Человеку с нормальной психикой свойственно стремление к обеспеченной жизни. Одни сводят ее к хорошему жилью, питанию, удобной одежде. Другим нужен еще и простор для самовыражения. А некоторым для реализации своих амбиций нужна власть над согражданами, чтобы заставить их идти по выбранной ими дорожке. Одни предлагают развивать рынок и гарантировать право частной собственности, другие проповедают утопию коммунизма, т.е. всеобъемлющее планирование производства и потребления.

Человеческие сообщества устроены так, что интересы одних социальных групп противоречат интересам других. Чиновники хотят получать взятки, а простым людям важен уровень цен и зарплат. Опросы россиян показывают, что в июле 2019 г. в переменах были заинтересованы 45% молодежи, 38% пенсионеров, 4% владельцев крупного бизнеса и лишь 1% силовиков. Последних нынешнее состояние общества вполне устраивало. Но от того, кто и как реализует интересы и устремления  различных социальные групп, зависят успехи в модернизации страны и рост жизненного уровня населения.

Уровень жизни широких слоев населения определяется политической культурой народных масс, обычаями, их склонностью надеяться на доброго царя или, напротив, отстаивать свои интересы, убеждением, что важно их представительство во власти, нужна демократия. И главное: уровень жизни зависит и от того, есть ли у граждан страны стимулы зарабатывать, изобретать, осваивать новое, и тем самым повышать свой достаток.

С 1974 по 1990 год более 30 стран Европы, Азии и Латинской Америки перешли от авторитаризма к демократии. Эти страны экономически более развиты, в них выше уровень жизни.  Но как удалось совершить такой переход? Ведь даже если просто обеспечить право граждан на честные выборы, то нет никаких гарантий, что по воле масс со средневековым сознанием и националистическими пережитками к власти не придет диктатор. Так было в Веймарской республике, которая закончилась приходом к власти Гитлера. Так было с постсоветской российской демократией, которая привела нас к путинскому авторитарному режиму. Институты демократии работают только тогда, когда в обществе преобладает гражданская политическая культура. Когда этого нет, демократические институты не просто бесполезны, но и вредны.

Еще надо учесть, что на наше поведение влияют и наши инстинкты. Инстинкт повиновения вождю у нас в крови, да еще и закреплен в нашей культуре. Он наглядно проявляется в поддержке значительной частью россиян несменяемости авторитарного правителя. Его многие боготворят, даже несмотря на падение своего жизненного уровня.

Есть расхожее утверждение, что бытие определяет сознание. Действительно, привычная жизнь в условиях крепостной зависимости подвигла многих крестьян выступать против отмены крепостного права. В 1917 году Съезд крестьянских делегатов выступил против частной собственности на землю, за общинное перераспределение наделов. Реалии жизни в условиях социализма и угроза репрессий сформировали у миллионов советских граждан терпимость к дефициту товаров и произволу номенклатуры КПСС. Но как только кандалы ослабли, миллионы вышли на митинги в поддержку реформ и против ГКЧП. То есть наше бытие не заглушило желание жить лучше и свободнее, советское сознание отступило. Однако позже, столкнувшись с невзгодами, связанными с переходом к рынку, многие затосковали по советскому прошлому, по товарищу Сталину. А пожилые часто тоскуют и по сей день.

Кто продвигает реформы, кто заимствует опыт развитых стран, кто знает, как изменить наше бытие? Узкая прослойка информированных и образованных граждан. Именно они предлагают, пропагандируют назревшие изменения в обществе, смену институтов, законов, обычаев, правоприменительной практики. Далеко не всегда эта пропаганда находит массовый отклик. Если сегодня среди россиян устроить референдум о выборе  предпочтительного курса политики, то, скорее всего, большинство выскажется за выбор «особого пути», согласится, что «кругом враги» и надо больше денег тратить на оборонку. Скажется влияние телевидения.

Иногда обстоятельства складываются так, что жителям страны везет. К штурвалу в условиях авторитарных традиций встает человек, нацеленный на полезные для населения перемены. Например, Горбачев осознавал, что СССР нуждается в реформах. Он не был демократом, но он запустил процесс. И пусть новые законы писали уже другие люди, но начал модернизацию страны именно он. И Ельцин не был экономистом, но он внушал доверие людям. А главное, понимал, что без отказа от химеры государственного планирования, без развития частной собственности нам из отсталости не выбраться. Он подписал проект первого закона о приватизации, указ о свободе торговли. Он предложил Егору Гайдару сформировать Правительство реформ, отпустившее цены  и вернувшее в Россию рынок и конкуренцию.

Когда население ждет чуда от «национального лидера», не обладая в массе своей знаниями о механизмах рыночной экономики, финансах и праве, то от того, кто этот лидер, какие у него цели и интересы, зависит будущее страны. Однако на одного Ли Куан Ю, посвятившего свою жизнь росту благосостояния народа Сингапура, приходятся десятки корыстолюбивых диктаторов вроде Мобуту. Последние удовлетворяют свои амбиции и купаются в роскоши. Народ для них — не более чем сырье. В России в течение последних двадцати лет власти целенаправленно снижали курс рубля к доллару, что вело к росту цен на импортные товары, к инфляции и снижению уровня жизни простых людей. Но это было выгодно друзьям президента, имеющим возможность присваивать доходы в долларах от экспорта нефти и газа. Ведь чем ниже заработная плата российских рабочих в валюте, тем ниже себестоимость экспортируемого продукта и больше прибыль.

Люди готовы принять как аксиому, что демократия — это хорошо, авторитаризм — это плохо. Но в жизни настоящее часто определяется прошлым. Полезно знать опыт стран, в которых авторитарное прошлое послужило основой демократического настоящего. Ведь даже при авторитарной власти и рыночной экономике формируется слой состоятельных и образованных граждан. Они постепенно образуют гражданское общество, в котором формируется социальный запрос на политическую модернизацию, запрос на представительство граждан во власти. Европейский лозунг времен буржуазных революций «Сначала представительство — потом налоги» актуален для всего мира.

Возможна ли демократия западного типа (а другой мир не знает) в странах, где не было европейской политической и культурной традиции? Опыт Южной Кореи — хороший повод для раздумий.

В момент прихода к власти в результате государственного переворота генерала Пак Чон Хи в Южной Корее не было ни сырьевых ресурсов, ни финансов, ни квалифицированных кадров, ни оборудования. Зато были нищета, голод в деревнях весной, перебои с электричеством даже в Сеуле, ни одного дома выше трех этажей и люди, готовые добросовестно работать за гроши. Далеко не все в Южной Корее готовы признать, что своим нынешним процветанием они во многом обязаны Пак Чон Хи и его «диктатуре развития».

Утром 17 мая 1961 года жители южнокорейской столицы обнаружили на улицах танки. В стране произошел государственный переворот («военная революция»), во главе которого стоял генерал Пак Чон Хи. Для большинства это не было неожиданностью — переворота ждали уже несколько недель. В апреле 1960 года массовые выступления привели к падению режима престарелого диктатора Ли Сын Мана. Однако корейцев, ожидавших наступления золотого века демократии, скоро постигло разочарование. Даже сегодня большинство современников тех событий вспоминает о демократической «Второй республике» (апрель 1960 — май 1961 года) как о годе хаоса, коррупции и экономического развала. Поэтому решение армии вмешаться в политику приветствовали многие. Армия символизировала порядок. Первый в истории Южной Кореи демократический режим просуществовал один год и один месяц.

Май 1961 года – 1971 год: мягкий авторитарный режим, «имитационная демократия»

В мае 1961 года в стране снова установился авторитарный режим — и оставался четверть века, до лета 1987 года. Впрочем, формально Пак Чон Хи в 1963 году оставил военный пост, провел президентские выборы и выиграл их. В целом они были честными — суровый и немногословный генерал твердой рукой устанавливал порядок и в уставшей от хаоса стране нравился многим. Тем не менее даже первые 10 лет относительно мягкого правления Пак Чон Хи были временем авторитаризма: участников несанкционированных демонстраций сажали в тюрьмы, прессу цензурировали, особо упрямые и активные антиправительственные издания закрывали. Под полным запретом оставались коммунистическая и иные леворадикальные идеологии.

Но между авторитарным режимом Ли Сын Мана, свергнутым в апреле 1960 года, и авторитарным режимом Пак Чон Хи (и его приемника Чон Ду Хвана) существовало важное отличие. Ли Сын Ман в экономике мало что понимал и всерьез ее не воспринимал, считая, что поддержание правильного идеологического настроя в обществе куда важнее решения скучных экономических задач. Пак Чон Хи и его окружение четко понимали, что судьба их режима и страны зависит в первую очередь от того, удастся ли им вывести Южную Корею из экономического тупика.

Экономическое положение Южной Кореи в начале 1960-х годов было катастрофическим. В момент раздела страны в 1945 году практически вся промышленность и энергетика были сосредоточены на Севере. Южная Корея по уровню ВНП на душу населения отставала не только от Мексики и Нигерии, но даже от Папуа — Новой Гвинеи. В стране не было природных ресурсов, за исключением небольших запасов низкокачественного угля, добычу которого прекратили за нерентабельностью.

Перед новой властью стояла, казалась бы, неразрешимая задача — «всё устроить из ничего». И она была решена: на протяжении правления Пак Чон Хи (1961–1979) годовой рост ВНП составлял 9-10%, изредка поднимался до 12-14% и никогда не опускался ниже 5%[2]. Южная Корея превратилась из развивающейся в развитую страну.

Методы Пака и его окружения не были оригинальными. Влияние на корейских авторитарных модернизаторов оказал хорошо известный им японский опыт. Похожие процессы развертывались в 1960-1970-е годы на Тайване, в Сингапуре. После 1980 года эта модель, которую называют «диктатурой развития», была скопирована и экс-коммунистическими режимами Китая и Вьетнама.

Выбранная Пак Чон Хи стратегия сводилась к созданию экспортно-ориентированной экономики. Из-за границы ввозились сырье и полуфабрикаты, они обрабатывались, и готовая продукция экспортировалась. В отсутствие природных ресурсов альтернативы не было. Единственное, на что можно было делать ставку, были люди, готовые добросовестно работать за гроши. Благо, таких людей хватало — народы Восточной Азии всегда отличала высочайшая трудовая культура. Характерно, что зарплата корейских рабочих на сборочных производствах, выпускавших электронику, в 1960-е годы была в 10 раз ниже американской, а производительность — в 2,5 раза выше.

Развивать экспортно-ориентированную экономику было сложно, потому что в момент прихода к власти Пак Чон Хи в Южной Корее не было ни финансов, ни квалифицированных кадров, ни оборудования. Это вынудило на первых порах сделать ставку на легкую промышленность, подъем которой не требовал крупных капиталов, высоких технологий и образованных кадров. Сотни тысяч сельских девушек уходили в города, где в бесчисленных швейных мастерских шили одежду и обувь, делали парики и игрушки, которые экспортировались в западные страны.

Условия труда были очень тяжелыми: нормой считался один выходной в месяц, а продолжительность рабочего дня редко бывала меньше 10 часов. Хозяева экономили на производственных площадях, а часто и на объеме — высота перекрытий в цехах была чуть больше 1,5 метров. Девушкам приходилось работать сидя на полу и добираться до рабочего места на четвереньках. Впрочем, большинству эти условия казались если не райскими, то вполне приемлемыми: работницы хорошо представляли себе, какую жизнь им пришлось бы вести в родной деревне.

Власти использовали либерально-демократическую риторику, которая имела последствия. Под ее влиянием авторитарный режим был вынужден имитировать демократические институты и терпеть оппозиционную деятельность. Даже в моменты максимального ужесточения южнокорейского авторитаризма (1972–1979 и 1981–1987) в стране действовали оппозиционные партии и проходили конкурентные парламентские выборы. В этом Южная Корея резко отличалась от Северной Кореи, в которой с 1957 года, по официальным сообщениям, в выборах неизменно участвовало 100% зарегистрированных избирателей и все они голосовали за официальных кандидатов.

До определенной степени использование либерально-демократической риторики, равно как и необходимость соблюдать приличия и не отпугивать западных спонсоров, способствовали тому, что южнокорейский авторитаризм был достаточно мягким. В условиях, когда авторитарный режим стабилен, политики и чиновники могут беспрепятственно заниматься долгосрочным планированием, поскольку им (и их партии) нет необходимости набирать очки к очередным выборам. В Южной Корее власть посчитала одной из главных своих задач инвестирование государства в инфраструктуру.

Те, кто проводил «диктатуру развития» в жизнь, подавляли, особенно на первом этапе, рабочее движение. Главным конкурентным преимуществом стран Восточной Азии на мировом рынке в те времена была дешевая и качественная рабочая сила. Правительство, пресекая протесты независимых профсоюзов, делало все, чтобы зарплаты оставались на прежнем уровне.

Сам бывший левак, генерал-президент понимал: коммунистические идеи возникают не на пустом месте и не в результате манипуляций «агентов Пхеньяна, Пекина и Москвы», поэтому для обеспечения социальной справедливости боролся с имущественным неравенством. Уровень имущественного неравенства в эпоху корейского экономического чуда был примерно таким же, как в европейских странах. Жестко пресекалось и демонстративное потребление верхушки. Широкую известность получил скандал, который президент устроил нескольким олигархам после того, как их жены появились на приеме, увешанные бриллиантами. Корейский олигарх образца 1970-х годов должен был жить скромно.

Пак Чон Хи понимал, что без западной поддержки реализовать свои планы ему не удастся. Доходило до того, что южнокорейские спецслужбы напрямую подкупали американских политиков. Так, в 1976 году разразился скандал, связанный с десятью американскими конгрессменами, которые получали взятки и регулярно голосовали за выделение Южной Корее помощи и льготных кредитов.

1972–1979 годы: жесткий авторитарный режим

В 1972 году Пак Чон Хи объявил о реформе конституции, фактически совершив переворот и превратив умеренно авторитарный режим в откровенно диктаторский с элементами культа личности. Прямые выборы президента были отменены. Отныне президента выбирала коллегия выборщиков, которая им же и назначалась. Вдобавок на выборах 1972 и 1978 годов Пак был вообще единственным кандидатом. Выборы в парламент сохранились. Была ужесточена цензура, регулярно проводились спецоперации против оппозиционных лидеров.

Можно спорить о причинах, по которым Пак Чон Хи затеял переворот. Скорее всего, боялся потерять власть. Выборы 1963 и 1967 годов он выиграл с весомым преимуществом и минимальными фальсификациями, а на выборах 1971 года набрал лишь 51% голосов против 44% у его противника. К понятному для политика нежеланию потерять власть примешивались и идеологические соображения. Экс-генерал считал, что если в результате выборов к власти придут гражданские политики, то от прежнего порядка не останется и следа.

Действительно, переход в 1972 году от мягкого к жесткому авторитаризму экономике не повредил. Наоборот, модернизация вступила в новую фазу: с начала 1970-х годов Южная Корея активно развивала автомобилестроение, судостроение, нефтехимию, металлургию. Решающую роль в экономике стали играть концерны-чеболи — огромные многопрофильные фирмы, как правило, без четкой специализации, выпускающие все, от швейных машин до компьютеров, от стального проката до микросхем. Правительство отбирало бизнесменов, умевших действовать на перспективу, и предоставляло их компаниям режим наибольшего благоприятствования. Олигархов в Южной Корее фактически назначали.

К идее выращивания карманных олигархов многие в Корее относились с предубеждением. Критики указывали на то, что скроенная по такой модели элита неизбежно погрязнет в коррупции, которая действительно имела место, но по сравнению с большинством стран Азии была умеренной. Возможно, важную роль тут сыграл сам Пак Чон Хи, которого даже идейные противники не обвиняли в коррупции. Деньги у олигархов он брал, но тратил не на дворцы и бриллианты для любовниц, а на проекты, финансировать которые легальным путем было затруднительно (например, на программу создания ядерного оружия). Личное бескорыстие Пак Чон Хи заставляло окружение сдерживать свои коррупционные аппетиты, что не мешало откатам цвести в Южной Корее пышным цветом.

Правительство не ограничивалось поддержкой карманных олигархов, активно развивало транспортную инфраструктуру (еще до массовой автомобилизации началось строительство скоростных дорог), энергетику, образование — сферы, для частного капитала неподъемные или не представляющие интереса.

Однако все «диктатуры развития» имели одну особенность: экономический успех неизбежно подрывал их политическую базу. С ростом благосостояния повышался образовательный уровень и формировался средний класс, а за этим неизбежно следовали политические перемены. Так было и в Южной Корее, и на Тайване, власть сменилась практически одновременно, в конце 1980-х годов.

На начальном этапе население поддерживало режим Пак Чон Хи. К концу 1970-х годов южнокорейцы, большинство которых выросло в нищете, стали есть досыта, сменили лачуги на относительно приличное жилье, обзавелись телевизорами (в конце 1980-х годов к списку общедоступных благ добавился собственный автомобиль). Кроме того, кровавый хаос конца 1940-х годов, когда в Корее фактически шла гражданская война, и последовавший за ней северокорейский блицкриг 1950 года накрепко засели в памяти этого поколения. Люди боялись нового нападения Севера, а еще больше — политической нестабильности, поэтому были готовы мириться с авторитаризмом и цензурой, лишь бы они обеспечивали внешнюю и внутреннюю безопасность.

Однако их дети, родившиеся уже в 1950-1960-е годы и получившие университетское образование, о котором родители не могли и мечтать, относились к происходящему совсем по-другому. Экономический рост не мог не радовать, но их все больше тяготил этот режим — с жесткой цензурой, преследованием неугодных политиков (власть всякий раз все списывала на несчастный случай), полным контролем за интеллектуальной средой. Да и старшее поколение стало относиться к правящему режиму более критически: хаос 1940-х и 1950-х годов ушел в прошлое, росла уверенность в собственных силах и диктатура уже не казалась неизбежным злом.

Южная Корея начала 1980-х годов резко отличалась от Южной Кореи начала 1960-х годов. За 20 лет ВНП на душу населения увеличился почти в 4 раза (с 1,1 тыс. до 4,3 тыс. долларов), доля городского населения — в 1,5 раза (с 35 до 57%). Образование стало во много раз более доступным. В 1960 году после начальной школы в среднюю поступило 49% детей (остальные шли на производство), а в 1980 год среднюю школу закончило 96% подростков, 27% окончивших среднюю школу получало высшее образование, о котором практически никто в предшествующем поколении и не мечтал. Иными словами, Южная Корея в 1980 году хоть и отставала от развитых государств, уже существенно опережала страны третьего мира. В ней сформировался многочисленный и образованный средний класс, возникли крупные современные предприятия, на которых трудились тысячи рабочих, росло влияние независимых профсоюзов.

26 октября 1979 года Пак Чон Хи был застрелен начальником Центрального разведывательного управления. Какую цель преследовал убийца, осталось невыясненным. Но главный разведчик был предан суду и через 7 месяцев казнен.

Май 1980 года – 1987 год: укрепление жесткого авторитарного режима, нарастание кризиса

В марте 1980 года оппозиционно настроенные студенты вышли на улицы Сеула с требованием пересмотреть конституцию, ввести прямые выборы президента и главное — установить в стране полную демократию. В грандиозной демонстрации на площади перед сеульским вокзалом участвовало более 100 тыс. человек, в основном студенты. Началась так называемая сеульская весна.

Чон Ду Хван, понимая, что потеряет только что полученную власть, в мае 1980 года ввел военное положение. Контроль над Сеулом он восстановил быстро, но на юге, в Кванджу, самом оппозиционном городе, военные столкнулись с вооруженным сопротивлением. Восстание было подавлено, погибло немало жителей. Кванджу стал для многих символом города, так и не смирившегося с диктатурой. К лету 1980 года военной верхушке удалось пригасить мощную волну протеста, Авторитарный режим, похожий на режим «позднего Пак Чон Хи», несколько окреп.

Чон Ду Хвану продержался у власти несколько лет и обогатился за это время, в отличие от своего аскетического предшественника он был вороватым, народ об этом догадывался. Править ему пришлось в условиях крайней нестабильности. Массовые студенческие демонстрации вспыхивали по любому поводу. Те немногие студенты, кого устраивал режим, предпочитали помалкивать, прекрасно понимая, что любого из них университетская среда немедленно подвергнет остракизму. Да и режим не мог позволить себе совсем уж прямо применять насилие: страна поддерживала широкие контакты с либерально-демократическим Западом, некоторый декорум следовало соблюдать. В стране продолжал действовать парламент, в котором неплохо была представлена оппозиция, активно и умело пользовавшаяся трибуной.

Время парадоксальным образом работало против режима. Экономика набирала темпы, двигаясь по проложенным Пак Чон Хи рельсам (ВНП в 1981-1987 годах рос в среднем по 8,8% в год), укреплялся средний класс, более доступным делалось образование, современный вид приобретали города — все это усиливало оппозицию и подрывало «диктатуру развития».

Лето 1987 года: демократическая революция

Кризис достиг апогея летом 1987 года. По городу разнеслось, что полицейские замучили до смерти арестованного студента-активиста из Сеульского государственного университета, еще один студент погиб в столкновении с полицией. Масла в огонь подлил Чон Ду Хван, который назначил своим преемником близкого друга генерала Ро Дэ У. Общество восприняло это как сигнал: военная верхушка намеревается править вечно — и отреагировало недвусмысленно. В Сеуле на демонстрации вышло около 1 млн человек, причем не только студенты, но и горожане среднего возраста: рабочие, служащие, интеллигенция. Если в 1980 году большинство жителей пусть не без колебаний, но смирилось с возвращением авторитаризма, то в 1987 году такой поворот событий их не устраивал. Причем недовольство в Южной Корее не было связано с экономическими трудностями, демократическая революция 1987 года проходила в условиях рекордного экономического роста, который продолжался почти четверть века.

Вдоволь наевшись риса, отправив сына в университет и задумавшись о покупке автомобиля, средний корейский горожанин понял, что теперь ему нужны честные выборы и свободная печать. Главными требованиями демонстрантов были переход к прямым выборам президента, снятие ограничений на деятельность оппозиционных партий и профсоюзов, включая левые и рабочие. Впрочем, последние заметной роли в стране не играли: большинство южнокорейцев, позитивно относившихся к положению дел в экономике, выступали за переход к либеральной демократии, а не за радикальный социальный слом. Поэтому решающую роль в движении играли политики либерального толка Ким Ен Сам и Ким Тэ Чжун.

Генералы поняли, что режим большинству южнокорейцев надоел и надо готовить отступление. 29 июня 1987 года военные объявили, что согласны на требования демонстрантов. Армия вернулась в казармы. Так свершилась демократическая революция. Кровь не пролила ни одна из сторон, чему способствовало несколько факторов.

Во-первых, Чон Ду Хван и его окружение не были готовы к серьезному кровопусканию. В 1980 году в повстанцев Кванджи войска стреляли на поражение, а в Сеуле в 1987 году в ход шли дубинки и гранаты со слезоточивым газом.

Во-вторых, Вашингтон, отношения которого с Москвой быстро улучшались и, соответственно, отступала на второй план стратегическая роль Южной Кореи, перестал смотреть на деяния южнокорейских генералов сквозь пальцы. Принимая сторону оппозиции, США особо не рисковали: хотя часть южнокорейских студентов-радикалов выступала с антиамериканскими лозунгами, в целом оппозиция относилась к США хорошо, а ее лидеры считали американскую политическую модель образцом для подражания. Впрочем, совсем уж прямой поддержки южнокорейской оппозиции США не оказывали, ограничившись выражением симпатий.

В-третьих, Чон Ду Хван и его окружение здраво рассудили, что если пойти на компромисс с явно берущей верх оппозицией, то ее лидеры сочтут разумным гарантировать личную неприкосновенность сторонникам режима. Поскольку оппозиция, несмотря на отсутствие четкой организации, имела авторитетных лидеров (Ким Тэ Чжуна и Ким Ен Сама), она была, как сочли военные, вполне договороспособной. Правда, впоследствии данные Чон Ду Хвану гарантии неприкосновенности были нарушены, ему грозила смертная казнь. Но все закончилось коротким тюремным заключением и конфискацией значительной части незаконно нажитых богатств. Соратники Чон Ду Хвана не пострадали, сохранив имущество и политическое влияние. О люстрациях речи не было, нарушения прав человека, совершенные при военной диктатуре, расследовались формально. Весь государственный аппарат остался на своих местах, не произошло особых перестановок в судебных и полицейских учреждениях.

После капитуляции военных в 1987 году была пересмотрена конституция: отменена цензура, разрешена деятельность независимых профсоюзов, введены прямые выборы президента. Избираться он имел право только на один срок, но при этом сохранял большую власть.

Первые выборы прошли в декабре 1987 года. Поскольку Ким Ен Сам и Ким Тэ Чжун, два главных демократических лидера, не смогли договориться друг с другом, оппозиция оказалась расколотой и выборы выиграл бывший генерал Ро Дэ У, которого Чон Ду Хван назначил своим преемником. О возврате к диктатуре речь не шла — президент уже играл по новым правилам. Активно участвовали в политике и выходцы из окружения бывшего диктатора. Главная южнокорейская правоконсервативная партия, ныне известная как партия «Сэнури» («Новый мир»), является партией бывших диктаторов и их окружения. Она находится у власти с 2008 года, а в 2012 году ее кандидат выиграл президентские выборы — Пак Кын Хе является не только руководителем партии «Сэнури», но и дочерью Пак Чон Хи.

В результате реформ конца 1980-х годов Южная Корея превратилась в демократическое и богатое государство. Хотя далеко не все в Южной Корее готовы признать, что своим нынешним процветанием они во многом обязаны Пак Чон Хи и его «диктатуре развития».

Источник: Ланьков А. Взлет и падение «диктатуры развития» в Южной Корее // Отечественные записки. № 6 (57), 2013.

Фото: 01.03.2019. 100-летнюю годовщину объявления Декларации независимости Кореи отмечают в Сеуле. YONHAP/EPA\TASS