Леонид Гозман, политик, президент движения «Союз правых сил»:
Тут есть несколько аспектов. Первый — оценка самой «Вышки», и она, несомненно, очень высокая, несмотря на все те процессы, которые происходили там в последние годы. Надо понимать, что 28 лет назад этого учебного заведения просто не было, а с тех пор оно стало одним из лучших высших учебных заведений в России и таковым оставалось. И это, безусловно, связано с именем Ярослава Ивановича Кузьминова.
Когда уходит такой человек со своего поста, неизбежно происходит оценка его роли и его вклада. И такую оценку нельзя проводить вне масштаба времени. Он был ректором 28 лет, и надо оценивать весь этот период, а не только те явления и поступки, которые происходили в последние годы. И в целом эта оценка, на мой взгляд, безусловно положительная. Я очень ряд, что масса порядочных людей, не согласных с линией «Вышки» в последние годы, тем не менее, выражают уважение и благодарность Ярославу Ивановичу. Это справедливо.
Однако другой аспект — вопрос, имеет ли смысл делать что-либо внутри авторитарного режима, и многие говорят, что нет. Игорь Яковенко блестяще описал, что системные либералы при людоедах либо становятся кормом, либо сами превращаются в людоедов. Может, из этого есть и исключения, но важно другое: что бы ты ни делал, если ты работаешь в позитив, ты, тем самым, укрепляешь существующий режим. Тезис «чем хуже — тем лучше» по-своему логичен. Но он возможен и обоснован только в том случае, если вам не жалко людей, живущих при этом режиме. Если вам кажется, что смена режима стоит любых жертв со стороны любого человека, то тогда не надо работать в больницах, делать водопровод, преподавать в университетах.
Но если вы считаете иначе и вам жалко людей, тогда ситуация становится неоднозначной. Нюрнбергский трибунал оправдал некоторых министров Гитлера, в том числе потому, что они занимались жизнеобеспечением. Нужно, чтобы из крана шла вода, а в больницах должны проводить операции, и при Сталине, и при Гитлере, и при демократах. Но это очень сложная проблема, потому что можно сказать, что университет — это вам не вода из крана, тут работать несмотря ни на что не надо. Но, во-первых, нельзя забывать, что благодаря деятельности Кузьминова немалое количество людей в России получили хорошее образование, а европейски образованный человек, по определению, противник авторитарной системы. А во-вторых, пределы компромисса для себя определяет сам человек, если при сотрудничестве с режимом он не идёт на прямые преступления.
Владимир Волков, экономический обозреватель:
Значительная часть оттока капитала — деньги населения, переведённые из рублей в валюту. Это частный пример того, как экономического агенты реагируют на положение дел в экономике. Люди боятся девальвации, соответственно, и рядовые граждане, и банки, у которых есть «лишняя» ликвидность, не оставляют деньги в рублях. Другая составляющая — платежи по корпоративным долгам, которые составляют весьма значительную сумму. Эти факторы наслаиваются на традиционные для России причины, сводящиеся к тому, что у нас по-прежнему положительное сальдо платёжного баланса, мы экспортируем больше, чем импортируем, и часть полученных денег переводится в иностранную валюту. Наконец, естественно, на поведение экономических агентов влияет неспокойный внешний фон, также способствующий тому, что люди перекладываются в валюту.
В то, что государство может жёсткими методами что-то радикально поменять, я не верю. Единственный выход — постепенно налаживать жизнь в стране. Вряд ли в обозримой перспективе будут вводиться какие-то валютные ограничения, сейчас они отсутствуют вовсе. Нужно укреплять экономику и прикладывать усилия к тому, чтобы внешняя ситуация стала спокойнее и благоприятнее.
А какие-то радикальные меры по ограничению операций только ещё больше ухудшат и так отвратительный российский инвестиционный климат. Все понимают, что долгосрочные негативные последствия в этом случае перевесят краткосрочный выигрыш. Поэтому, пока инфляция более-менее укладывается в прогнозы, от таких шагов воздержаться. И хотя правительство уже признало, что сдержать её точно в этих рамках не получится, для того, чтобы пойти на какие-то решительные действия, нужен будет какой-то критический скачок, особенно в условиях падения цен на нефть и замедления экономический активности. Так что если цены на нефть не обвалятся радикально в ближайшее время, то правительство на какие-то жёсткие меры не пойдёт. Даже если это случится, то ограничения вряд ли будут введены, скорее, Центробанк станет активнее действовать на валютном рынке, чтобы смягчить колебания рубля, чем он и занимается последние месяцы.
Илья Прилепский, экономист:
Хотя теоретически Центробанк может пойти на шаги, о которых писал Bloomberg, это противоречит его политике, так как ЦБ по-прежнему стремится к свободному определению курса рубля. В нынешних условиях эта идея выглядит достаточно странно, потому что объёмы оттока сейчас не такие, как были, например, в марте, когда за один день Центробанком было продано около 15 миллиардов долларов. У ЦБ есть более мягкие средства, чтобы регулировать движение капитала, не требующие подобных радикальных изменений.
Говорить о масштабном уходе от рыночной экономики в пользу мобилизационной сейчас не стоит. В частности, в сфере фискальной политики наступление такого рода новых моделей также удаётся сдержать, «бюджетное правило» сохранено. То есть в плане макроэкономики монетарная политика направлена на то, чтобы играть стабилизирующую роль, а не добиться какого-то краткосрочного повышения роста. И Центробанк, и Минфин пытаются сохранить прежний курс, направленный на обеспечение предсказуемой политики и создание нормальных условий для ведения частного бизнеса.
При каких обстоятельствах это может измениться, реально знают только в самом Центробанке. Но можно предположить, что в случае возникновения какой-то угрозы стабильности финансовой системы, связанной с резким уменьшением курса рубля, радикальное решение, о котором писал Bloomberg, возможно. Но на данный момент до этого ещё очень далеко.
Михаил Бергер, экономический обозреватель:
Вряд ли Путину удастся серьёзно поменять настроение потенциальных инвесторов, хотя надо сказать, что присутствие на форуме было достаточно приличное. Но нельзя создать мотивацию вкладывать деньги в страну одним только выступлением президента. Надо понимать, что после ареста по делу «Башнефти» и слов прокуратуры, что эту компанию надо государству просто вернуть, ситуации не помогут даже вполне вменяемые заявления, прозвучавшие сегодня.
Вопрос «Башнефти» сейчас является очень существенным фактором в определении инвестиционной привлекательности России. Кроме того, разговоры, даже не обернувшиеся никакими конкретными мерами, об ограничении перемещения капитала также не повышают мотивацию инвесторов. В целом происходит слишком много параллельных процессов, которые не позволяют расслабиться.
Максим Блант:
Выступление Путина на инвестиционным форуме было довольно нетипично для последнего времени. Он сказал все те же самые слова, которые говорит регулярно, но сама экономика России находится в совершенно другом состоянии, чем была ещё год назад. Поэтому традиционные заявления, которые делаются Путиным и членами правительства на инвестиционных форумах, инвесторами не были восприняты. Это видно по реакции российского валютного и фондового рынка. Обычно на фоне выступления президента рынки растут, так бывает и когда он общается с народом, и когда он общается с прессой, и когда он высказывается по каким-то ключевым макроэкономическим проблемам. Но в этот раз всё было иначе, и рынки на фоне выступления Путина продемонстрировали худший результат за сегодняшний день.
Поэтому можно констатировать, что слова Путина о приверженности либеральной политике и о том, что никакого пересмотра итогов приватизации не намечается, просто не были восприняты всерьёз. Потому что все те же самые слова звучали и при разграблении ЮКОСа, и все последующие годы, а политика правительства тем временем претерпела радикальные изменения.
Кроме того, на инвестиционным форуме были выступления и других значимых людей, в том числе бывшего министра с особыми полномочиями Германа Грефа, который высказался довольно жёстко по поводу нынешнего курса правительства и силовых структур, а также министра Улюкаева. Их слова по большому счёту опровергли выступление президента, так что инвесторы просто отреагировали на фактическое положение дел в экономике.
Для того чтобы отношение предпринимательского сообщества к России реально изменилось, необходимо не просто высказывать благие пожелания и кормить инвесторов обещаниями, но совершать реальные шаги. Путин заявил, что в основе экономической стратегии России лежат структурные реформы, а не опора на государственные инвестиции. Но фактически сейчас все усилия правительства направлены либо на то, чтобы повысить налоговое бремя на предпринимательское сообщество, либо на то, чтобы повысить налоговое бремя на население, а о сокращении государственных расходов речи не идёт. Предпринимателям не предложено никакой конструктивной модели, все понимают, что при падении цен на нефть придётся либо сокращать расходы, либо ещё повышать, либо заниматься развёрсткой. А поскольку президент никаких способов решения бюджетной проблемы не обозначил, то все сделали вывод, что стратегии у правительства на этот счёт нет. В результате действия властей сейчас непредсказуемы, и чего стоит ждать, если завтра цены на нефть упадут до 70$за баррель или до 60$за баррель — никто не представляет. При наличии хоть какой-то определённости можно было бы как-то действовать. А так как пока никто не понимает, кто станет следующей жертвой государственных институтов, то никто и не готов инвестировать в Россию. И это — даже без учёта того, что страна в данный момент находится под санкциями.
Михаил Бергер, экономический обозреватель:
Понятно, что никто там волосы не рвал, не извинялся и не ругал своё правительство, в этом необходимо отдавать себе отчёт. Скорее, по стилистике и тональности разговора у министра сложилось ощущение, о котором он довольно аккуратно и обтекаемо сказал, что предприниматели раздосадованы необходимостью работать в более сложных условиях. Иностранные инвесторы заявили, что они, конечно же, продолжат деятельность и сейчас, но им это не очень комфортно.
Разумеется, самим предпринимателям до определённой степени на мораль или идеологию плевать, рынок моральные задачи не решает. В первую очередь стоит вопрос закона: если он прямо запрещает вести дела, то никакой вменяемый инвестор выступать против законодательства своей страны не будет. В том числе вкладывая деньги в территорию, закрытую решением своего правительства. А уже после этого идут какие-то моральные ограничения, хотя, если бы они реально работали, то не существовало бы таких больших и легальных бизнесов, как торговля сигаретами и алкоголем.
В принципе, наши проблемы с инвесторами обусловлены комплексом причин. В первую очередь, есть чисто политические риски, вызванные санкциями и ответами на них. Они уже случились. Второе — в результате этих санкциях снижается активность российской промышленности и ритейла. Если речь в правительстве идёт о том, чтобы запретить использовать западные автомобили или лекарства, то во что должны вкладываться западные компании, торгующие этими товарами? Плюс, сейчас в принципе не очень удачная экономическая конъюнктура. Но инвестиционный климат — это и есть политические решения, санкции и ответы на них.
Владимир Волков, экономический обозреватель:
Прямо сейчас это понижение рейтинга не чревато ничем, потому что этот показатель важен в случае определения возможностей финансовых заимствований на Западе, которые сейчас для российских компаний закрыты. Это, скорее, психологический шаг, демонстрирующий озабоченность состоянием российской экономики. Но понятно, что это не очень приятный шаг, потому что в результате мы всё ближе к не инвестиционному рейтингу, и в случае дальнейшего снижения наш рейтинг может стать «мусорным». А после этого возможен вывод остатков средств из иностранных фондов, инвестирующих в российские бумаги и акции. Этих денег и так не очень много, но в случае ещё большего понижения рейтинга могут произойти «просадки» на фондовом рынке и сложности на долговом. Но это всё равно довольно локальная история, так как средств там в любом случае не очень много. Так что оснований для каких-то резких движений в связи с понижением рейтингов я не вижу.
При этом на рейтинги Moody's смотрят все, не только западные кредиторы. Никакой альтернативы американским агентствам в этой сфере пока не создано, несмотря на то, что вопрос поднимался много раз. Китай уже создал своё агентство, которое, однако, не завоевало мирового признания, а в России при каждом таком понижении начинают говорить, что это несправедливо и что необходимо создать собственную альтернативу. Но проходит немного времени, и всё это благополучно забывается. Создание собственного рейтингового агентства — это длительный процесс. Возможно, надо идти в эту сторону, но для начала нужно, чтобы сама экономика была достаточно авторитетной. Так что данные Moody's важны для всех, хотя китайские компании будут ориентироваться, в первую очередь, на собственные двусторонние договорённости, а уже потом — на рейтинговые агентства. Тем более что Китай также не устраивает диктат американцев в этой области.
Российское государство, конечно, приложит все усилия, чтобы поддержать эти банки, успокоить инвесторов и вообще погасить ту волну, которая теоретически могла бы подняться. Хотя я и не ожидаю никаких серьёзных потрясений, пока что нет никаких реальных причин для заметных трудностей. У России всё ещё есть достаточно большие резервы, а цена на нефть, несмотря на падение, остаётся на высоком уровне, так что в перспективе ближайшего года не стоит ожидать затруднений с поддержанием банковской системы. Все понимают, что проблемы в этой сфере приведут к очень серьезному кризису и «разгребать завалы» в случае падения одного из крупнейших банков гораздо дороже, чем оказывать любые возможные меры поддержки сейчас.
Системообразующие банки, такие как Сбербанк и ВЭБ, будут поддерживаться из последних сил, а Внешэкономбанк с ними всеми работает, кроме того, на нём завязаны многие крупные предприятия. Падение одного из этих банков по цепочке ударит по большому количеству предприятий. Достаточно вспомнить «Мечел». Если у Сбербанка начнутся проблемы и он однозначно решит «выбить долги», то «Мечел» станет банкротом, а там работает 80 000 человек. Естественно, это не нужно ни правительству, ни самому «Сбербанку». И таких примеров очень много. Так что «Сбербанк» продолжает поддерживать подобные предприятия, а государство — сам банк, избегая социальной напряжённости.
То есть, несмотря на существующие проблемы, государству хватит накопленных ресурсов для помощи всем банков. Но если ситуация сильно ухудшится, то политика будет как-то корректироваться, хотя в какую сторону — предсказать сложно. Но крупные банки в любом случае могут рассчитывать на поддержку до самой последней возможности. В крайнем случае, будут договариваться с азиатами или искать ещё какие-то варианты.
Михаил Бергер, экономический обозреватель:
На самом деле на фоне внешнего торгового оборота, даже несколько сжатого в сравнении с 2012 годом, 1,5 миллиарда – это не очень существенная сумма. Тоже деньги, но если учитывать размер экономики и размеры инвестиций, то это не катастрофические цифры. Другое дело, что их можно воспринимать как начало тренда, но не более того. В плане размеров в этой цифре ничего ужасающего нет, но плохо, что такое происходит в принципе.
Что касается слов о том, что импортозамещение является одной из причин этого спада, то можно вспомнить ситуацию с сыром, про который сообщили, что до 70% этого продукта на рынке – это фальсификат. У нас происходит не импортозамещение, а продуктозамещение. Товары заменяются на подделки, и это действительно работает. Но импортозамещение у нас уже было с 1917 по 1989 год, и ничего хорошего такая конструкция не приносит. Российский потребитель получает товары по той же цене, но гораздо более низкого качества. Потому что внешняя конкуренция заставляет работать эффективнее, а если её нет, то цена точно не будет понижаться. А ряд товаров просто невозможно заместить, их тут не производят и вряд ли будут производить в ближайшем будущем. Так что разговоры об импортозамещении – это просто отличное поле для спекулянтов, демагогов и других специалистов по тому, как наживаться на политической ситуации.
В истории со сносом ларьков и павильонов точка будет поставлена тогда, когда на их месте что-то возникнет. Вот когда мы увидим, что именно будет на этих местах – тогда мы и получим ответ на вопрос, чего ради за одну ночь Москву словно подвергли бомбардировке. А пока остается только фантазировать и недоумевать. Почему везде и сразу? Почему под покровом темноты? Почему без предупреждения?
Когда поступают вот так, есть ощущение, что люди не вполне уверены в своей правоте. Что они так поступают, чтобы сделать всё поскорее, и ничего нельзя было изменить и оспорить. Глава кремлевской администрации Иванов назвал этот так называемый «самострой» гадюшниками. А сколько раз сам Иванов был в этих павильонах и магазинчиках? Не ошибусь, если скажу, что Сергей Борисыч не был там ни разу. Откуда ему известно, что там процветала антисанитария и криминал, если он там ни разу не был? Откуда, откуда – от верблюда! И у меня есть ощущение, что именно верблюд зачастую служит источником надежной информации для нашего руководства.
Собственников скопом называют жуликами. Неужели все до единого владельцы павильонов были жуликами? Все-превсе? Конечно, эти постройки довольно часто выглядели страшненько. Но были и такие, которые вполне вписались в ландшафт. Далеко не везде там торговали китайским тряпьем и прочей дребеденью – во многих местах поселились вполне респектабельные учреждения, кафешки и ресторанчики, сетевые магазины. Арендаторы успели выиграть множество судов, и были уверены, что имеют право здесь работать. И тогда возникла бумага, позволяющая на судебные решения просто наплевать под предлогом заботы о нашей безопасности и устранении каких-то помех транспорту.
Понятно, что под предлогом безопасности можно сделать вообще все, что угодно. Понятно, что существует городская эстетика, которая страдала от архитектурных уродств у метро, но люди-то здесь причем? Почему нельзя сказать им прямо, назначить некий срок, дать возможность спокойно закрыть дела и уехать в другое место? Почему нужно непременно всё именно уничтожить – вплоть до целого отделения уважаемого банка вместе со всеми документами? Почему в разгар экономического кризиса физически уничтожаются рабочие места?
Когда видишь вот такое, то гораздо проще поверить не в борьбу за безопасность и красоту, а в то, что кому-то до зарезу понадобились эти козырные места и дорогая московская земля. Поэтому нам остается просто подождать и посмотреть, что там соорудят. Но даже если там разобьют скверы и наладят фонтаны, всё равно не понятно, почему за красоту надо бороться варварскими методами.
Первоисточник
Максим Блант, экономический обозреватель:
Если говорить о нынешнем росте, то его причиной кроме ожидания переговоров стало снижение добычи в США и однократное снижение запасов. Но две недели назад, на фоне разговоров о том, что в Дохе, скорее всего, никакого результата не добиться, резервы в США обновили очередной исторический максимум, обвалив цены. Так что нынешнее падение ещё далеко от завершения. Можно вспомнить предыдущую встречу стран ОПЕК, которая обвалила нефть до исторических минимумов. И сейчас стоит ожидать чего-то подобного: пока что цены не преодолели отметку в 40 долларов за баррель, но это, возможно, ненадолго. Во вторник-среду выходят оценочные, а потом и официальные данные по американским запасам, которые станут ключевым триггером. Если там опять будет зафиксирован рост, то падение цен продолжится и дальше до 34-35 долларов.
Для Россия вся встреча в Дохе была блефом. Потому что и позиции Ирана, и позиции Саудовской Аравии не менялись с самого начала переговоров. Саудовская Аравия сразу сказала, что пока Иран не присоединится к соглашению, никакого соглашения не будет. А Иран сразу сказал, что пока он не вернёт себе досанкционный уровень экспорта, ни к какому соглашению не присоединится. Однако министр энергетики России Александр Новак старательно допускал различные утечки о том, что удалось договориться с теми или с этими. В результате такой провал.
Поддержать цены на нефть может, во-первых, возможное продолжение сокращения добычи в США. А во-вторых — оздоровление китайской экономики. Китай является одним из крупнейших потребителей нефти в мире, и если экономика там начнёт восстанавливаться и им удастся избежать полномасштабного кризиса, то цены могут вырасти. Но пока, как минимум в этом полугодии, нет никаких признаков того, что стоит ожидать серьёзного роста. Сейчас мы вряд ли обновим те минимумы цен, которые были достигнуты в январе, но в июне это может случиться. Тогда в США опять может произойти понижение ставок, в результате чего не исключена волна фондовых и сырьевых распродаж.
Владимир Волков, экономический обозреватель:
Если посмотреть на биржи, то можно увидеть, что цены на нефть упали за один день почти что на 5%. В большой степени это следствие спекулятивных действий — на ожидании соглашений в Дохе цена целый месяц росла, но, когда ничего по факту не произошло, спекулянты начали продавать, и мы видим обвал цен. Однако это никак не влияет на фундаментальные причины падения. Никто не скрывает, ни в ОПЕК, ни в России, что на рынке сейчас нефти больше, чем имеется на нее спрос. И даже если бы приняли решение о заморозке цен на декабрьском уровне, никакого влияния на фундамент рынков это не оказало бы.
Теперь нужно смотреть на то, насколько быстро Иран сможет выводить свою нефть на рынок, насколько быстро будет добывать Ирак, а также на действия Саудовской Аравии. Если саудиты решат, что их прежняя тактика понижения цен была верной, то цены будут понижаться. Они рассчитывают на то, что снижение убьёт или, хотя бы, сильно повредит сланцевой добыче в США, а заодно сильно навредит Ирану. Вообще версий, по какой именно причине Саудовская Аравия ведёт свою нынешнюю политику, много, но скорее всего одного-единственного ответа и нет, они решают несколько задач.
Так что в принципе ничего неожиданного не произошло. Вопрос теперь в том, как дальше будет вести себя Саудовская Аравия. Не секрет, что у них самих очень большие проблемы с бюджетом из-за падения цен. Другое дело, что запас прочности у них также большой, они могут потерпеть ещё несколько месяцев или даже лет. Но предполагать, что в головах у шейхов, очень сложно. Нужно смотреть на то, как решаются задачи, которые они ставили перед собой год назад, а также на то, как восстанавливается мировая экономика. Если вдруг случится ускорение, то потребление нефти будет расти и рынок найдёт свой баланс спроса и предложения.
В общем, предсказывать дальнейшие события практически невозможно, но в Дохе саудиты, видимо, просто приняли решение продолжать следовать своей политике. Страдать в одиночку они не хотят, сокращать добычу, отдавая рынок Ирану, — не будут. И теперь вопрос в том, кто первый сломается.
Николай Сванидзе, тележурналист, член Совета по правам человека при президенте РФ:
Достаточно очевидно, что на наших глазах происходит рейдерской захват, степень жёсткости которого во многом зависит от поведения самого Михаила Прохорова. Если он отнесётся к ситуации с пониманием, не будет сопротивляться и сделает шаги, которые организаторами захвата будут восприняты как «правильные», тогда всё произойдёт мягко. Иначе говоря, будет компенсация. А если Прохоров поведёт себя «неправильно», будет брыкаться и сопротивляться, то компенсация может быть резко снижена или вообще не предложена.
Это силовой захват, а значит, люди, которые его осуществляют, действуют как хозяева. И если в ответ ты ведёшь себя спокойно и мирно, то для тебя всё будет хорошо, начинаешь рыпаться — получишь по полной. Впрочем, в том, что касается Михаила Прохорова, «по полной» на данный момент не подразумевает такие жёсткие инструменты воздействия, как в случае с Михаилом Ходорковским. Просто есть риск получить меньше денег.
Но никакой возможности отстоять своё у него нет. Защитить имущество от государственной машины! Этого не может никто из бизнесменов. А за теми, кто осуществляет подобные захваты, всегда стоит власть. Это не означает, что они согласуют все свои действия, но в принципе речь идёт о людях, имеющих к власти прямое отношение. Поэтому в определённых, очень широких границах, им позволено всё, пока они сами проявляют лояльность и ведут себя как члены властного сообщества. А по-другому они себя вести и не могут, потому что тогда сами окажутся уже в другой группировке и из субъектов станут объектами воздействия.
Николай Сванидзе, тележурналист, член Совета по правам человека при президенте РФ:
Условные «очки» в глазах президента мэр Собянин после таких инцидентов теряет. Конечно, это ещё зависит от того, доложат ли президенту, сделают ли это соответствующим образом и кто именно будет докладывать. Президент новости не смотрит, интернетом не интересуется, он читает «папки» и общается со своим ближайшим окружением. Причём ближайшее окружение — это и есть те, кто эти папки ему приносит.
Если ему сообщат, что в Москве возникла такая проблема, всё стали ремонтировать, канализация засорилась, вода не проходит, народ раздражён, то поскольку память у него хорошая, у него это в голове застрянет. Прямо сейчас ни к каким последствиям это не приведёт, никто никого снимать не будет. Путин вообще очень редко кого-то снимает, для этого нужно нечто большее, чем затопление нескольких улиц в Москве. Нужно либо проявление достаточно отчётливой нелояльности либо какая-то уж совсем грубая «подстава». И даже тогда решение о снятии может быть принято не сразу.
Но Собянин сейчас, по-видимому, не входит в число близких президенту людей, так что там найдутся те, кто захочет доложить, что мэр столицы прокололся. Путин это запомнит, и когда-нибудь стратегически это повлияет на судьбу Сергея Семёновича. Но не в обозримом будущем.
Максим Блант: Развитые страны... могут перераспределить средства, полученные от МВФ, в пользу особо нуждающихся стран Африки или Азии. Высока вероятность, что Россия тоже пойдёт по этому пути:
BFM.RU: Россия получила около 18 млрд долларов от МВФ в рамках антикризисного распределения средств фонда. Соответствующее решение организации вступило в силу сегодня.
Александр Роджерс: Моё личное мнение - нам этот кредит нафиг не нужен, у нас своих запасов на порядки больше.
