазами у него есть позитивный опыт выборов мэра 2013 года, когда Навальный выступил очень удачно с точки зрения власти. Он создал конкурентную ситуацию, набрал серьёзное количество голосов, но недостаточное для того, чтобы выйти во второй тур. Это идеальный вариант для администрации.

Но то, на что был готов пойти Собянин, для Путина представляется слишком рискованным, выпускать Навального на предвыборные просторы он не готов. Поэтому сейчас у нас 75% против 25 в пользу того, что формально судимость с него не снимут, или подберут какую-то такую формулировку, что участвовать в выборах он не сможет. Есть не нулевая вероятность, что его всё-таки допустят, но это будет рискованная игра. А Путин не любит рискованных игр, когда они касаются его самого, а не других.

Вынести в результате ещё более строгое решение, например, заменить условный срок реальным, чтобы таким образом проучить, было бы очень в сталинском духе. Такой сценарий также нельзя полностью исключать. Но это станет очень чётким посылом для европейцев: не лезьте в наши дела, будет только хуже. Подобный приговор будет означать уже настоящий железный занавес и прохождение точки невозврата.

Дмитрий Орешкин, политолог:

У проблем Навального есть три составляющие. Во-первых, настроение лично Владимира Владимировича Путина. Он на всё, что ему кажется попыткой давления со стороны Запада, отвечает по возможности ассиметрично и жёстко. Принял какой-то там глубоко презираемый Европейский суд решение, что права Навального нарушили и ему нужно выплатить определённую компенсацию — а мы в ответ Навального посадим, чтобы другой раз неповадно было. Логика такая: Запад должен знать своё место и понимать, что если они начинают кого-то защищать, то этому человеку будет только хуже.

Вторая проблема связана с выборами 2018 года. Господин Кириенко поставил задачу обеспечить явку около 70% и поддержку президента около 70% от проголосовавших. И то, и то невыполнимо. 0,7 умножить на 0,7 — это почти что 0,5, то есть запланировано, что называется «референдумное» голосование — половина голосов от списочного состава всех избирателей в стране должна быть за В.В. Путина. На этом фоне появление любого лидера, который может набрать больше 10-15% опасно. Не потому, что появляется реальный оппозиционер, имеющий шанс выиграть выборы — такой шанс есть только у Путина. Но система даст сбой, если в общественном мнении вообще появляется ощущение альтернативы. Путин должен набрать 70% от проголосовавших, а остальные — не больше 10 на каждого. Разрыв должен быть в несколько раз, чтобы стало понятно: оппозиция нужна только для приличия.

Третья проблема — действия уже конкретно «Яндекса». У них очень крупный бизнес, успешная компания, которая развивается в России. Понятно, что весь этот успех может за полгода уйти в ничто, если «Яндекс» поссорится с политическими руководством. Это пример того, что я называю «бюрнес», союз бизнеса и бюрократии. Скорее всего «Яндексу» намекнули, что не надо раскачивать лодку. А может быть, они и сами это поняли. Никаких прямых указаний, конечно, не давали. Но когда у тебя успешный бизнес-проект, а с другой стороны стоят какие-то несистемные люди, то лучше ограничить им возможность собирать деньги на свои дела. Мы же видим, что тенденция сейчас состоит в ограничении всего. «Яндекс» решает, что на так называемые политические проекты деньги собирать нельзя. Это, конечно, нарушение гражданских прав, потому что граждане имеют право заниматься политикой. Соответственно имеют право и собирать на это деньги. Но «Яндекс» в ответ будет говорить, что он стоит вне политики, хотя непонятно, кто дал им право различать, какие проекты являются политическими, а какие нет.

Нужно понимать, что мы находимся в стране, где все блага исходят от вертикали власти. Если ты в хороших отношениях с ней, то тебе позволяют много, а если в плохих — не позволяют ничего. Возможно, позволят жить, но, если будешь слишком высовываться — посадят. Это советская модель «узкого горлышка». Если ты хочешь делать карьеру в СССР, то надо проявить лояльность и вступить в партию. Кто-то мог не вступить, но только для демонстрации того, что у нас союз коммунистов и беспартийных. То же самое и в современной России. Не обязательно вступать в «Единую Россию», но надо быть преданным вертикали власти. Потому что на неё замкнуты все финансовые потоки и все юридические решения. Только она гарантирует защиту от наездов мелких начальников.

Это удобно для власти. А власть считает, что это удобно для страны, так как обеспечивает стабильность. Но это сдерживает конкуренцию и, следовательно, обеспечивает отставание. А поскольку на вершине вертикали сидит Владимир Владимирович Путин, то, естественно, его личные особенности играют очень большую роль. Он кого-то не любит — значит, это плохой человек, надо его наказать и устранить. Система тут уже действует сама, ему не надо брать трубку и кому-то звонить. Так что ситуация достаточно безвыходная, и мы наблюдаем лишь ещё один пример этой безвыходности.

Зоя Светова, журналист:

Условный приговор Навальному и Офицерову был ожидаем. Решение Европейского суда по правам человека не предполагало возможности реального лишения свободы, так что наш суд строго по закону не мог вынести такой приговор обвиняемым. Но если уж совсем следовать решению Европейского суда, то и Навального, и Офицерова необходимо оправдать. Так что весь этот процесс, конечно, политический и необходим для того, чтобы Навальный не мог участвовать в президентских выборах. Отличие нынешнего случая от предыдущего заключается только в том, что здесь было беспрецедентное административное давление на суд. Мы знаем, что у адвокатов, участвовавших в этом разбирательстве, были ещё и другие дела с другими подсудимыми. И все они были отменены, чтобы поскорее закончить процесс по «Кировлесу».

В то же время решение не сажать Навального и Офицерова означает, что власть оставляет кандидата Навального «на всякий случай», чтобы при необходимости он всё-таки смог участвовать в выборах. Будут ещё и другие инстанции, которые теоретически могут отменить этот приговор, или Навальный может опять подать в ЕСПЧ, и там найдут нарушения. Тогда дело вернётся в Верховный суд, который может дело закрыть, если это будет выгодно Кремлю. Мы не знаем, что будет решено властью в преддверии выборов. Может быть, захотят, чтобы Навальный всё-таки стал кандидатом и противостоял Путину, легитимируя выборы.

Полное совпадение нынешнего обвинительного заключения со старым, думаю, связано с тем, что судьи, как правило, не заморачиваются. Они не тратят время на то, чтобы писать приговор и согласовывать его с требованиями Европейского суда. Проще взять флешку с предыдущим приговором, изменить даты и оставить всё как есть. Это не правосудие, а его имитация. Задача, которая была поставлена — вынести обвинительный приговор и лишить Навального возможности участвовать в президентских выборах. А что именно будет в приговоре написано, никому не важно. Дальше могут быть другие задачи, под которые суд будет также подстраиваться.

Андрей Колесников, журналист:

Этот иск каким-то образом согласован в верхах. Всё-таки Усманов – очень условный бизнесмен, это, скорее, один из «кошельков» власти в широком смысле слова, что лишний раз подтверждается фильмом Навального. Очевидно, в рамках какого-то политтехнологического обсуждения они решили, что применить контрмеры против создателей картины разумнее всего будет таким способом. Чтобы в суд подавал не Медведев, а один из «кошельков». В принципе, определённая технологическая логика в этом есть. А так как суд у нас специфический, то подобный процесс имеет хорошие перспективы и будет держать Навального в напряжении. Это тоже важная часть контрстратегии власти.

В своё время Навальный был властью недооценён. Сейчас они смотрят на него уже всерьёз, хотя в публичной сфере продолжают говорить о низком рейтинге и о том, что они его не боятся. Но серьёзность отношения к нему подразумевает отношение к нему как к «крупной дичи». А крупную дичь имеет смысл отлавливать только тогда, когда ситуация тому способствует или стала критической. Например, если поддержка Навального достигнет каких-то больших масштабов, то его можно будет посадить, но для этого надо выбрать момент.

Видимо, в Кремле так и нет консолидированного решения о том, что с Навальным делать. Понятно, что на выборы его не будут пускать, чтобы он не раскручивался и не демонстрировал даже минимальные результаты. Если он вдруг соберёт больше 2-3%, это уже будет для власти нехорошо. Но посадить Навального сейчас является слишком серьёзным решением. Им не очень понятно, пойдёт ли такое действие Навальному в плюс или минус. Очевидно, что он играет вдолгую, так что подобное выключение на некоторое время может только дать ему дополнительный подъём рейтинга. Противоречивость оценок Навального внутри самой власти приводит к тому, что они не могут решиться на такие жёсткие меры.