Алексей Макаркин, политолог, заместитель директора Центра политических технологий:

Абхазия – фактически протекторат России. Другое дело, что у нас как-то через запятую перечисляют Абхазию и Южную Осетию, а там разные ситуации. Южная Осетия хотела бы соединиться с Северной и войти в состав России, а Абхазия хочет, чтобы Москва её поддерживала и защищала, но при этом сохранить независимость. Однако получается, что Россия всё равно остаётся «последней инстанцией», и когда в Абхазии идут какие-то конфликты, Россия имеет большое влияние на внутренние процессы в республике.

При этом интересно отметить, что Россия не может спасти непопулярного президента. В Кремле хотели оставить Хаджимбу на его посту, но оказалось, что такой возможности нет. Россия может влиять на Абхазию, но не безгранично. С тем же Хаджимбой связана интересная история – много лет назад, после смерти первого президента Ардзимбы, шла конкуренция Хаджимбы и Багапши, победил всё-таки Багапш, несмотря на поддержку России. А Москва смогла настоять только на том, чтобы выстроить систему равновесия, сделавшую Хаджимбу вице-президентом. Так что Россия – последняя инстанция, но не безусловная, местные игроки в Абхазии могут настоять на собственных интересах, они не просто исполнители. Россия в первую очередь легитимирует сложившуюся ситуацию: несложно заметить, что сторона Хаджимбы не удовлетворилась ни решением Верховного суда, ни решением ЦИКа, но раз Россия сказала, что надо уходить, значит противостоять невозможно.

Но Россия ничего не приказывала, а просто приняла сложившиеся реалии: действующий президент не смог провести президентские выборы. После этого Хаджимбе ничего не оставалось, кроме как уйти. Но в республике уже давно выстроился устойчивый пророссийский консенсус. Кто бы там ни был президентом, он всё равно будет ориентироваться на Россию. То есть, хотя в Абхазии Москву не всегда слушают и последнее слово из Кремля скорее оформляет существующие реалии, а не диктует элитам, как себя вести, в Москве с этим соглашаются, так как понимают: кто бы ни пришёл, он всё равно будет ориентироваться на Россию. Так было и до 2008-го, а позже тенденция только сохранилась и укрепилась. И сейчас придёт следующий президент, но он тоже будет сотрудничать с Россией.

Инал Хашиг, главный редактор «Чегемской правды»:

Для нас в этом договоре важно то, что Россия даст Абхазии деньги на развитие экономики. Средства поступали и раньше, но они шли на социальную инфраструктуру, строительство школ, больниц, бассейнов, стадионов, которые потом становились неким дополнительным бременем, так как их надо ещё содержать. А сейчас эти средства будут потрачены на различные проекты, которые в будущем должны принести прибыль, и для нас это — самый привлекательный вариант.

Кроме того, в договоре идёт речь о модернизации абхазской армии. В силу своего экономического положения Абхазия сейчас не в состоянии провести модернизацию самостоятельно, а она очень нужна. Вооружение устарело, в основном это старое советское оружие, которым пользовались ещё 20 лет назад во время грузино-абхазской войны, и его необходимо заменить.

Также в договоре рассматриваются варианты развития абхазской экономики, подразумевающие превращение республики из тупикового пространства в транспортный узел, через который будут проходить грузы. Речь идёт о создании портов, постройке аэропорта. В общем, в экономическом плане договор очень перспективен.

Другое дело, насколько Абхазия воспользуется этими возможностями. Российская помощь приходила в страну и раньше, но власть была больше занята её распилами и не думала о последствиях. В конце концов абхазский бюджет стал очень сильно зависеть от внешних вливаний, сейчас он дотационный на 70%. Кроме того, появились довольно иждивенческие настроения в обществе. Так что сейчас важно, чтобы получаемая помощь была использована эффективно. Если это не удастся, то можно будет поставить крест на абхазском проекте независимого государства.

Вчера прошло два митинга, один в поддержку подписания договора, про другой можно сказать, что он был против. Но сами организаторы этого второго митинга утверждают, что они не отказываются от договора в целом. Одни заявили, что их не устраивает пара конкретных пунктов, другие требовали более широкого обсуждения на уровне экспертов. В реальности российско-абхазский договор просто стал ещё одной причиной для внутриполитических пикировок между новой властью и новой оппозицией. Они недавно поменялись местами, и теперь получили хороший повод схлестнуться. Но если бы не появился этот договор, то была бы найдена другая причина для демаршей.

Сергей Маркедонов, политолог:

Нельзя назвать подписание этого договора каким-то решающим шагом. С точки зрения практики мало что изменилось. Например, говорят, что Россия увеличила своё военное присутствие в Абхазии и русско-грузинская граница фактически сдвигается на реку Ингури. Но ещё в 2009 году была создана российская пограничная застава на территории Абхазии и соответствующее управление ФСБ. Решение о создании объединённой военной базы также было принято раньше. Так что перед нами не создание чего-то нового, а фиксация трендов, возникших после 2008 года.

Сложившуюся с того момента ситуацию можно охарактеризовать как серьёзное противоречие между двумя факторами. С одной стороны, есть желание абхазов создать собственный национальный проект, чего, кстати, нет в Южной Осетии: они были бы готовы объединиться с Северной Осетией в составе Российской Федерации. А абхазы претендует на собственное национальное государство. Но в то же время есть растущая зависимость от России: это и помощь в восстановлении, и бюджетные поступления, заметно выросшие с 2008 года, и вопрос безопасности.

И эта коллизия отражена в подписанном договоре. Его первый вариант был гораздо жёстче по части российского присутствия, но после переработки поменялось даже его название. Термин «интеграция» не используется, осталось «союзничество». Показательно и то, что абхазская сторона не стала подписывать договор в кулуарах. Новый президент Рауль Хаджимба как организатор оппозиционных выступлений против своего предшественника прекрасно понимает, чем заканчиваются такие вещи в условиях маленькой Абхазии. Подводя итог, можно сказать, что договор не открывает никаких новых возможностей, но фиксирует те реалии и те фундаментальные противоречия, которые сложились после 2008 года. Эти противоречия не сегодня появились и не сегодня разрешатся.