Геннадий Бурбулис пришел в политику, как и многие другие демократы, из организованного им дискуссионного клуба. Отличие было в том, что клуб находился в тогдашнем Свердловске, в котором главным героем был Борис Ельцин. И на правах земляка доцент философии Бурбулис вошел в ближний круг Ельцина, которому тогда нужен был политический менеджер без собственных больших амбиций (которые были тогда и у Юрия Афанасьева, и у Гавриила Попова).

В общесоюзном публичном пространстве Бурбулис появился благодаря маленькой тактической неудаче демократов, смысла которой тогда никто не понял. Мурманский инженер Александр Оболенский, который должен был выдвинуть кандидатуру Бориса Ельцина против Михаила Горбачева на пост председателя Верховного совета СССР, неожиданно предложил самого себя (так союзная команда «уколола» нарождавшуюся оппозицию). Возникла растерянность, и Ельцина выдвинул Бурбулис, хотя это было и имиджево невыигрышно из-за эффекта землячества. Но выбора не было — счет шел на минуты.

Проблема политического менеджера заключается в том, что он молчаливо соглашается быть аппаратным человеком, не играющим первых ролей. Бурбулис же хотел быть именно публичным политиком, рассматривая менеджмент как путь к этой цели. Его кандидатура рассматривалась на должность российского вице-президента в паре с Ельциным в 1991-м, но электорально он мог не прибавить, а только убавить голосов (поэтому остановились на полковнике Александре Руцком, который помог Ельцину победить в первом туре, сорвав план союзного центра по мобилизации против него электоратов всех других кандидатов). Как первый вице-премьер Бурбулис осуществлял аппаратно-политическое прикрытие команде реформаторов во главе с Егором Гайдаром — формирование этого кабинета стало триумфом Бурбулиса, — но для нарождающегося политического класса он стал едва ли не большим аллергеном, чем Гайдар.

Что же до Ельцина, то Бурбулис ему был нужен именно как менеджер, способный как помочь прийти к власти, так и возглавить процесс демонтажа союзных структур и упразднения союзных элит. Многие демократы не могли себе представить не только распад СССР, но и как технически можно полностью ликвидировать огромную союзную властную конструкцию со съездом, Верховным советом, министерствами и прочая, и прочая. Бурбулис исходил из того, что в ситуации 1991 года это сделать легко: достаточно «выдернуть» в ведение России несколько структур, без которых нельзя обойтись (МПС, Минатом, посольства и др.). А министром может стать и человек без управленческого опыта — по образцу стран бывшего Варшавского договора. Такой подход соответствовал и интересам Ельцина, который не хотел существования потенциального конкурента в виде пусть даже слабого союзного президента. Характерно, что против такого развития событий почти никто тогда не протестовал: у находившихся в шоковом состоянии сторонников Союза не было политической воли. У Ельцина она была — а Бурбулис предлагал конкретные технологии.

Выполнив свою миссию, Бурбулис очень быстро перестал быть востребованным своим патроном. Выстроенных личных отношений у них не сложилось: слишком разными были эти люди. Он еще инерционно довольно долго оставался в политике, избирался депутатом Госдумы (и безуспешно претендовал на роль лидера ее фракции), в нулевые годы был членом Совета Федерации. Но постепенно переходил в сферу, с которой начинал — общественных наук. Многие политики конца 80-х проделали примерно такой же путь, но без хотя бы краткосрочного политического триумфа.


Алексей Макаркин, первый вице-президент Центра политических технологий

Коллаж ЕЖ