Базовая характеристика  культуры россиян — экстенсивная модель человеческой деятельности. Повышение объема продукции мы обычно достигаем за счет привлечения дополнительных ресурсов. Напротив, «интенсивная модель» — это тот тип хозяйствования, где повышение объема и качества продукции достигается за счет усовершенствования технологий, оптимизации производственного процесса, более рационального использования рабочей силы и материальных ресурсов.

Важно осознать, что экстенсивная доминанта сознания представляет собой цивилизационную характеристику российской культуры. Она в равной степени характерна для крестьянства, интеллигенции, правящей элиты. Она находит выражение в идеологии, системе априорных представлений о России, ее исторического пути, естественных способах разрешения любых проблем. Экстенсивная ориентация сознания и экстенсивная система разрешения проблем усваивается с детства и входит в плоть и кровь каждого россиянина.

В последней четверти XIX века российская экономика развивалась довольно энергично. Возникали новые производства, строились железные дороги, формировался единый общенациональный рынок. Эти процессы шли до 1914 года, а во время войны за счет чрезвычайных усилий были достигнуты впечатляющие новые результаты. Однако  развитие носило экстенсивный характер. Объемы производства достигались за счет привлечения новых ресурсов, как материальных, так и человеческих.

При том что в стране складывался сектор экономики, интенсивный по своей природе, он существовал в  традиционно экстенсивном обществе, что порождало существенные проблемы и сдвигало современное промышленное производство к экстенсивным решениям.

В стране разворачивалась городская революция. Люди из деревни переселялись в города. Наиболее продвинутые российские промышленники устанавливали высокопроизводительное современное оборудование, разумеется, импортное. В целом же шел процесс экстенсивного промышленного развития страны с большим человеческим и ресурсным потенциалом, застрявшей в предыдущие эпохи и отстающей от передовых стран  Европы на 100-150 лет.

Большевистская революция сломала эту модель развития. Многие историки оценивают советский режим как диктатуру развития. Отмечают, что цели развития были заложены в базовые идеологические и политические документы, должны были стать руководством к действию. Если даже забыть о тех методах, с которыми большевики добивались решения поставленных задач, то каков результат?

Проблема сельхозпроизводства в СССР оказалась принципиально неразрешимой. Последовательное перемещение людей в города привело к тому, что к 1960 году городское и сельское население РСФРС уравнялись. Иными словами, один сельский житель должен был кормить двух человек — себя и одного горожанина. Однако советское сельхозпроизводство оказалось не способным к этому. С 1963 года  СССР в больших объемах закупает зерно в США и Канаде. Проблема в имманентно экстенсивном характере советского сельхоз производства. Согласно американским данным, «если в 1954-1958 годах средняя урожайность пшеницы в СССР достигала 7,3 центнера с гектара, то к 1962 году она снизилась до 6,1 центнера».[1] Это намного ниже, чем в США и Канаде.

Советское правительство видело решение названных проблем на путях экстенсивного развития. Программа «Освоения целинных и залежных земель», разворачиваемая с 1954 года, была чисто экстенсивным решением.

Существует понятие внутренняя колонизация — заселение и хозяйственное освоение пустующих окраинных земель страны. В Западной Европе эти процессы завершились в XIV веке. Мы умудрились двигаться по данному пути в середине ХХ века. Довольно скоро специалисты заговорили об эрозии почв на целине в силу варварской эксплуатации, а урожаи стали падать.

  
Развитие советской промышленности также было экстенсивным. В начале 30-х годов на фоне Великой депрессии в Америке и Германии сравнительно недорого закуплено порядка 2000 предприятий (заводов, электростанций), которые собраны и запущены в СССР. Само по себе это было огромным рыком. Заводы построены, люди из колхозной деревни бежали в города и становились рабочими современных предприятий. Важно осознать, что все эти заводы, создаваемые в странах с рыночной экономикой, переместились в социалистическое общество с плановой экономикой и работниками, напрочь чуждыми как мотивов интенсификации, так и ментальных установок на инновации и продвижение их в жизнь.

С момента запуска импортированные предприятия выпускали ту продукцию, на которую они были сориентированы их создателями. Со временем станки изнашивались. Сказывались отечественная культура производства, качество сырья, входной и межоперационный контроль. В итоге качество продукции  неизбежно снижалось. Но самое главное было в другом: как показала история, советское общество оказалось не способным к созданию новых моделей продукции, сопоставимых с новыми образцами в странах — создателях этих предприятий. Как правило, у нас происходило варьирование характеристик исходного образца. К нему что-то добавляли, меняли те или иные блоки. При этом исходные базовые характеристики сохранялись неизменными. Поскольку в рамках государственной плановой экономики не существовало конкуренции за потребителя, ничто, кроме заклинаний руководства, не понуждало предприятия переходить к производству чего-то нового, более эффективного, того, что привлекло бы внимание потребителя.

 В СССР директивные органы создавали планы по совершенствованию модельного ряда продукции и разработке новых образцов. Заводы получали новые, более современные станки и другое оборудование. Однако новые модели фатально оказывались подновленными вариантами исходной продукции, а новое оборудование могло годами    лежать на складе. Дело в следующем: надо было разобрать и снять вчерашние станки, установить новые, отладить их, научить работников работать на этом оборудовании. Отладить изменившуюся технологическую цепочку. Это была такая головная боль, которую по возможности отодвигали на потом. Базовый аргумент, звучавший в оправдание: «У нас все силы уходят на выполнение плана». Понятия эффективности производства и жесткой связи эффективности с качеством продукции в СССР не существовало.

  
Таким образом, закупка или получение по репарациям импортного оборудования обеспечивали одноразовый эффект. За пять-десять лет «там» происходил очередной качественный скачек, и отечественный аналог западного производства отставал навсегда.

Иными словами, дело далеко не только в рабочих. Самые разные начальники, чиновники, элита на практике тяготели  к имитации интенсивной стратегии, писали красивые солидные отчеты и стремились предельно облегчить свою жизнь, поскольку четко понимали, что движение по интенсивному пути натолкнется на  массовое противодействие и встретит непреодолимые препятствия.

Импортированные производства были, так сказать, флагманами отечественной экономики. Что  же происходило в других секторах? Эти сектора сильно различались. Но среди них были специальные зоны, в которых люди занимались бессмысленным трудом вперемежку с откровенным ничегонеделанием. В СССР в массе организаций зарплата была пособием по скрытой безработице. Так, в Москве была масса контор, в которых   месячный объем работы можно было выполнить за 5-7 рабочих дней. Сверх всего прочего сама эта работа была бессмысленной. В итоге сотрудники по пять раз в день пили чай с сушками, вели бесконечные разговоры, придумывали для себя поездки в министерство и другие организации для того, чтобы «свалить» с работы. Целый сектор общества занимался видимостью «бурной деятельности».

Если рабочие на производстве работали не слишком напрягаясь, с перекурами, то в массе «контор» люди  приходили ровно в девять, уходили ровно в шесть, и больше от них ничего не требовали. Читать книги на рабочем месте было нельзя, спать тоже. За этим следили. В остальном же ты был предоставлен самому себе.

Существовал принцип: надо дать людям работу. Насколько эта работа осмысленна, каково ее качество, никого не интересовало. Важно, чтобы отчетность была в порядке и нормативы соблюдены. В итоге городские службы постоянно клали асфальт, а затем вскрывали его,  меняли коммуникации и клали асфальт заново. Такая картина была абсолютно привычной.

Экстенсивный ответ на  возникающие проблемы был  универсальным. Поскольку высокое качество требует современного оборудования, соответствующей культуры производства, учет всех факторов при конструировании, как правило, советское уступало импортному. И по производительности, и по качеству, и по сроку службы. Этот дисбаланс компенсировали количеством выпускаемой продукции. Выйти на новый уровень качества фатально не получалось. Получалось сделать больше, но худшего качества.

Дело не в наших ученых или конструкторах. Создавались интересные и перспективные образцы, но их неизменно «заворачивали» либо при запуске в производство образец «дорабатывали» до технологического уровня на тех заводах, которым поручали выпуск этой продукции.

Сверх всего прочего советская власть выпускала горы вооружений, заведомо превосходящие реальные потребности любой будущей войны. Военные заводы не могли простаивать. Склады вооружений до сих пор не удалось распродать в третьи страны. Иными словами, экономика прожигала огромные ресурсы, омертвляя их в военной технике. Они не умножали богатство страны, не работали на рост экономики и жизненного уровня.

Советские газеты  писали о том, что в колхозах и совхозах руководству приходится зарывать собранный урожай яблок, помидоров и других плодов, поскольку не было людей и техники, для того чтобы доставить урожай потребителю.  Непредвзятому наблюдатели наша экономика представлялась неким монстром, абсолютно неуправляемым, не зависящим от воли людей и работающим на себя самое.

В СССР ценой перерасхода ресурсов могли создать выставочный экземпляр некоторого товара отличного качества. Либо лепить массовую продукцию морально устарелую и специфически советского качества. Но создавать что-либо дешевое и безупречного качества советская система не могла в принципе.

В силу всего сказанного выше в послевоенную эпоху в  СССР накапливалось технологическое отставание. Советская экономика твердо вошла в третий технологический уклад, с трудами включалась в четвертый (к примеру, по компьютерам  СССР безусловно отставал и компенсировал отставание импортом), но предсказуемо остановилась на пороге пятого технологического уклада (электронная промышленность, роботостроение, информационные технологии). Поскольку ключевой фактор уклада —  микроэлектронные компоненты. Пятый уклад начинает разворачиваться в 70-е годы. С этого времени советская экономика безнадежно отстает.

Социалистическая экономика советского образца была собранием противоестественных норм и отношениями. Это начиналось на самом низовом  уровне — отдельного человека — и завершалось на уровне Политбюро. Система хозяйства, в которой не было денег, не было цены на что бы то ни было — ресурсы, товары, услуги, рабочую силу, — поскольку цену устанавливает рынок, а не Госплан. Хозяйство, в котором эффективность производства, себестоимость, востребованность продукции никого не интересовали. Ибо здесь не работали механизмы  самоорганизации, обеспечивающие разорение неэффективных и переход производств в руки эффективного собственника. Важно было соблюдать формы отчетности и удовлетворять предписанным показателям. Об этом материке можно писать бесконечно. Желающий может обратиться к замечательной «тамиздатовской» книге  Игоря Ефимова «Без буржуев».[2]

Фундаментальная особенность социалистической системы хозяйства состояла в том, что она в принципе не могла развиваться интенсивно. Интенсивное развитие предполагает зрелый рынок, а значит — напряженную конкуренцию за потребителя, развращенного великолепными товарами самого разного ценового уровня. В СССР существовало убеждение: народное хозяйство существует для того, чтобы дать людям работу. Истоки этого убеждения — культура традиционного крестьянства, ведущего натуральное хозяйство. Крестьянин работал, чтобы прокормить себя и семью. На самом же деле цель существования нормальной экономики — создавать товары и услуги по своему качеству, цене и ассортименту отвечающие запросам потребителей. Работник, не способный удовлетворить запросы потребителя на конкурентном рынке, должен сидеть на пособии по безработице и получать еду из рук «Армии спасения». В нормальной рыночной экономике неэффективный собственник обречен быстро разориться, а его собственность (в том числе земли и используемые ресурсы) перейти к собственнику эффективному. При социализме этого быть не может, и это было важнейшим завоеванием социалистической революции в глазах миллионов россиян.

Но для того чтобы экономика страны развивалась, необходим беспощадный отбор, что в состоянии обеспечить только  рынок. Никакая  государственная экономика, никакие решения партии и правительства, никакая  идеологическая работа не в состоянии заставить людей трудиться так, как им приходится трудиться, если есть угроза утраты работы или потери бизнеса.

Отметим еще один момент: российская экономика традиционно тяготеет к  ресурсной ренте. Понятно, что эта ориентация несовместима с интенсивным развитием.  Главная забота — найти нечто, что сравнительно легко добыть, если это необходимо, слегка переработать и доставить на мировой рынок, с тем чтобы существовать на деньги, вырученные от продажи этого товара. Энергоносители, древесина, товары первого передела — прокат черных и цветных металлов (алюминий, медь, титан, олово, свинец; слитки, прокат, профили из легированной нержавеющей стали и т.д.).

Что же касается «оборонки», то здесь, наряду с блистательными инженерными решениями, с каждым послевоенным десятилетием неумолимо сказывалось технологическое отставание. Добротное советское «железо» (конструкции, двигатели) хронически проигрывало Западу в электронном оснащении. В итоге советский проект проиграл в жесткой конкурентной борьбе и рухнул в начале 90-х годов. Новая российская власть декларировала верность либеральным и демократическим ценностям.

С тех пор прошло чуть меньше тридцати  лет. Советский Союз распался, автаркия сменилась включением в глобальные процессы. Россия пошла по пути формирования рыночной экономики. Но что можно сказать об итогах?

Исчез дефицит каких-либо товаров широкого потребления. Страна открылась миру. В магазинах продается продукция из множества стран. Многие отрасли народного хозяйства просто умерли, что с позиции потребителя можно только приветствовать. Сегодня нас окружают нормальные автомобили самых разных классов, фирм и моделей. Нормальная бытовая электроника, нормальная элегантная одежда (люди старшего поколения помнят строчки Мандельштама: «Я человек эпохи Москвошвея/Смотрите, как на мне топорщится пиджак»).  Смерть колхозно-совхозной системы наконец позволила решить главную проблему сельского хозяйства – производство зерна. Если Советский Союз с 1963 года в больших объемах закупал зерно, то начиная с 2000-х годов Россия уверенно его экспортирует.[3] 

 В другие отрасли, к примеру, в производство сельхозтехники, пришли иностранные фирмы, которые работают наряду с отечественными. Сегодня бизнес может закупать иностранное оборудование. Российские предприниматели вписаны в общемировой контекст, что сказывается на кругозоре и мышлении. Однако можем ли мы сказать, что Россия перешла от экстенсивного к интенсивному пути развития? При всех переменах качественные сдвиги минимальны.

  
Россия уверенно экспортирует энергоносители, лес,  зерно, товары первого передела, оружие для стран третьего мира. В других сферах масштабы экспорта скромнее. Растет экспорт сельхозтехники. Автаркия сменилась на версию рыночной экономики, и страна сместилась на периферию экономики мировой. В некотором отношении она вернулась к ситуации до 1914 года. Из чего можно сделать вывод о том, что это для нее — органичное состояние.

Население России составляет около 2,0% о общемирового. Вклад России в общемировую экономику достиг 3,2%. По ВВП на душу населения Россия на 2017 год занимает 48-е место. Доля госсектора в экономике России, по разным оценкам, составляет до 70%. Вот как оценивает эти процессы Александр Аликин: «Произошедшее в последние годы огосударствление частного сектора приводит к снижению производительности труда, сокращению показателей рентабельности и росту долговой нагрузки предприятий, считают специалисты. Кроме того, излишнее присутствие власти в бизнесе разрушает принципы равенства компаний перед государством, а рыночная конкуренция замещается административным ресурсом и лоббистскими возможностями. Эти проблемы приводят к сложностям в развитии экономики и являются одной из причин отставания России от других стран».[4]

В позднем СССР технологическое отставание от лидеров мирового развития составляло лет 30. Есть ощущение, что эта дистанция сохраняется. Что мы можем вспомнить из разработок постсоветской эпохи. Гражданское авиастроение: «Сухой Супер Джет 100» — первый и единственный гражданский самолет, разработанный после распада Советского Союза. История эксплуатации этого самолета сложная. Похоже на то, что машина недоработана.

  
Каков же вывод? Существует проблема качественного сдвига социокультурного целого, который позволил бы   России перейти порог, разделяющий имманентно экстенсивные и интенсивные общества. А это требует глубоких трансформаций сознания и нашей культуры.